После смерти Сталина 23 марта 1953 года Николай Николаевич был освобожден и позже реабилитирован. До последних дней своей жизни ни он, ни другие ветераны Смерша, кто выжил на войне и вырвался из мясорубки партийно-бюрократической машины, не хулили и не кляли советскую власть. Они не связывали ее с переродившимися партийными функционерами.
2 июня 1997 года Николай Николаевич ушел из жизни, но не из истории военной контрразведки. В газете «Красная звезда», на телеканале «Звезда», в журнале «ФСБ. За и Против» появились статьи о нем и его участии в организации оперативных игр Смерша. В канун 70-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне руководство Департамента военной контрразведки ФСБ России и общественная организация ветеранов военных контрразведчиков, возглавляемая настоящим подвижником Касимом Яхиеном, организовали реставрацию памятника Николаю Николаевичу и публикацию статей в СМИ…
30 июня с наступлением рассвета командующий 11-й армии вермахта генерал Эрих Манштейн бросил на штурм Севастополя отборные силы из состава 54-го армейского корпуса. Наступлению предшествовала мощная артподготовка. Рев орудий перекрывал адский гром сверхтяжелой 800-мм пушки. Это чудовище, весившее свыше 1000 тонн, в тайне доставили из Германии и разместили на специальной позиции, вырубленной в скале. Снаряды производили чудовищные разрушения, пробивали земную толщу не менее чем на 30 метров. Очередной взрыв напоминал землетрясение. Земля долго ходила ходуном. После прекращения обстрела над позициями советских войск нависла плотная пелена из пыли, а когда осела, казалось, что в развалинах не уцелело ничего живого.
Манштейн махнул рукой и приник к стереотрубе. Тишину, царившую на командном пункте, взорвали отрывистые команды и телефонные звонки. Под прикрытием танков в атаку поднялись штурмовые группы. За 246 дней и ночей боев в штабе 11-й армии уже потеряли счет попыткам сломить сопротивление защитников Севастопольского оборонительного района (СОР).
Перелом в сражении наступил 17 июня, когда на южном участке фронта фашисты пробились к Сапун-горе, а на северном — захватили форт «Сталин», подножие Мекензиевых высот и батарею ББ-30. В результате под огнем вражеских артиллерийских орудий оказались рейд и вход в Северную бухту — единственный морской путь, по которому осуществлялось снабжение частей Севастопольского оборонительного района. Отчаянная попытка прорыва, предпринятая экипажем быстроходного лидера «Ташкент» в ночь с 26 на 27 июня, стала последней. Он доставил пополнение, боеприпасы и, приняв на борт более 2100 человек, фрагменты знаменитой «Панорамы обороны Севастополя 1854–1855 гг.», вышел в море. С того дня снабжение защитников Севастополя практически прекратилось. Оставался еще воздушный мост, связывавший Большую землю с аэродромом в районе мыса Херсонес, но он не мог обеспечить даже минимальных потребностей защитников бессмертного гарнизона.
30 июня командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Филипп Октябрьский в последнем боевом донесении Верховному Главнокомандующему и наркому Военно-морского флота докладывал:
«…3. Захватив Севастополь, противник никаких трофеев не получил. Город как таковой представляет груду развалин.
4. Отрезанные и окруженные бойцы продолжают ожесточенную борьбу с врагом и, как правило, в плен не сдаются. Примером чему является то, что до сих пор продолжается борьба в районе Мекензиевых гор и Любимовки.
5. Все защитники с достоинством и честью выполнили свой долг перед родиной…»
Оставшись без поддержки с моря и воздуха, защитники Севастополя не намеревались сдаваться и продолжали оказывать отчаянное сопротивление противнику. Манштейн не отрывался от стереотрубы и наблюдал, как передовая цепь штурмовых групп приблизилась к позициям русских. Казалось бы, после ураганного артиллерийского огня и бомбардировки эта атака, наконец, должна была завершиться успехом. Но произошло чудо, русские устояли и на этот раз, из каждой щели, из каждой норы, из подвалов звучали выстрелы и летели гранаты.
В течение дня фашисты предприняли несколько атак на позиции последних защитников Севастополя, но, встретив упорное сопротивление, отступили. Манштейн рвал и метал. Вся мощь артиллерии и авиации оказалась бессильна перед стойкостью русских. И тогда он бросил против них огнеметчиков и специальные зондеркоманды. Они залили развалины отравляющими веществами, морем огня и зловонными фекалиями. Смрад стоял невыносимый, штурмовые группы пришлось отвести в тыл. Наконец ветер снес к морю удушающую пелену, и атака на позиции русских возобновилась. Она захлебнулась; подобно птице Феникс, они восстали из пепла и ответили огнем.
Манштейн яростно сверкнул белками глаз. За его спиной были бои во Франции, Польше, но то, с чем он столкнулся сейчас, было выше его понимания. В окуляры стереотрубы он видел истлевшее обмундирование, лохмотьями висевшее на телах, покрытых струпьями и клубками отвратительных вшей. На лицах, заросших свалявшимися бородами, жили одни глаза. В них, воспаленных от бессонницы и пороховых газов, полыхал огонь такой лютой ненависти, что его не могли загасить ни тонны взрывчатки, ни зловонные фекалии, ни отравляющие газы.
Подчиняясь воле Манштейна, на позиции последних защитников Севастополя снова обрушилась лавина невероятного по мощи огня. На этот раз у него не оставалось сомнений в том, что их сопротивление будет сломлено. Ждать помощи им было неоткуда. С горизонта исчезли корабли Черноморского флота, и не потому, что вход в бухту и рейд находились под прицелом артиллерийских батарей вермахта. К причалам невозможно было пристать, в воде плавали тысячи, десятки тысяч трупов. Они находились в вертикальном положении, в такт волне покачивались, и, казалось, что мертвые маршируют в своем последнем строю.
30 июня исчезли не только корабли, в небе перестала появляться советская авиация. Все вместе взятое убеждало Манштейна в том, что в далекой Москве, в Ставке приняли решение оставить Севастополь. Отчаянное сопротивление остатков гарнизона русской морской твердыни на Черном море уже ничего не решало. Вопрос о ее падении шел не на дни, а на часы. Свидетельством тому служили доклады командиров штурмовых групп, они звучали все более бодро. Подтверждение им Манштейн находил в том, что наблюдал в стереотрубе.
Под ударами артиллерии и разрывами 1500-килограммовых авиационных бомб узкая полоска земли, зажатая между морем и горами, подобно клокочущей лаве в вулкане, выплескивалась в безоблачное бирюзовое небо. В воздух взлетали бетонные глыбы, искореженные куски металла и части человеческих тел. Густая пелена дыма и пыли окутала последний очаг сопротивления русских на мысе Херсонес.
Внимание Манштейна было приковано не к этому адскому котлу, где варились и сгорали дотла тысячи его подчиненных и русских, а к аэродрому, крошечному островку в море смерти. Он распорядился прекратить его обстрел и отдал приказ силами пехоты захватить в плен гарнизон. По данным разведки и показаниям пленных красноармейцев, в эти самые минуты на аэродроме готовилась эвакуация уцелевших членов Военного совета Черноморского флота и командования Севастопольского оборонительного района вице-адмирала Филиппа Октябрьского и генерала Ивана Петрова.
Приникнув к стереотрубе, Манштейн не отрывал взгляда от того, что происходило на взлетной полосе. У самолетов в кольце автоматчиков суетился человеческий муравейник, шла посадка командного состава, грузились ящики с документами. Артиллеристы бросали нетерпеливые взгляды на Манштейна и ждали команды, чтобы одним залпом накрыть самолеты и советское командование. Он медлил и наблюдал за действиями штурмовых групп.
Несмотря на огромные потери, на северо-восточном направлении им удалось вклиниться в оборону аэродрома. Метр за метром они пробивались к взлетной полосе. Еще одно усилие, еще один бросок, и в руках Манштейна окажется все командование Черноморского флота и Севастопольского оборонительного района. Он уже предвкушал будущий триумф, когда доставит в Берлин закованных в кандалы Октябрьского с Петровым и, как во времена блистательного Рима, швырнет их к ногам фюрера. Манштейн снова и снова бросал в атаку штурмовые группы. До самолетов оставалось чуть больше километра, но русские поднялись в контратаку. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. Не выдержав бешеного натиска, отборные немецкие коммандос вынуждены были отступить. Этого времени летчикам хватило, чтобы вырулить на взлетную полосу. Манштейн вышел из себя. Ему уже было не до лавров триумфатора. Все решали секунды, он распорядился открыть огонь по аэродрому. Команда запоздала. Летчики, маневрируя между воронками и уходя от разрывов артиллерийских снарядов, набрали скорость и взмыли в небо. Совершив разворот, самолеты ушли в сторону моря и вскоре исчезли в бирюзовой дали. В приступе ярости Манштейн приказал стереть с лица земли последний оплот русских. После артобстрела в атаку пошли штурмовые группы.
Им противостоял сводный отряд, ядро которого составляли чекисты, моряки и парашютная группа особого назначения ВВС Черноморского флота под командованием старшего лейтенанта Квариани. Они, обеспечивая прикрытие эвакуации командного состава Черноморского флота и Севастопольского оборонительного района, не покинули рубеж и приняли свой последний бой.
Сотрудник особого отдела Черноморского флота Павел Силаев, полуоглохший, полуослепший, с трудом выбрался из-под завала и, приходя в себя, тряхнул головой. Перед глазами все двоилось, в ушах продолжали стучать тысячи невидимых молоточков. Это было чудо, что он уцелел. Снаряд разорвался перед бруствером траншеи. Все осколки принял на себя лафет пушки-сорокопятки. Павла зацепило вскользь в левое плечо. Из раны сочилась кровь и грязными ручейками стекала на рукав гимнастерки. Он не чувствовал боли, в нем все помертвело. Там, где еще несколько секунд назад находилась Прасковья — жена и надежный боевой товарищ, был бугорок земли.