Машина остановилась у центрального подъезда. Селивановский ступил на мостовую и ощутил в ногах противную дрожь. Собрав волю в кулак, он поднялся в подъезд и вошел в лифт. Кабина поползла верх и замерла на этаже, где располагался кабинет наркома. По малиновой ковровой дорожке, гасившей шум шагов, Селивановский прошел в приемную. Лощеный подполковник стрельнул любопытным взглядом в бунтаря-особиста и кивнул на кресло. Селивановский остался стоять на ногах. В эти последние мгновения перед встречей с Берией в памяти промелькнула вся жизнь.
Провинциальное местечко Хойники Минской губернии. Убогая хибарка семьи конторщика-кондуктора. Тесный класс церковно-приходской школы. Едва научившись читать и писать, Коля шагнул во взрослую жизнь. В 13 лет, и не потому, что рос не по годам крепким парнишкой, а нужда заставила его пойти на работу, сначала истопником, а потом, когда поднабрался силенок, лесорубом в бригаду лесозаготовителей.
Революция 1917 года раз и навсегда изменила жизнь юноши и миллионов граждан бывшей Российской империи. Советская власть, провозгласившая свободу, равенство и братство, позвала их строить новый доселе невиданный мир. Со свойственным юности энтузиазмом Николай встал на ее защиту. В марте 1920 года добровольцем пошел в армию, воевал на Западном фронте, проявил себя смелым и умелым бойцом. После окончания войны учился в Москве в пехотной школе ВЦИК, там на него обратили внимание сотрудники ОГПУ.
В феврале 1923 года после окончания ускоренных курсов специальной подготовки Селивановский получил назначение на должность оперуполномоченного 13-го стрелкового корпуса в далекую Бухару. Дальнейшая его служба проходила в особых отделах ОГПУ-НКВД. И будь то Средняя Азия или центральный аппарат, Николая Николаевича на всех участках отличали творческий подход к делу и человечное отношение к подчиненным.
В критические осенние месяцы 1941 года Селивановского ждало очередное серьезное испытание. В экстремальной ситуации он проявил себя как руководитель, способный действовать эффективно и результативно. После трагической гибели начальника особого отдела Юго-Западного фронта Анатолия Михеева, а с ним 44 сотрудников Николаю Николаевичу, назначенному на эту должность, фактически пришлось начинать работу с нуля. В кратчайшие сроки он пополнил ряды контрразведчиков отличившимися в боях армейскими офицерами, обучил их азам контрразведки и к середине октября восстановил оперативные позиции в соединениях и объединениях фронта. В январе 1942 года Николай Николаевич одним из первых подготовил и осуществил операцию «ЗЮД» по внедрению зафронтового разведчика Петренко (Петра Прядко) в абвергруппу-102.
Но сейчас, когда Селивановский находился в приемной наркома, его прошлые заслуги ничего не стоили. Он посмел поставить под сомнение решение самого Сталина.
— Заходите, товарищ старший майор! — голос помощника наркома заставил встрепенуться Николая Николаевича.
Расправив складки на кителе, он шагнул вперед, пройдя через широкий тамбур, оказался в просторном кабинете и осипшим голосом представился. Берия долго буравил его гневным взглядом и, грозно блеснув стекляшками пенсне, обрушился с обвинениями на дерзкого особиста. Выплеснув все, что накипело, нарком остановился у окна. Прошла секунда, другая, им, казалось, не будет конца. Наконец Берия повернулся, вперился немигающим взглядом в Селивановского и спросил:
— Майор, ты готов отвэчать головой за то, что напысал в шыфровке?
Николай Николаевич судорожно сглотнул и подтвердил:
— Так точно, товарищ народный комиссар.
— А ты хоть понымаэшь, что голову можэшь потэрять?
— Так точно, товарищ народный комиссар.
— И нэ жалко?
Селивановский потупил взгляд. Берия перекатился с каблука на носок, подался к нему и бросил в лицо:
— Зарвался ты, майор! Тэбэ, что, Абакумов уже нэ указ?
— Никак нет, товарищ народный комиссар.
— А почэму отправыл шифровку через его голову?
— Виноват, товарищ нарком.
— Выноват он. Ты мнэ так и нэ ответил. Так почэму?
— Товарищ народный комиссар, если я ошибся в оценке положения на Сталинградском фронте, а оно критическое, то отвечать мне.
— Ышь ты какой. Что, Абакумова выгоражываэшь?
— Никак нет, товарищ народный комиссар.
— Ладно, разбэрэмся, кто из вас врет, ты или Гордов. Но если шельмуэшь командующего, пойдешь под трыбунал!
— Товарищ народный комиссар, я приму любое ваше решение. Положение на Сталинградском фронте близко к критическому!..
— Хватыть паныковать! Вон! — рявкнул Берия и махнул рукой на дверь.
Селивановский на непослушных ногах покинул кабинет, потерянным взглядом поискал конвой и остановился на подполковнике. Тот что-то сказал. Селивановский не слышал, в ушах бешено молотили тысячи невидимых молоточков. Он тряхнул головой, и как сквозь вату прозвучало:
— Товарищ Селивановский, вас вызывает товарищ Абакумов.
Николай Николаевич пришел в себя и поднялся в приемную руководителя военной контрразведки. В ней находилась группа офицеров. История с его шифровкой Сталину не составляла секрета, они смотрели на Селивановского как на выходца с того света. У дежурного глаза раскатились на пол-лица. Нервно сглотнув, он снял трубку телефона и доложил:
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, тут майор Селивановский,
— Селивановский? Он, что, еще живой? — отчетливо прозвучало в приемной.
— Так точно!
— Ну раз живой, пусть заходит! — распорядился Абакумов.
Селивановский повел плечами, будто освобождаясь от тяжкого груза, вошел в кабинет и, помявшись на пороге, выдавил из себя:
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, старший майор госбезопасности Селивановский прибыл по вашему приказанию.
— Проходи, — коротко бросил Абакумов, поднялся из кресла, шагнул навстречу, внимательным взглядом прошелся по Селивановскому и спросил:
— Значит, живой?
— Вам виднее, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, — обронил Селивановский.
— Виднее, говоришь. А раньше ты куда смотрел, когда пулял шифровку товарищу Сталину?
— Виноват, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга.
— Он виноват! Если своя голова не дорога, так о других бы подумал! Ты хоть соображаешь, что натворил? — голос Абакумова наливался гневом.
— Я готов ответить за каждое слово шифровки. Я готов понести…
— Он готов! А пока отвечаю я! Кто тебе дал право меня и наркома посылать?! Кто?
— Я не хотел вас подставлять!..
— Чего-о?!
— Я не хотел вас подставлять, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга! Я отвечу за…
— Он ответит! Тоже мне, адвокат нашелся!
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, ситуация на фронте критическая. Командующий Гордов не в состоянии взять ее под контроль. Его приказы дезорганизуют оборону и вносят…
— Да кто ты такой, чтобы давать такие оценки?! Кто? Я тебя спрашиваю! Кутузов? Суворов?
— Это не только моя, а и оценка подчиненных Гордова, — стоял на своем Селивановский. — У меня есть их показания. Они в один голос твердят: командующий не пользуется авторитетом и своими действиями дезорганизует управление войсками.
— Да что ты заладил — дезорганизует! Он, что, вредитель, предатель?
— Нет, самодур.
— И много у тебя таких показаний?
— Достаточно, в том числе генералов и офицеров штаба фронта.
— Ладно, правдоискатель, — сбавил тон Абакумов. — Докладывай, чем все закончилось у наркома!
— Докладывать, собственно, нечего. Товарищ Берия сказал: если я шельмую командующего, то отвечу головой.
— А ты как хотел, чтобы он тебя по ней гладил?
— Никак нет.
— Что он еще сказал?
— Если я ошельмовал Гордова, то пойду под трибунал.
— Легко отделался, Тимошенко стал горой за Гордова.
— Так он же рекомендовал его товарищу Сталину.
— Кто и куда рекомендовал, не твоего ума дело! Ты понял?
— Так точно!
— Ну раз понял, то нечего тут глаза мозолить кому не следует! Возвращайся в Сталинград и не вздумай высовываться! Сиди тихо, как мышь, пока шум не утихнет! — распорядился Абакумов.
— Есть! — ответил Селивановский и, выдохнув, покинул кабинет.
В приемной его ждал помощник дежурного по управлению. Вместе они спустились к машине и выехали на аэродром. В ночь на 27 июля Селивановский возвратился в Сталинград и приступил к работе. Прошел день, за ним второй, а решения Берии все не было. Наступило 3 августа. В тот день, по распоряжению Сталина, из Москвы в Сталинград прибыла группа сотрудников центрального аппарата НКВД во главе с Абакумовым. Не задержавшись в штабе Сталинградского фронта, они разъехались по частям и приступили к перепроверке информации Селивановского. Она полностью подтвердилась.
7 августа перед отлетом в Москву Абакумов довел до Николая Николаевича распоряжение Ставки. Оно носило беспрецедентный характер: впервые за время войны начальнику особого отдела фронта предоставили право прямого доклада об обстановке руководителю Генштаба Красной армии.
Вслед за этим решением Ставки последовали другие. 10 августа Гордов был освобожден от должности командующего Сталинградским фронтом. Его части перешли в оперативное подчинение командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Еременко.
Спустя полгода принципиальность Селивановского, организаторские способности и безусловный талант контрразведчика были учтены Сталиным при комплектовании руководства Смер-ша. Со дня образования 19 апреля 1943 года и до реорганизации 7 мая 1946 года Николай Николаевич являлся бессменным заместителем Виктора Абакумова.
После выдвижения Виктора Семеновича на должность министра госбезопасности СССР он рекомендовал Селивановского на место руководителя военной контрразведки. Впоследствии Николай Николаевич за это жестоко поплатился. После ареста Абакумова пришел и его черед. 2 ноября 1951 года он оказался в тюремной камере. Ему предъявили абсурдное обвинение во «вредительской работе в органах МГБ, направленной на подрыв государственной безопасности СССР».