. При активной помощи контрразведчиков в сложных условиях начала войны удалось эвакуировать 120 тыс. человек из Прибалтийских республик, 300 тыс. – из Молдавии, более 1 млн – из Белоруссии, 3,5 млн – из Украины, 1,7 млн – из Ленинграда, 2 млн – из Москвы. Первыми эшелонами, покинувшими Ригу, Таллин, Минск, Киев и другие города прифронтовой зоны, были эшелоны с детьми.
О том, как трудились сотрудники органов НКВД при проведении эвакуации, можно судить по отделам эвакуации транспортного отдела Ленинградского УНКГБ (с 20 июля 1941 г. – УНКВД) и дорожного отдела милиции, которые опирались на общественность. При угрозе окружения Ленинграда массовая эвакуация жителей, особенно неработающих, была необходимой мерой для укрепления обороноспособности города. До начала блокады из Ленинграда успели вывезти 636 203 человека, в том числе 488 703 коренных ленинградцев и 147 500 беженцев из Прибалтики, Карелии и Ленинградской области. В кольце блокады продолжали оставаться (включая призванных в армию и на флот, вступивших в части народного ополчения) 2 469 400 ленинградцев (из 3190 тыс. проживавших перед войной)[779]. При помощи военных контрразведчиков только за первое полугодие 1941 г. при эвакуации населения Прибалтийских республик, следовавшего эшелонами через Ленинград, были перевезены 85 088 человек. В город прибывали также беженцы из Белоруссии, Псковской и Новгородской областей. Именно эти эшелоны, отправленные из республик, в которых недавно установилась советская власть, были самыми сложными для чекистской проверки. На 15 июля 1941 г. за 16 дней из Ленинграда было эвакуировано 349 092 человека, в том числе 276 678 детей. За 30 дней (до 29 июля1941 г.) из города вывезено 555 754 человек, в том числе 321 712 детей[780].
При эвакуации в несколько лучшем положении были творческие работники. Большинство писателей, поэтов, народных артистов, видных режиссеров были своевременно вывезены в глубокий тыл. Будучи не на фронте, а в тылу, некоторые из них выражали недовольство условиями, в которых они оказались. Конечно, для этого были причины: размещение в необорудованных помещениях Домов печати и красных уголках Союзов писателей, отсутствие хорошего питания и приготовление пищи в антисанитарных условиях. И даже крупнейшие антифашисты – зарубежные писатели часами простаивали в очереди за супом и кашей. К тому же, среди части эвакуированных были отмечены «проявления паникерства и пораженческие настроения». А в это время миллионы советских людей уже сражались на фронтах, бедствовали в тылу, не ныли, а вносили свой скромный вклад в защиту Родины, тысячи соотечественников умирали на поле боя, писали заявления с просьбой отправить на фронт, погибали семьями под бомбами немецких самолетов. Им некому было жаловаться. А этим «инженерам человеческих душ» не мешало бы отказаться от ожидания, когда о них позаботятся, а прежде всего самим навести элементарный порядок в домах своего проживания. Ведь уже шла война, и не только им, а всем было трудно. Они хотя бы не опасались за свою жизнь. Писателей, поэтов, народных артистов, видных режиссеров, как один из них сказал, «сливки интеллигенции», своевременно вывезли в глубокий тыл, а о большинстве семей военнослужащих и сотрудников госбезопасности не позаботились. В первые дни войны наиболее сложной оказалось решение этой задачи в прифронтовой полосе, особенно на территории западных областей Украины, Белоруссии и в Прибалтике. На этот счет тоже не было какого-либо продуманного плана, все, как правило, происходило стихийно.
У населения вызывало недовольство поведение чиновников, руководящих советских, партийных и хозяйственных работников, злоупотреблявших своим служебным положением. Информация о таких фактах поступала не только по линии военной контрразведки, но и от территориальных органов НКВД. Так, нач. управления НКВД по Челябинской области Булкин выяснил, что среди сотрудников эвакуированного в город аппарата Наркомата боеприпасов 13 близких и дальних родственников и просто знакомых привезено неким Зусманом; старший инженер Марголин привез «семью» из 18 человек, собранную из разных городов СССР; начальник финансового управления делами Эпштейн привез с собой сестер и жен своих родственников[781]. Один из многоместных самолетов, ПС-84, согласно документам, отправился в спецрейс, а на самом деле перевез в глубь страны жену зам. нач. эксплуатационного управления ГВФ Захарова. Самолет был полностью загружен его вещами. На другой ПС-84 погрузили около 300 кг сахара, бочонок масла, посадили жену нач. отдела ГВФ Гаспаряна с собачкой и тоже отправили «спецрейсом»[782].
НКВД СССР направил председателю Совета по эвакуации Швернику записку, в которой говорилось, что за два месяца войны в ущерб перевозке оборонных грузов на самолетах гражданской авиации отправлено в тыл 460 членов семей работников Аэрофлота и около 15 тонн личных вещей. Например, на самолете ПС-84 из Москвы в Свердловск прилетела семья нач. центральной поликлиники аэропорта. Их багаж весил 905 кг: 2 мешка сахара, мешок крупы, мешок сухарей и т. д.[783].
1 сентября 1941 г. Кобулов обратился с письмом в Комитет эвакуации при СНК СССР к Швернику о недопустимости использования пассажирских самолетов для эвакуации семей сотрудников ГВФ в ущерб перевозкам оборонных грузов[784]. Но в условиях всеобщей неразберихи большинство случав неблаговидного поведения не подверглись обстоятельному расследованию и виновные избежали наказания по законам военного времени.
В особом положении оказалась номенклатура. В трагические дни некоторые органы власти проявляли особую заботу о ее эвакуации. Немало людей могло рассчитывать и на содействие родных и знакомых, занимавших видные посты и имевших прямое отношение к эвакуации. А как быть неноменклатурному рабочему, крестьянину, служащему, их родителям, женам, детям? Они могли рассчитывать на себя и на помощь государства, которое постепенно стало более активно проявлять заботу о людях, оказавшихся в чрезвычайно трудном положении. Факты злоупотреблений служебным положением становились известными населению и служили катализатором негативных проявлений, которые приобретали политическую окраску. Стихийные митинги против таких руководителей, случалось, заканчивались драками, побоями должностных лиц.
С началом военных действий возросла роль органов НКВД и, в частности, военной контрразведки в эвакуации населения и имущества. В довоенных документах решение этой задачи не предусматривалось, она стала актуальной с первых дней войны и потребовала значительного отвлечения сил и средств в ущерб оперативной работе в борьбе с главным противником. 4 июля 1941 г. НКВД и НКГБ издали совместную директиву № 239/182 об обслуживании эвакуируемого населения, направленную наркомам госбезопасности и внутренних дел УССР, нач. УНКГБ и УНКВД Ленинградской, Смоленской, Гомельской, Витебской, Калининской, Курской, Орловской и Тульской областей о предотвращении попыток вражеских элементов проникнуть в советский тыл с эшелонами эвакуируемых советских граждан. В директиве отмечалось, что немцы постарались превратить поезда с эвакуируемыми в канал проникновения их агентов и диверсантов в советский тыл. Для недопущения появления в нашем тылу вражеских элементов, диверсантов и шпионов, налаживания тыла и борьбы с дезертирами из Красной армии органам НКВД и НКГБ было приказано:
– связаться с нач. тыла, с уполномоченными СНК СССР по эвакуации, нач. гарнизонов и военными комендантами на железнодорожных, станциях, оказать им в их работе всяческую помощь;
– все распоряжения нач. тыла выполнять безоговорочно, с одновременным сообщением о полученных распоряжениях в НКВД-НКГБ СССР по принадлежности;
– организовать проверку прибывающих эшелонов, изымая всех подозрительных и тщательно проверяя каждого изъятого, при наличии достаточных данных их арестовывать и вести следствие;
– изымать все холодное и огнестрельное оружие;
– обнаруженных бывших заключенных, бежавших из тюрем, арестовывать и направлять в тюрьмы;
– небольшие воинские подразделения и отдельных военнослужащих, прибывших с фронта без соответствующих документов, задерживать, разоружать и передавать военным комендантам или начальникам гарнизонов;
– при обнаружения в эшелонах сотрудников НКВД-НКГБ без соответствующих документов, удостоверяющих их право нахождения в эшелоне, арестовывать, проводить расследование через органы Особой инспекции о причинах ухода из прифронтовой полосы и с санкции НКГБ СССР предавать их суду военного трибунала[785].
20 июля 1941 г. НКГБ СССР своей директивой № 239/8241 приказал нач. органов госбезопасности союзных и автономных республик, нач. УНКВД краев и областей немедленно приступить к оперативно-чекистскому обслуживанию эвакуировавшихся из Москвы наркоматов и ведомств, для обеспечения этой работы на первое время использовать местную агентурно-осведомительную сеть[786].
22 июля 1941 г. зам. нач. УОО НКВД СССР, комиссар ГБ 3-го ранга Мильштейн обратил внимание чекистов на усиление бдительности при формировании и отправлении воинских эшелонов, указав на то, что отмечены случаи, когда на станциях отправления на вагонах указывается станция назначения, что приводит к разглашению направления передвижения войск[787]. Несколько позднее была издана директива зам. наркома ВД СССР Меркулова и нач. 3 УНКВД СССР, ст. майора ГБ Горлинского наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, нач. краев и областей о мерах по организации систематической агентурно-оперативной работы по обследованию эвакуационных и тыловых госпиталей в целях устранения недостатков в деле организации лечения раненых бойцов и командиров Красной армии