Расстрелы дезертиров, паникеров и трусов «заставили» последних искать другие формы уклонения от службы. Частым это был подлог документов, который заключался в представлении чужого документа вместо своего, в подделке подлинного документа или в изготовлении поддельного, имевшего внешнее сходство с настоящим. Аналогичный результат достигался сообщением заведомо ложных сведений, в силу чего могло последовать полное или временное освобождение от несения службы. Некоторые военнослужащие уклонялись путем симуляции, выражавшейся в заявлении о мнимой болезни, физических дефектах или психических расстройствах и в искусственном ухудшении или обострении действительно существующей болезни: курили чай и хмель, впрыскивали керосин под кожу и др.
Под причинением себе какого-либо телесного повреждения понимались всевозможные виды расстройства здоровья или увечья, повлекшие за собой постоянное или временное освобождение от воинской службы. Был выявлен и такой вид членовредительства: при ураганном пулеметном огне противника красноармеец сам зарывался в землю, поднимал руку и держал пока ее не прострелят. Некоторые военнослужащие «изобрели» и такой способ: во время артиллерийского налета, под грохот разрывов снарядов бросали в какой-нибудь деревянный сарайчик ручную гранату, а затем из его стен выковыривали ее осколки, после этого из автоматного патрона вынимали и выбрасывали пулю, отсыпали половину пороха и вместо пули вставляли подходящего размера осколок. А дальше – дело техники. В очередной артналет из этого автомата выстреливали в какое-нибудь мягкое место и получали «легкое ранение», а значит, направление с переднего края в госпиталь[703].
В Красной армии появились так называемые леворучники и праворучники. К.К. Рокоссовский писал: «К великому прискорбью, о чем я не имею права умалчивать, встречалось немало фактов проявления военнослужащими трусости, паникерства, дезертирства и членовредительства с целью уклониться от боя. Вначале появились так называемые леворучники, простреливавшие себе ладонь левой руки или отстреливавшие себе ладонь левой руки, или отстреливавшие на ней несколько пальцев. Когда на это обратили внимание, то стали появляться праворучники, проделывавшие то же самое, но уже с правой рукой. Случалось членовредительство по сговору: двое взаимно простреливали друг другу руки»[704].
Сотрудники ОО НКВД Северо-Западного фронта главной причиной дезертирства и измены Родине считали «нежелание служить в Красной армии из-за трусости»[705]. На наш взгляд, это все же не причина, а следствие. Ближе к истине В.В. Блинова и Р.Р. Хисамутдинова, которые в первую очередь отмечают, что данные преступления связаны с личными моральными, психологическими и боевыми качествами отдельных военнослужащих, их неподготовленностью к преодолению тягот воинской службы[706].
Безусловно, в первые недели войны дезертирству во многом способствовали потеря управления войсками, паника в ряде частей Красной армии, на распространение которой среди личного состава влияли и отсутствие связи между частями и со штабами армий и фронтов, организованной разведки, и поэтому противник зачастую появлялся неожиданно. Из-за отсутствия централизованного управления не было налажено взаимодействие между частями и соединениями, которые действовали самостоятельно, в большинстве случаев не зная задачи своих соседей. Некоторые командующие фронтами проявляли нерешительность, растерянность, директивы командирам корпусов и дивизий не контролировались. Поэтому и не могли знать, что, когда и кем делается.
На настроение красноармейцев и командиров оказывали негативное влияние отступление советских войск и временная оккупация частями вермахта ряда местностей СССР. Видя перед собой, рядом с собой и за своей спиной немецкую военную технику, быстро перемещавшиеся на машинах немецкие войска, оказавшиеся в окружении, без связи со своими начальниками, соседями, базами снабжения, тыловыми госпиталями, красноармейцы и командиры теряли ориентацию и утрачивали боевой дух[707].
При рассмотрении причин дезертирства и измены Родине в Красной армии нельзя не учитывать мощную нацистскую пропаганду и агитацию на передней линии фронта. Возможность «изменнических попыток» обусловливалась близостью линии обороны противника, особо тяжелыми условиями, в которых оказывалась та или иная часть, прибытием на передовую неизученного, «политически засоренного пополнения».
В плен можно было сдаться и без пропуска: достаточно было поднять обе руки и крикнуть: «Сталин капут!» или «Штыки в землю!». На Карельском фронте против 27, 54, 88 и 104-й сд противник использовал в этих целях листовки и выставленные на передней линии радиорупоры, в результате в ряде подразделений имели место случаи перехода красноармейцев на сторону противника[708].
Зачастую нацисты шли на прямые провокации. После того, как сын Сталина Яков попал в плен, пропагандисты команды Геббельса выпустили новую листовку: «Солдаты Красной армии. Следуйте примеру сына Сталина. Он сдался и находится в плену. Он жив и хорошо себя чувствует. Почему вы хотите умереть, когда даже сын вашего вождя сдался и является нашим военнопленным? Мир вашей измученной Родине! Воткните штык в землю!»
В ряде книг авторы пишут, что Берлин издал секретный приказ обменять сына Сталина на Паулюса. Сталин, в соответствии с общепринятой трактовкой, с презрением отказался, заявив: «Солдат на маршалов не меняют». Но, как утверждает сын Якова Евгений, это не так. Он признает, что предложение об обмене было сделано Берлином и было отклонено. Но, по его словам, Сталин возразил иначе: «А что скажут все остальные отцы?»[709].
Для введения в заблуждение населения немцы выдавали пропуска в советские города, якобы уже захваченные их армией. Особисты в августе 1941 г. задержали несколько человек, возвращавшихся из плена, имевших пропуска в гг. Гомель, Харьков, Москву, Ленинград, Киев, другие города.
Некоторые красноармейцы и командиры поверили обещаниям хорошего обращения со сдавшимися в плен врагу. Но надежда на гуманное обращение с ними не оправдалась. Участь красноармейцев и командиров, захваченных фашистами, была крайне трагичной. Вопреки общепризнанным нормам международного права, всем конвенциям и договорам, касавшимся обращения с военнопленными, они были обречены на голод и лишения, на истребление за колючей проволокой концентрационных лагерей. Огромное число попавших в плен уничтожалось по политическим мотивам и расистским законам. Их использовали в качестве «живого щита» в боевых операциях, для разминирования минных полей, они служили лабораторным материалом для преступных «медицинских экспериментов». Не счесть умерших от голода и болезней, забитых до смерти и расстрелянных на дорогах только потому, что, обессилев, они не в состоянии были двигаться. По данным последнего времени, через ужас гитлеровских концлагерей прошло 18 миллионов советских граждан, и только в лагерях, размещавшихся на оккупированной советской территории, эсэсовцы уничтожили около 4 миллионов человек. Такое отношение к советским военнопленным не было следствием лишь произвола местных военных властей. Это была государственная политика. Варварское обращение с нашими людьми, проявленная при этом жестокость в полной мере отвечали духу программы «колонизации» Советского Союза, открыто провозглашенной нацистской верхушкой. Вот совершенно секретная директива Гитлера «Об обращении с захваченными в плен советскими политическими и военными работниками» от 12 мая 1941 г.: «Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться самое позднее в транзитных лагерях»[710]. Но уничтожались не только комиссары, а и миллионы рядовых бойцов. Из более чем 3,5 млн попавших во вражеский плен с 22 июня по 31 декабря 1941 г. к февралю 1942 г. осталось в живых лишь 1,5 млн. Остальные были расстреляны или погибли в немецких лагерях от голода и болезней[711]. На полях докладной записки адмирала Канариса, в которой шла речь об уничтожении советских военнопленных, Кейтель написал: «Тут говорится об уничтожении целого мировоззрения, между тем я одобряю эти меры и покрываю их»[712].
В документах особых отделов отмечались недостатки, способствовавшие распространению дезертирства: нарушение режима военного времени на транспорте и в населенных пунктах прифронтовой полосы, «медлительность введения в действие» приказов командующего фронтом, «самоустранение» гарнизонов тыловых частей от несения заградительной службы, беспорядочное движение по дорогам команд и групп военнослужащих, беспечность в хранении различного рода документов, бланков и печатей[713]. Партийные органы указывали еще и на плохой учет, в результате не было списков бойцов, командиры не знали своих подчиненных по фамилиям, не велось систематического наблюдения за подчиненными мл. начальствующего состава, серьезные недостатки имели место в воспитательной работе. Военная контрразведка указывала на недостатки в работе командного состава, провоцировавшие возникновение изменнических настроений. Измена Родине, дезертирство, пораженческие настроения, антисоветские высказывания и аморальные поступки как раз имели место в тех частях, где слабо была поставлена политическая работа, а отдельные командиры и политработники бездельничали, пьянствовали, занимались карточной игрой и скрывали факты нарушений дисциплины военнослужащими. Политическая работа среди частей передовой линии фронта велась плохо, газеты поступали редко и в малом количестве, политсостав проводил недостаточно бесед с бойцами. Например, политрук артиллерийского полка Акшеев в течение полутора меся