На этот раз в штабе «Валли-1», в Варшаве, дело не стали раскручивать. Штайн остался в своем кресле. Петренко отделался легким испугом, отсидев трое суток в «холодной». Козлом отпущения стал Шевченко. Под охраной караула его отправили в Запорожье к начальнику абверкоманды-101 подполковнику Гемприху. Заброска группы Загоруйко в тыл 56-й армии была отложена. Вскоре стало не до нее и не до диверсии в Туапсе.
Весна не принесла радости сотрудникам абвергруппы-102. В апреле части Красной армии снова перешли в наступление. Предгорья и окраины Крымской содрогались от взрывов. Войска Закавказского фронта начали штурм мощной оборонительной «Голубой линии» — системы немецких укреплений на Западном Кавказе, воздвигнутой лучшими инженерами рейха.
Станица потонула в облаках пыли и клубах дыма. Штайну и Райхдихту пришлось начать спешную эвакуацию группы. Серая лента из машин и повозок выползла за ворота и поехала по дороге, ведущей к приморскому городу Темрюку. Там их встретил обер-лейтенант Краузе и передал приказ подполковника Гемприха: следовать дальше к порту Тамань и оттуда переправляться в Керчь.
Дорога к переправе заняла пять часов и лишь поздним вечером группа вышла на берег Керченского пролива.
В порту Темрюка царил хаос. С одних судов выгружали прибывшие из Крыма немецкие и румынские резервные части и маршевые подразделения, боевую технику и различные грузы, на другие спешно грузили раненых. Порт был забит разномастными автомашинами и повозками. Воздух сотрясала режущая слух какофония: ревели моторы танков и автомашин, испуганно ржали лошади, неистово орали офицеры и солдаты, стонали раненые. С неба на землю падал надрывный клекот мощных моторов истребителей, схватившихся в сметрельной схватке…
Искать в этом бедламе коменданта порта, чтобы попросить у него помощи, было бесполезно. И Штайн решил действовать на свой страх и риск. По его команде комендантское отделение, усиленное инструкторами, ринулось на штурм ближайшей баржи. Там тоже царила суматоха. По одному трапу сходили испуганно озиравшиеся по сторонам солдаты румынского стрелкового батальона, по другому уже шла погрузка раненых; над их головами непрерывно сновали судовые стрелы с какими-то тюками, ящиками и сетками с мешками.
Осипший и заросший густой щетиной майор-пехотинец попытался было преградить путь здоровяку Райхдихту и сунул ему под нос бумагу, усыпанную лиловыми печатями. Тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и пошел напролом. На борту баржи возникла короткая и яростная потасовка. Конец ей положили автоматные очереди, просвистевшие над головами румын.
Через час баржа взяла курс на Керчь. Четыре с небольшим километра, разделявшие берега, показались Штайну и его подчиненным дорогой в ад. Русские штурмовики проносились на бреющем полете и раскручивали свою смертельную карусель. Вода вокруг пузырилась от пулеметных очередей и вздымалась чудовищными фонтанами от разрыва авиационных бомб. Пролив был покрыт пятнами мазута и обломками погибших плавсредств.
Баржа получила две пробоин в правом борту, но все же дошла до Керчи и ошвартовалась у причала порта.
Краузе, не раз наезжавший в Керчь из Темрюка для координации разведывательной работы с командиром морской форт-группы корвет-капитаном Роттом, несмотря на кромешную темноту, быстро нашел в хитросплетении узких улочек штаб базы. Здесь группа оставалась несколько дней. В конце недели из Запорожья пришел приказ от Гемприха. Он предписывал Штайну передислоцировать группу в Евпаторию и там приступить к работе.
Тихий приморский городок на западном побережье Крыма не привлекал внимания советской авиации. Здесь царил настоящий немецкий порядок. Штайн со штабом наконец смог заняться своим непосредственным делом. Пока инструктора и агенты-курсанты занимались оборудование учебной базы, Краузе вместе с Самутиным объезжали лагеря военнопленных и занимались вербовкой. Но развернуть работу по-настоящему таки не удалось. Гемпр их распорядился перебазировать группу под Винницу, в местечко Вороновицы.
Украинская провинция встретила ее патриархальной тишиной и покоем. О далекой войне напоминал лишь гул ночных дальних бомбардировщиков, направлявшихся для бомбардировок Курска, Воронежа и Ростова. Сельская школа в Вороновицах, отведенная под центр подготовки диверсантов и агентов-разведчиков, подходила для этих целей как нельзя лучше. Вековые дубы и липы парка надежно укрывали штаб от посторонних глаз. Здание штаба служило одновременно и учебным корпусом. Соседство с батальоном СС отпугивало партизан и местных подпольщиков не только от села, но и от ближайших хуторов. Впервые за последние месяцы Штайн и его подчиненные получили идеальные условия для работы и окунулись в нее с головой.
Меньше чем за неделю Райхдихт, Самутин, Коляда и Петренко подобрали из числа военнопленных, местных полицейских и украинских националистов полный комплект кандидатов в агенты. На этот раз работа не пошла насмарку; контингент оказался весьма перспективным, особые надежды подавали националисты. Они люто ненавидели советскую власть и были готовы живьем перегрызть горло комиссарам и чекистам.
Петр оказался отрезанным от своих. Не нашел он надежного курьера и среди жителей Вороновиц, через которого можно было бы переправить за линию фронта собранные разведывательные материалы. Тем не менее у него не опустились руки. В его голове вызрел новый дерзкий план, как одним махом покончить с осиным гнездом абвера. Он решил его сжечь! Старое здание школы, где размещались штаб и офицерское общежитие, а также деревянные бараки для курсантов должны были, по его расчетам, вспыхнуть как порох. Одному сделать это было не под силу, и тогда Петр привлек к выполнению задуманного уже проверенного на краснодарской акции Матвиенко и Ивана Коваля, к которому присматривался как к еще одному своему помощнику.
Первая же беседа с Ковалем убедила Петра в том, что он в своем выборе не ошибся. Иван с Василием поддержали разработанный им план и начали активно готовиться к его выполнению. Василий, пользуясь своим положением водителя, тайно накапливал запасы бензина, а Петр с Иваном оборудовали для него хранилище. Подходил к концу май. Все было готово. Они ждали только подходящего случая. И он представился. Очередная, на сей раз удачная, заброска группы агентов в советский тыл по уже сложившейся традиции должна была закончиться грандиозной попойкой инструкторов.
Всего несколько часов оставалось до того момента, когда с абвергруппой-102 было бы покончено. Но роковая ошибка Ивана сорвала их план и поставила всех под удар: он проговорился о нем своему другу. Тот оказался осведомителем и немедленно донес Штайну. Ивана с Василием тут же арестовали. Шансов спастись у них не было. На руках у Штайна находились неопровержимые улики — емкости с бензином. Гитлеровцы жестоко пытали Ивана и Василия, но они не выдали Петра.
Оставшись один, разведчик не смирился с потерей товарищей и не спасовал, а продолжил свою опасную работу. Втайне от Самутина изготовил дубликаты фотографий, анкет на агентов и ждал подходящего случая, чтобы переправить материалы советским контрразведчикам.
К началу осени 1943 года положение гитлеровских войск значительно ухудшилось. Под ударами Красной армии они оставили Донбасс. Фронт стремительно откатывался на запад. В двадцатых числах сентября передовые части 13-й и 60-й армий форсировали Днепр и закрепились на правом берегу.
Грозный гул артиллерийской канонады уже был слышен в Вороновицах. Командование абвергруппы-102 сидело на чемоданах и ждало команды на эвакуацию. Петр решил воспользоваться этим, чтобы выйти на связь со своими. Рапорт к руководству группы с просьбой отпустить его на несколько дней повидаться с семьей был удовлетворен. По мнению Штайна, ветеран, за спиной которого была не одна ходка в тыл к красным, своей добросовестной службой заслужил это как никто другой.
25 сентября 1943 года Петр, спрятав под подкладкой плаща материалы на личный состав абвергруппы-102, покинул Вороновицы и двинулся на восток. Спустя сутки он перешел линию фронта на участке 57-го стрелкового корпуса, у села Бряусовка, и оказался в расположении стрелкового батальона. Измотанный боями и бессонницей капитан-пехотинец не стал связываться с загадочным перебежчиком и отправил его к особисту.
Тот встретил Петра с еще большей настороженностью. Его ссылки на начальника отдела военной контрразведки 6-й армии капитана Павла Рязанцева не помогли. Старший оперуполномоченный отдела контрразведки Смерш лейтенант Анатолий Ивонип по-прежнему с недоверием смотрел на него. Петр не стал больше тратить слов и вспорол подкладку плаща.
На стол с тихим шелестом посыпались фотографии в форме бойцов и младших командиров Красной армии, бланки служебных документов с печатями и штампами, на которых бросались в глаза лиловые и фиолетовые свастики с хищными орлами. Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, долго разглядывал, затем обернулся к разведчику и, не стесняясь своего порыва, крепко обнял. Лицо Петра дрогнуло. На глазах навернулись слезы. Он не пытался их скрывать.
Остались позади полтора года постоянного риска и смертельной игры с фашистами. Теперь ему не требовалось таиться, выверять каждое сказанное слово и взвешивать каждый свой шаг. Ушли в прошлом коварные проверки обер-лейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность Самутина и изматывающее душу состояние двойной жизни, когда он сам порой не мог понять, где кончается советский разведчик, а где начинается кадровый сотрудник абвера Петренко. Он был среди своих. Своих!
Петр счастливыми глазами смотрел на Ивонина, и в этот миг ему казалось, что ближе и роднее человека для него нет. А когда схлынули эмоции, он энергичным движением расправил рубашку под ремнем, Ивонин невольно подтянулся, и доложил:
— Старший лейтенант Прядко, оперативный псевдоним Гальченко, после выполнения задания Особого отдела НКВД шестой армии в абвергруппе-102 прибыл!