Центральный аппарат военной контрразведки НКО, НКГБ и НКВД работал в напряженном режиме, направляя на места сотни телеграмм, распоряжений, циркуляров и приказов, стараясь придать эвакуации организованный характер, потому что паника отрицательно влияла на ход военных действий.
При эвакуации основное внимание было обращено на перебазирование промышленного потенциала из районов, которым угрожала опасность захвата немецкой армией. При этом большие трудности возникли прежде всего из-за того, что эта задача решалась почти одновременно во многих областях. По мере продвижения вражеских войск начался массовый вывоз промышленности из Прибалтики, Белоруссии, Северо-Западного промышленного района, с Украины, из Молдавии, Крыма, Центрально-промышленного района. Одновременно с перебазированием промышленности проходила эвакуация имущества колхозов, совхозов, МТС, вывоз в глубокий тыл научных, культурных учреждений и ценностей, детских домов, школ ФЗО, ремесленных и железнодорожных училищ.
27 июня ЦК ВКП (б) и СНК СССР приняли Постановление «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества», дополненный затем директивой ГКО[747]. В первые месяцы войны эвакуация велась часто под вражескими бомбардировками и артиллерийскими обстрелами. Особенно трудно она проходила в приграничных районах, откуда из-за быстрого продвижения вермахта не удалось вывезти значительную часть материальных ценностей, не были эвакуированы многие промышленные предприятия и стратегические запасы сырья.
7 августа 1941 г. ГКО и Совет по эвакуации обязал наркоматы приступить к немедленному вывозу предприятий, расположенных на Правобережной Украине. Но при решении этой задачи встречались значительные трудности прежде всего из-за отсутствия необходимого количества вагонов и не только на Украине. Эвакуационные перевозки потребовали 1,5 млн вагонов. Это была передислокация огромной индустриальной базы на тысячи километров нередко в необжитые места. Ведь вывозу подлежало не только оборудование предприятий, но и значительные продовольственные резервы. 9 ноября 1941 г. Абакумов сообщил замнаркома обороны, нач. тыла Красной армии А.В. Хрулеву о том, что по данным ОО НКВД Орловского военного округа для вывоза продовольственных складов округа в глубинные пункты требуется 435 вагонов. В Воронеже остаются невывезенными 100 вагонов сахара, 20 мешков ячного порошка, 30 вагонов бекона, 30 вагонов сливочного масла, 563 тысячи банок консервов и 11 тонн хозяйственного мыла[748]. Что же касается сложившегося положения на Украине, то по сообщению НКВД Украины зам. наркома внутренних дел СССР Кобулову о трудностях при эвакуации и выводу из строя промышленных предприятий в Ворошиловоградской области: «Только по 26 предприятиям оставалось не вывезено 2350 единиц оборудования, 1212 тонн цветного металла, 5686 тонн спецстали, 46 648 тонн черного металла и 40 796 тонн разного материала. Для проведения полной эвакуации оборудования, материала, незавершенной погрузка и квалифицированных рабочих с их семьями основных предприятий, необходимо было 21 511 вагонов, однако НКПС на 25 ноября предоставил только 7149 вагонов (33,2 %). Из Харькова из-за отсутствия вагонов не было вывезено 100 тыс. тонн черного металла[749].
Местные органы власти и наркоматы обращались с просьбами к чекистам для получения конкретной помощи. Так, 24 августа 1941 г. А.П. Завенягин просил зам. наркома внутренних дел Украины Т.А. Строкача «оказать всемерную помощь установления особого наблюдения окончательном демонтаже, отгрузке двух котлов Киевской ГРЭС для Актюбинского комбината НКВД». О положении в некоторых областях Украины и в г. Харькове в организации эвакуации, ПВО и оперативных мероприятиях И. Серов сообщил Л. Берия[750].
На Украину были направлены уполномоченные Совета по эвакуации и представители наркоматов, потому что именно здесь возникли значительные сложности из-за панических настроений руководителей советских и партийных органов. Оставляя население на произвол судьбы, они бежали задолго до отхода частей Красной армии вместо того, чтобы заниматься людьми и вывозом государственных материальных ценностей. Самим фактом бегства они усиливали панику среди населения. В ряде областей из отделений госбанка и связи не были вывезли ценности и деньги, а в одном из районных отделов милиции обнаружено без охраны около 100 винтовок.
По информации органов военной контрразведки, в ночь с 22 на 23 июня 1941 г. бежало все партийное и советское руководство Белостокской области, оставив город без управления. Этим воспользовались враждебные элементы. Они освободили из тюрем более 3 тыс. арестованных, которые начали грабежи, погромы, открыли стрельбу по проходившим подразделениям Красной армии. 28 июня 1941 г. Сергиенко в телеграмме наркому Л. Берии доложил об информации зам. нач. НКВД Каменец-Подольской области о дезертирстве ряда советских партработников области[751]. В докладе нач. Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлова от 6 июля 1941 г. отмечалось, что: «…в отдельных районах партийные и советские организации проявляют исключительную растерянность и панику. Отдельные руководители районов уехали вместе со своими семьями задолго до эвакуации районов. Руководящие работники Гродненского, Новгород-Волынского, Коростенского, Тарнопольского районов в панике бежали задолго до отхода наших частей, причем вместо того, чтобы вывезти государственные материальные ценности, вывозили имеющимися в их распоряжении транспортом личные вещи»[752].
Несмотря на то, что линия фронта находилась на значительном расстоянии, руководство городов Львова, Ровно, Бердичева и Шепетовки также бежало в тыл, а потом было вынуждено вернуться обратно. Их действия служили поводом к бегству районных и сельских руководителей.
9 июля 1941 г. член Военного совета Юго-Западного направления, 1-й секретарь ЦК КП(б) У Н.С. Хрущев внес в ЦК ВКП (б) на имя Г.М. Маленкова предложение, суть которого заключалась в том, чтобы немедленно уничтожить все ценное имущество, хлеб и скот в зоне 100–150 км от противника, независимо от состояния фронта. В срочном порядке телеграммой на следующий же день и не от Г.М. Маленкова, а за подписью Председателя ГКО И.В. Сталина был отправлен категорический ответ о недопустимости уничтожения всего имущества в связи с вынужденным отходом частей Красной армии[753]. Хрущеву пояснили, что такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство советской властью, расстроить тыл Красной армии, породить как в армии, так и среди населения пораженческие настроения вместо решимости давать отпор врагу[754].
Однако отметим, что до предложения Н.С. Хрущева был приказ ГКО от 3 июля 1941 г. об уничтожении продуктов на оставляемой Красной армией территории, что означало бы голодную смерть для миллионов человек гражданского населения, Приказ об истреблении всех запасов продовольствия не был (да и не мог быть) дополнен решением о поголовной эвакуаций населения. О какой поголовной эвакуации людей могла бы идти речь, если с оккупированной территории не смогли вывезти даже артиллерийские склады, на которых было потеряно 16 млн артвыстрелов и 8 млн мин[755].
С большим трудом проходила эвакуация Ленинграда. Она началась тогда, когда части вермахта находились еще на дальних подступах к городу. 11 июля 1941 г. ГКО утвердил план первой очереди вывоза промышленных предприятий из города. Во второй половине июля и в августе была демонтирована и эвакуирована часть оборудования по производству танков Кировского, Ижорского и других заводов. 4 октября 1941 г. Сталин предложил Жданову и Кузнецову «вывезти на Восток из Ленинграда станки, прессы, электрооборудование, литейное оборудование, инструмент, приспособление, штампы и инженеров, техников, квалифицированных рабочих завода № 174 для производства танков Т-50 на Восток. Эвакуацию произвести через Ладожское озеро на Волховстрой»[756].
Война имеет свои законы. Они необратимы. Одним из них является уничтожение материальных, как промышленных, так и продовольственных ресурсов, железных дорог и станций, всего подвижного состава, могущих служить врагу. Уничтожению, как правило, подлежало все, что можно было бы использовать для военных нужд. История войн убедительно свидетельствует об этом, хотя бы в Отечественной войне 1812 г., когда наполеоновское войско не только лишилось провианта для себя и лошадей, но и места для расквартирования и всего необходимого для боевых действий. И вряд ли уместной является критика аналогичной политики Советского правительства в начале войны и в дальнейшем, когда угроза оккупации того или иного города становилась очевидной. Оснований для этого было предостаточно. Особо это касалось всего северо-западного направления и, прежде всего, Ленинграда. Правовую основу для уничтожения имущества положило совместное Постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 27 июня 1941 г. «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества». Здесь прямо указывалось: «…3. Все ценное имущество, сырьевые и продовольственные запасы, хлеба на корню, которые, при невозможности вывоза и оставленные на месте, могут быть использованы противником, в целях предотвращения этого использования, – распоряжением Военных советов фронтов должны быть немедленно приведены в полную негодность, т. е. должны быть разрушены, уничтожены и сожжены»[757]