[772]. Случалось, не успевали вывезти или уничтожить документы и архивы, которые для германских спецслужб представляли особый интерес. Ряд таких фактов зафиксирован в донесениях с мест. Так, в Коростенском районе был оставлен архив райкома КП(б) и разные дела районных организаций. В г. Кромы Орловской области немцы захватили оставленные в райисполкоме документы и фотографии коммунистов. В некоторых оккупированных районов Тульской области часть материалов учреждений, организаций, предприятий и даже архивы РО УНКВД попали в руки врага[773]. Это свидетельствовало о том, что директива НКГБ СССР «О задачах органов госбезопасности в условиях военного времени» № 136 от 24 июня 1941 г. в полном объеме не выполнялась. Согласно этому документу все архивные и другие секретные материалы, которые не были необходимы для текущей оперативной работы, следовало под надежной охраной отправить в тыловые органы госбезопасности, эта работа своевременно не была организована.
Многие факты говорят о драматических обстоятельствах, в которых принимались решения об уничтожении документов и дел: «…ввиду создавшегося критического положения мост и все переправы через реку Дон в районе г. Коротяк были взорваны, и переправиться не было никакой возможности»; «при угрожаемом положении во время выхода из г. Старого Оскола и окружении немецкими автоматчиками». В Смоленске лишь небольшая часть партархива была вывезена, основные фонды остались в городе и попали в руки гитлеровцев. А затем оказались в США. По ряду обстоятельств до ухода из Смоленска Красной армии уничтожить архив не удалось.
С эвакуацией архивов спецслужб дело обстояло все же лучше. Условия войны диктовали учетно-архивным подразделениям немедленное решение задач по эвакуации, а в случае угрожающего положения – уничтожение учетов и архивов, в которых содержалась важнейшая информация, обеспечивавшая ведение оперативно-розыскной и следственной работы советских спецслужб. 22 июня 1941 г. пограничникам было предложено совершенно секретную и секретную переписку, особенно пятых отделений, эвакуировать, при явной опасности уничтожить. 28 июня 1941 г. в Ленинграде для сохранения оперативных архивов от возможных бомбардировок шифротелеграммой нач. 3-го Управления ВМФ СССР бригадкомиссара Петрова УНКГБ г. Ленинграда и нач. 3-го отдела Лениградского гарнизона Сервианову было приказано «привести все в полный порядок, упаковать ящики, связаться с УНКГБ и действовать по их указаниям»[774].
В большинстве случаев эвакуация происходила так, как в г. Остров Ленинградской области: 4 июля 1941 г. в связи с приближением войск противника руководство советских и партийных органов эвакуировалось из города, последними его покинули сотрудники Островского межрайонного отдела НКГБ. При этом часть оперативных документов была вывезена при эвакуации, остальные уничтожены путем сожжения[775].
С началом военных действий руководством НКВД и НКГБ СССР были приняты неотложные меры по эвакуации оперативных архивов, прежде всего из западных областей. Оперативная картотека 1-х агентурных отделов НКВД-УНКВД была своевременно эвакуирована из занятых противником областей и развернула свою работу в глубоком тылу: оперативно-справочные картотеки 1-го Спецотдела НКВД-УНКВД Украинской ССР и всех УНКВД Украины за исключением Харьковской области, НКВД Крымской АССР и Молдавской ССР разместились в Актюбинске; УНКВД Харьковской области – в Тюмени; НКВД Белорусской ССР и все УНКВД Белоруссии, НКВД Литовской, Латвийской и Эстонской ССР, Смоленской и Калининской областей – в Чкаловске; Карело-Финской ССР, УНКВД Ленинградской, Московской, Орловской и Курской областей – в Уфе. Во время обороны Москвы, 6 октября 1941 г., всем нач. оперативных управлений и отделов центрального аппарата НКВД СССР И. Серовым было приказано:
«1. В течение 24-х часов 7 октября с.г. упаковать все материалы действующего оперативного производства и сдать в 1-й спецотдел НКВД СССР для организации их эвакуации.
2. Выделить от каждого управления и отдела в распоряжение 1-го специального отдела НКВД СССР по 3 человека оперативных сотрудников-мужчин для обеспечения сохранности этих материалов в пути следования…».
При этом обращалось внимание на то, чтобы не уничтожались документы, представлявшие оперативную и историческую информацию (личные дела), они должны были быть сохранены и подлежали вывозу и по указанию 1-го спецотдела направлялись на хранение в определенные пункты. По существу сотрудники архивных подразделений органов НКВД сделали все, чтобы важнейшие документы ведомства не исчезли. Нач. Управления регистрации и архивных фондов ФСБ России В.С. Христофоров говорит о том, что существует такой миф: архивно-следственные дела были уничтожены осенью 1941 г., когда немцы наступали на Москву. НКВД, дескать, не мог эвакуировать архивы, не успел. И опасаясь, что Москва будет сдана, чекисты день и ночь уничтожали документы. «Мне самому приходилось слышать «правдивые рассказы», что-де во внутренних дворах НКВД полыхали костры, и пепел от сожженных документов по колено покрыл площадь Дзержинского. Со всей ответственностью могу заявить: ни одно дело не было сожжено. Конечно, что-то жгли – в основном текущее делопроизводство, не представлявшее ни исторической, ни научной ценности. Но все архивные документы, включая и следственные дела, были эвакуированы задолго до того, как немцы дошли до Москвы, еще в июле 1941 г. И занималось эвакуацией как раз наше подразделение. Архивные материалы эвакуировали в Куйбышев, Свердловск и Уфу. В 1944 г. все это вернулось в Москву на Лубянку в целости и сохранности». Хорошо известно, что большинство документов помечено грифом секретности и в них хранится немало подробностей о подвигах военных контрразведчиков. В последние годы благодаря усилиям сотрудников УРАФ ФСБ России немало сделано для того, чтобы они стали достоянием общественности.
Вместе с вывозом материальных ценностей и документов, представлявших интерес для немецких спецслужб, проводилась значительная работа по эвакуации населения из прифронтовой полосы. Это было решение важнейшей военно-политической задачей. Она предусматривала не только спасение населения от гибели или захвата в плен, но и способствовала привлечению трудоспособного населения к производству народно-хозяйственной и оборонной продукции. А эвакуация детей – это являлось сохранением генофонда нации. Следовательно, проведение эвакуации служило интересам национальной безопасности, и важно было ее провести не только масштабно, но и организованно. От успешного ее осуществления в огромной степени зависели ход и исход вооруженной борьбы и судьбы страны в будущем.
27 июня ЦК ВКП (б) и СНК СССР приняли Постановление «Об эвакуации населения, промышленных объектов и материальных ценностей из прифронтовой полосы»[776]. Накануне, 26 июня 1941 г., председателем СНК РСФСР И.С. Хохловым было отдано распоряжение президиумам АССР, председателям областных исполкомов, зав. областных торговых отделов, наркомату торговли об обслуживании эвакуируемого населения из прифронтовой полосы по пути следования и о возложении на железнодорожные буфеты, торговое питание НКПС и областные торговые отделы «обеспечения продовольствием и создание для этой цели запасов продуктов».
5 июля 1941 г. СНК СССР принял специальное постановление «О порядке эвакуации населения в военное время», которым уточнялись некоторые позиции для организации эвакуации. Но что такое 5 июля 1941 г.? Почти две недели непрерывных боев и отступления, когда части вермахта на некоторых участках фронта уже были в сотнях километров от государственной границы и миллионы советских людей оказались на захваченной противником территории. И это случилось потому, что никто из политического руководства страны не предполагал такого развития событий. В большинстве городов и населенных пунктов даже не было планов эвакуации населения. А зачем планы, если завтра война, и противник тройным ударом будет разбит на чужой территории. По существу, только с 5 июля началась более организованная эвакуация населения. А до этого данную проблему в основном решали территориальные советские, партийные органы и военное командование. Из районов военных действий население эвакуировалось, как правило, по указаниям командиров частей и соединений РККА, а из прифронтовой полосы и угрожаемых районов – местными властями с разрешения Совета по эвакуации. Учет всех эвакуированных проводился в специально созданных бюро справок. Отделы при СНК республик, краевых и областных исполкомах организовывали эвакопункты. Каждый пункт был рассчитан на одновременный прием не менее одного эшелона (1800–2000 человек). К 22 августа 1941 г. на крупных железнодорожных узлах и пристанях, в больших городах действовало 128 эвакопунктов. Осенью 1941 г. при Совете по эвакуации создано специальное управление по эвакуации населения во главе с зам. председателя СНК РСФСР К.Д. Памфиловым, его уполномоченные имелись во всех основных районах размещения эвакуированных.
При проведении эвакуации самыми сложными были первые недели войны, когда большинству населения следовало рассчитывать только на себя. Е.А. Долматовский вспоминал об отступлении 58-й сд, когда бойцы снимали пулеметы с тачанок, несли их на плечах, чтобы больше выкроить мест для детей и старух, покидавших Львов и Тарнополь и отходивших по военным дорогам[777]. И в этой трагической обстановке многие советские люди вели себя героически. Так, благодаря расторопности военного врача 3-го ранга С.С. Данилова буквально за несколько минут до частей вермахта в г. Орел был эвакуирован эшелон с тяжело раненными красноармейцами и командирами[778]