.Поэтому в Харькове все оставленное на заводах и фабриках оборудование, незавершенная продукция, сырье и материальные ценности были уничтожены путем взрывов и механической порчи 18–20 сентября 1941 г. во время отхода частей Красной армии из города. 14 ноября 1941 г. Савченко сообщил Берии и Серову: «По состоянию 11 ноября уничтожены путем взрыва следующие объекты Донбасса: 56 водохранилищ, 20 резервуаров, 76 скважин, 84 насосных станций, 5 фильтровальных станции, 4 водонапорные башни, один шурф»[758].
Для Ленинграда, оказавшегося в блокаде уже в начале сентября 1941 г., возможность прорыва противника в город была реальной, и вполне понятно встал вопрос о том, чтобы: во-первых, не допустить захвата врагом кораблей Балтийского флота; во-вторых, не дать врагу использовать цеха и оборудование ленинградских заводов, и в-третьих, с разрушением их, создать препятствия для продвижения танков и усложнить действия врага в уличных боях. В связи с этим был разработан план мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск, который в сентябре был утвержден Военным советом фронта. Объекты, подлежавшие уничтожению, устанавливала тройка в составе: первого секретаря РК ВКП (б), нач. РО НКВД и представителя инженерных войск Красной армии[759]. И.В. Сталин, хотя и требовал удерживать город, но, по свидетельству Г.К. Жукова, не верил в эту возможность, считая, что, «видимо, пройдет еще несколько дней, и Ленинград придется считать потерянным». Неслучайно 13 сентября Военному совету Ленинградского фронта была направлена директива № 001931 Ставки ВГК об утверждении плана «мероприятий по уничтожению флота на случай вынужденного отвода из Ленинграда». Причем ответственность на подачу сигнала к выполнению плана была возложена на командующего фронтом[760]. План был подготовлен в наркомате ВМФ, директива подписана нач. Генштаба и наркомом ВМФ, а сигнал топить корабли должен был подать Г.К. Жуков. Но до этого не дошло. Из-за стремительного наступления немецкой армии в Прибалтике с ее территории не были эвакуированы промышленные предприятия и не вывезены стратегические запасы сырья. Из многих отделений госбанка и связи западных областей не были вывезены ценности и деньги, но удалось вывезти 120 тыс. человек[761].
В различных районах Украины, Белоруссии и Прибалтики ввиду беспечности и неорганизованности происходило преждевременное уничтожение имущества. Так, в г. Проскурове Каменец-Подольской области Украинской ССР после панического отъезда руководителей преждевременно была взорвана электростанция и разрушен водопровод, вследствие чего отошедшие в город части Красной армии оказались без воды и электроэнергии. 6 июля 1941 г. генерал-лейтенант штаба Северо-Западного фронта Сафонов без санкции Военного совета в Пскове сжег запас авиабензина, в то время как Псков находился в наших руках, а противник от Пскова – в 60–70 км. Была возможность вывезти в тыл военное имущество, но все части 8-й, 27-й и 12-й армий отступали неорганизованно и в беспорядке на новые рубежи обороны, бросая оружие, пулеметы, боеприпасы и являлись на эти рубежи фактически без боеприпасов и нужного вооружения и не в состоянии были организовать сопротивление противнику[762].
Отступавшие на Восток части Красной армии оставляли врагу военное имущество, которое не удалось ни уничтожить, ни эвакуировать. Только на Северо-Западном фронте, по данным нач. артиллерии фронта, было потеряно и оставлено на окружных военных складах № 258, 259, 260, 618, 978 и 979: винтовок разных систем – 159 423 шт., пистолет-пулеметов системы Дегтярева – 8904 шт., пулеметов разных систем – 8513 шт., минометов разных калибров – 1634 шт.; потери АБТ вооружения составили: 1103 танка, 106 бронемашин, 581 трактор, 2436 грузовых автомашин и др.[763]. Все это сказывалось на боеспособности Красной армии. При подведении итогов боев за 22 июня 1941 г. Военный совет Западного фронта в телеграмме Военным советам армий и командирам соединений отметил, что «об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают думать только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, раненые с поля боя не эвакуируются, отдых бойцам и командирам не организован, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу»[764]. Оставляли врагу и своих раненых бойцов, как это было 28 июня 1941 г. После подхода пехотных частей немцы прорвали линию Минского укрепрайона одновременно на севере и на юге. Около 4 часов вечера 20-я танковая дивизия группы Гота ворвалась в столицу Белоруссии. Разбитые советские войска торопливо оставили город: второпях никто из военного руководства не подумал о машинах для эвакуации окружного госпиталя, и все тяжелораненые были оставлены врагу[765].
Причин оставления имущества советским органами власти и частями Красной армии было много, одна из которых – следствие того, что оборона городов и крупных промышленных поселков советскими войсками не была организована и проходила крайне слабо, а в ряде случаев совершенно отсутствовала. Так, на Южном фронте г. Мариуполь был сдан без боя. Неожиданно для всех, прорвав линию обороны, в город вошло несколько танков под красными флагами. Власти города о прорыве противника не были оповещены и приняли танки за свои. Пройдя беспрепятственно по улицам и заняв наиболее удобные огневые точки, немецкие танки открыли огонь по мирному населению, заводам и учреждениям. Аналогичным образом были захвачены Ново-Московск, Осипенко, Днепропетровск, Нижне-Днепровск и другие города. И в г. Орел части вермахта вошли также неожиданно, когда население ничего об этом не знало[766].
Наряду с эвакуацией населения и предприятий важнейшей задачей сотрудников ОО НКВД было оказание помощи партийным и советским органам в эвакуации служебной документации и архивов, принятию мер к уничтожению информации, которая могла бы послужить противнику при ведении прежде всего розыскной работы. Следует иметь в виду, что накануне войны, с момента включения архивных учреждений страны в структуру НКВД, областные государственные архивы стали подчиняться архивному отделу УНКВД областей[767]. 5 июля 1941 г. СНК СССР и ЦК ВКП (б) приняли Постановление «Об эвакуации архивов», которым предусматривался вывоз документов и материалов архивов в Уфу, Чкалов, Саратов и другие тыловые города. СНК разрешил эвакуировать важнейшие материалы государственного архивного фонда СССР, хранящиеся в архивах Москвы и Ленинграда в Чкалов и Саратов. Обеспечение надлежащей охраны в пути следования было поручено НКВД СССР и персонально В.С. Абакумову[768]. В Уфу решили эвакуировать архивы СНК СССР, бывшего Комитета обороны, ЦК ВКП (б), ЦК ВЛКСМ, КПК ВКП (б), ИККИ, ИМЭЛ, наркомата безопасности – «эвакуацию произвести вместе с несгораемыми шкафами, в которых хранятся архивные документы»[769]. Но с началом военных действий на территории СССР эвакуация архивов уже происходила из его западных областей. 22 июля 1941 г. только в Сталинград поступили первые документы архивов Молдавии и Украины[770].
Следует иметь в виду, что эвакуация многих местных архивов проходила в очень сложных условиях, и, тем не менее, благодаря организованности и самоотверженности сотрудников архивов и партийного аппарата без потерь (или без существенных потерь) перенесли эвакуацию 1941 г. Воронежский. Карело-Финский, Ленинградский, Мурманский, Орловский, Курский и другие партийные архивы, а в 1942 г. – Дагестанский, Калмыцкий, Краснодарский и другие. Но некоторые вынуждены были полностью или частично уничтожить свои документы из-за невозможности вывоза. Калининский партархив смог отправить в эвакуацию только три вагона с документами из семи предоставленных. Более половины архива оставалось с 16 октября по 16 декабря 1941 г. в захваченном фашистами городе, и многие документы оказались утраченными, хотя в руки противника они не попали.
Перед тем, как наши войска оставили Киев, был уничтожен архив обкома компартии Украины. В августе 1941 г. сотрудники архива, не получив вагоны (железнодорожное сообщение было уже прервано), сожгли документы. Сохранились только протоколы заседаний обкома за несколько предвоенных лет. Перед погрузкой в вагоны пришлось уничтожить многие ценные документы Харьковского партийного архива и даже Центрального партийного архива ЦК КП(б) У. По данным на август 1944 г. (после освобождения Украины), объем Харьковского архива по сравнению с январем 1941 г. уменьшился в 10 раз. Значительное опоздание с организацией эвакуации своих архивов прослеживается в деятельности московских партийных органов и партийного аппарата. Подготовка и эвакуация были спешно проведены лишь в критические дни обороны Москвы середины октября 1941 г., более половины архивных материалов было уничтожено[771].
Крайне драматичной оказалась судьба многих текущих архивов районного и городского звена. Десятки райкомов и горкомов партии и комсомола, партийные органы областного и краевого уровня с приближением противника принимали вынужденные решения об уничтожении своих текущих архивов. Следует заметить, что именно текущие архивы партийных органов имели в своем составе много документов, содержавших государственную и военную тайну, касающихся оборонной промышленности, мобилизационных мероприятий, деятельности спецслужб, секретную и конфиденциальную переписку, целые комплексы личных дел руководящих работников, учетных документов на каждого члена партии и т. п. Последние в руках противника представляли огромную опасность для жизни многих людей, оказавшихся в оккупации. Сохранились лишь немногие официальные акты, перечни, справки, свидетельствующие о составе уничтоженных текущих партийных архивов. Вероятно, подавляющее большинство из них было уничтожено в критический момент без каких-либо оправдательных или регистрирующих документов