— За будущие наши общие успехи!
Имерлишвили присоединился и со смешком добавил:
— А у нас, в тылах, так говорят: чтобы все было и за это ничего не было!
Здесь у него зазвонил сотовый телефон.
— А-а, это ты, — недовольно произнес он и осекся: — …Когда?! В сознании?! Что? Бабки? Я решу! Жди, выезжаю!
— Хвича, что-то случилось с матерью? — предположил Коладзе.
— Да, — подтвердил Имерлишвили и поднялся с дивана.
— Едем вместе! — вызвался помочь Коладзе.
— Не надо, я сам.
— Тогда возьми мою машину!
— Спасибо, Гиви, — на ходу обронил Имерлишвили, взял ключи и скрылся за дверью кабинки.
— Бедняга Хвича, только-только на ноги поднял мать, и тут такое, — сочувствовал Коладзе.
— Извини, Гиви, я тоже пойду. Спасибо тебе за все, — поблагодарил Балашвили и, помявшись, спросил: — Что с меня?
— О чем ты, Марлен?!
— Не хочу быть неблагодарным. Что с меня причитается?
— Ну перестань! Давай лучше выпьем за дружбу и твое блестящее будущее, — предложил Коладзе.
— О чем ты, Гиви? Какое там будущее! До дембеля умирать на подполковничьей должности, — с кислой миной на лице произнес Балашвили.
— Ну зачем так мрачно, Марлен? Завтра перед тобой могут открыться совершенно другие перспективы.
— Какие к черту перспективы, когда тебе за сорок. Был шанс прорваться в академию, и тот зарубили.
— Да плюнь ты на этих козлов! На академии свет клином не сошелся. За твои будущие успехи! — многозначительно сказал Коладзе.
Они выпили и навалились на закуску. Коладзе с явным удовольствием ел сочный шашлык. Балашвили вяло жевал. Загадочные намеки Коладзе заинтриговали его. Не выдержав, он спросил:
— Гиви, так о каких таких моих перспективах идет речь?
Коладзе прекратил жевать, откинулся на спинку дивана, его лицо затвердело, а в голосе появился металл:
— Они у тебя будут, но сначала надо помочь нашей родине!
— Что-что?! Какой еще родине… — Балашвили осекся.
— А родина у нас, Марлен, одна! Грузия! Не так ли?
— Так ты… — у Балашвили не нашлось больше слов.
Профессиональный разведчик — он все понял. За высокими словами Коладзе о родине крылось банальное вербовочное предложение. Балашвили побледнел и осипшим голосом спросил:
— Значит, из разведки. Как же я сразу не догадался!
— Молодец, быстро соображаешь, — хмыкнул Коладзе и повторил вопрос: — Ну так как, Марлен, поможешь Родине?
— Родине — да! Тебе — нет! Я на вербовку не пойду! — отрезал Балашвили, швырнул на стол справку на квартиру Гобелидзе и подхватился с места.
— Сядь! Я не все сказал! Значит, не пойдешь на вербовку? А ты сам сколько наших завербовал? Сколько?! — сорвался на крик Коладзе.
Балашвили смешался, лицо пошло бурыми пятнами, и он промямлил:
— Я выполнял свою работу и не больше!
— Работу? У нас она называется шпионажем.
— Это еще надо доказать.
— Докажем! Не отвертишься! — пригрозил Коладзе, но не стал обострять ситуацию и предложил: — Марлен, давай не будем накручивать друг друга. Поговорим как профессионалы.
Балашвили ничего не ответил, поиграл желваками на скулах и тяжело опустился на диван. Остановившимся взглядом он смотрел на Коладзе. Тот, выдержав паузу, зашел с другой стороны.
— Марлен, эта ситуация с тобой, как понимаешь, возникла не на пустом месте. Мы ее готовили и, не сомневайся, доведем до конца. Вопрос только в том, с какими для тебя последствиями. Можно пойти по варианту пьяного дебоша или изнасилования молоденькой непорочной девушки. Дальше перечислять, во что еще ты вляпаешься?
Балашвили студнем расплылся по дивану. В его глазах разлилась смертельная тоска. Коладзе поспешил развить успех и, потрепав его по плечу, снисходительно сказал:
— Марлен, расслабься и не делай трагедии из того, что произошло. В наше время все продается и покупается, только у каждого своя цена.
— Для меня она обойдется в двадцать лет за решеткой, — буркнул Балашвили.
— Ну зачем так мрачно, Марлен? Мы профессионалы, и нас голыми руками не возьмешь. Все будет о’кей. Ты не пожалеешь, — убеждал Коладзе и, пододвинув справку, потребовал: — Забирай и порадуй Марго с Кахой!
Рука Балашвили опустилась на стол. В глазах Коладзе вспыхнул победный огонек. Он с нетерпением ждал, что скажет Балашвили. Тот молчал. В нем происходила острейшая борьба мотивов. Коладзе не стал настаивать и предложил:
— Марлен, отдохни, а завтра поговорим о нашей будущей работе. Встретимся в это же время в отеле «Старый Тбилиси», в номере 117.
Балашвили сгреб со стола справку на Гобелидзе, сунул в карман и побрел на выход. При его появлении в общем зале за одним из столиков произошло движение. Молоденькая парочка поднялась и двинулась вслед за ним.
После ухода Балашвили из ресторана для Коладзе, Джапаридзе и Чиковани потянулись часы томительного ожидания. Доклады агентов наружного наблюдения ясности в перспективу вербовки Балашвили не внесли.
Объект Здоровяк — Балашвили, как сообщали агенты наружки:
«..3 часа 15 минут бесцельно ходил по городу, много и нервно курил, потом вышел на набережную Куры и 1 час 10 минут просидел на лавке. После чего никуда не заходил и возвратился на квартиру Гобелидзе. За это время ни с кем в контакт не вступал и никому не звонил…
На следующий день, в 12:05 объект «Здоровяк» вышел из подъезда, в течение 30 минут прогуливался по городу, затем 25 минут толкался в торговых рядах супермаркета. Все это время квалифицированно проверялся».
В 13:20 Джапаридзе и Чиковани, наконец, вздохнули с облегчением. Доклад агентов наружки не оставлял сомнений: Балашвили направляется к отелю «Старый Тбилиси». Там в отдельном номере томился в ожидании Коладзе. Звонок Чиковани поднял его на ноги. Проверив аппаратуру скрытой видеозаписи, он выставил из холодильника на стол закуску и бутылку с чачей. Скрип двери заставил Коладзе обернуться. На пороге стоял Балашвили. Его вид говорил сам за себя. Румянец сошел, щеки запали, а под глазами после бессонной ночи образовались мешки.
— О, Марлен, как ты кстати! — воскликнул Коладзе и широким жестом пригласил к столу.
Балашвили, сделав вид, что не заметил протянутой ему руки, вошел в номер, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот потянулся к бутылке и нарочито бодро предложил:
— Ну что, для разгончика выпьем самогончика?
— Нет! — отрезал Балашвили и потребовал: — Говори, чего вы от меня хотите?
— Хотим? Не хотим, а предлагаем.
— И что же?
— Смотри! — Коладзе открыл металлический кейс, достал пухлый пакет и встряхнул.
На стол посыпались 100-долларовые купюры. Их горка росла. В глазах Балашвили вспыхнул и погас алчный огонек. Это не укрылось от Коладзе: денежная наживка оказалась сильнее любви к родине, и он небрежно бросил:
— Это только аванс.
Балашвили, облизнув губы, спросил:
— И сколько здесь?
— Три тысячи баксов. Кстати, Марлен, у русских ты много получаешь?
— 21 тысячу рублей, а с премией выходит 23.
— Ха, это же копейки. Мы будем платить тысячу баксов, плюс отдельный бонус за каждую важную информацию.
— Сколько всего?
— С твоими возможностями хватит, чтобы купить крутую тачку и виллу в Батуми.
— Виллу? — гримаса исказила лицо Балашвили, и он мрачно обронил: — Скорее камеру в Лефортово.
— Марлен, ну к чему такие страсти? Мы с тобой профессионалы! И потом наша работа займет не больше года.
— Года?! А что потом?
— Потом ФСБ и России будет не до тебя. Мы их окунем в такое дерьмо, что им век не отмыться.
— Значит, год? — уточнил Балашвили.
— Да, — подтвердил Коладзе.
— Ладно, я согласен. Как будем поддерживать связь?
— О, это уже деловой разговор! — заявил Коладзе, снова потянулся к бутылке с чачей, разлил по рюмкам и произнес тост: — За наш общий успех!
Балашвили залпом выпил и даже не поморщился, давало знать о себе нервное напряжение. Коладзе, закусив сулугуни, принялся подсовывать ему закуски. Балашвили мотнул головой и просипел:
— Наливай еще.
— Легко, — живо откликнулся Коладзе и снова наполнил рюмки чачей.
Они выпили. Балашвили закусил и повторил вопрос:
— Так как будем поддерживать связь?
— Во Владикавказе есть проверенный человек, через него…
— Хвича, что ли? — перебил Балашвили.
— Да.
— Он ваш агент?
— Не совсем, — уклонился от ответа Коладзе и пояснил: — Важно, что он каждый месяц мотается через границу.
— Вот это и плохо. ФСБ рано или поздно за него зацепится, начнет копать и выйдет на меня. Нет, так не пойдет! — отказался Балашвили.
— Это на первое время. Через месяц-другой мы организуем более надежный канал связи, — поспешил развеять его опасения Коладзе и, двинув по столу горку долларов, поторопил: — Давай-давай, сгребай капусту, пока не прокисла!
Балашвили ответил кривой ухмылкой и принялся рассовывать деньги по карманам. И когда стол опустел, Коладзе подал ему бланк, ручку и пояснил:
— Марлен, осталась одна техническая деталь. Поставь свой автограф, а сумму напиши прописью.
— Какой еще автограф? Не буду! — заартачился Балашвили.
— Марлен, но ты же понимаешь, деньги любят счет. Твоя расписка — чистая формальность.
— Знаю, я эту формальность — крючок, чтоб я не сорвался, — буркнул Балашвили, вписал в бланк сумму полученных долларов и, помявшись, поставил подпись.
Коладзе положил расписку в кейс, разлил чачу по рюмкам и предложил тост за успешное сотрудничество. Они выпили, и затем он принялся опрашивать Балашвили по его сослуживцам — офицерам разведотдела армии. Грузинскую разведку интересовали их сильные и слабые стороны, положение в семье, перспективы по службе, а главное, закордонная агентура ГРУ, действующая в Грузии.
Во Владикавказ Балашвили — теперь уже агент Специальной службы внешней разведки Грузии — возвратился с заданием: собирать сведения о боевой и мобилизационной готовности частей СКВО и военных формирований Республики Южная Осетия. В понедельник он вышел на службу. К этому времени страх перед возможным разоблачением прошел, а что касается угрызений совести, то они его не мучили. Ее остатки были безвозвратно утеряны в номере отеля «Старый Тбилиси».