Третий урок — в том, что для привлечения правительственных войск на свою сторону недостаточно одних только разговоров и убеждений, а нужно что-то другое. Политическая работа, т. е. работа по созданию революционных ячеек в частях царской армии, началась вместе с работой по созданию боевых дружин на фабриках и заводах. Но с чем шла социал-демократическая партия к солдатским массам, которые были в большинстве крестьянскими?
Солдатам говорилось главным образом о тяжести их положения, о произволе офицеров, о необходимости требовать вежливого обращения, отмены телесных наказаний, цензуры (просмотра) солдатских писем, об улучшении питания, помещения и т. д. Но солдатская служба — дело временное, и если положение солдата царской армии было на самом деле бесправным во всех отношениях, то солдат имел некоторое утешение в том, что это бесправие длится три-четыре года. По окончании военной службы солдат оставлял вместе с казармой и все свое солдатское бесправие и превращался в крестьянина. А вот солдату как крестьянину, речи социал-демократических агитаторов почти ничего не давали, не заставляли ждать от революций решения больных крестьянских вопросов. Да иначе и быть не могло, потому что и сама крестьянская масса не была подготовлена к пониманию и усвоению политических лозунгов. Поэтому, хотя политическая работа и имела иногда в царской казарме большой успех и вызывала солдатские волнения и даже бунты, для царского режима все это большой опасности не представляло. Начальство или расправлялось с солдатскими бунтами, или утихомиривало волнения временным улучшением солдатского положения, кое-какими льготами, денежными наградами и т. п. И только потом, спустя 12 лет, когда огромная мобилизованная крестьянская масса была всколыхнута большевистскими лозунгами о земле, которую можно получить благодаря восстанию, о великих правах крестьянина в будущем рабоче-крестьянском государстве, тогда дело пошло иначе. Тогда те же гвардейские части, которые составляли опору царского трона, пошли вместе с рабочими дружинами на штурм последней крепости буржуазно-помещичьего строя — на Зимний дворец, а затем героически вынесли на своих плечах всю тяжесть гражданской войны.
ПОДГОТОВКА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ РЕВОЛЮЦИИ
Все эти уроки 1905 года были учтены в 1917 году, когда в феврале, при первых же шагах революции пролетариат поспешил запастись оружием.
«Помогите вооружению рабочих, или хотя не мешайте этому делу», — писал т. Ленин в первые дни Февральской революции в своих «Письмах издалека» [13]. Но еще прежде чем дошли эти советы, прежде чем партия большевиков, учитывая опыт 1905 г., создала свою военную организацию для руководства вооружением пролетариата и работой в царской армии, рабочие, вспомнив опыт московского восстания, прежде всего завладели оружием.
Тяга к вооружению была так сильна, что не только без помощи советов, но и против их воли рабочие питерских, а потом московских и прочих фабрик забирали оружие, где могли. И не успело буржуазное правительство и соглашательский совет оглянуться, как значительное количество рабочих было вооружено и объединено в боевые дружины. Эти дружины назывались то «Рабочей гвардией», то «Рабочей красной армией», пока за ними не установилось прочно почетное название «Красная гвардия». Первоначально отрядами Красной гвардии обзавелся Питер (прежде всего — Выборгский и Нарвский фабричные районы), потом Москва, где еще живы были картины восстания 1905 г., затем города Донецкого бассейна, Украины, Урала и т. д.
Отряды Красной гвардии укомплектовывались добровольцами-рабочими, которые обычно собирались около нескольких ветеранов-боевиков 1905 г., помнивших ленинские заветы о вооружении рабочего класса и поднимавших у себя на заводе или на фабрике вопрос о создании своей собственной вооруженной силы. Эта сила, как теперь, так и дальше в гражданской войне, так и продолжала комплектоваться «позаводно». Такое комплектование сильно развивало чувство взаимной выручки, сильнейшую товарищескую спайку на классовой основе. Только благодаря этой высоко развитой классовой спайке, которая заменяла недостаток военной науки и дисциплины, и могли впоследствии происходить такие случаи, когда красногвардейцы на Украине, на Дону, не имея командиров, сами, без всякой команды, поднимались и шли в атаку и выкуривали белых из их гнезд со всей стремительностью и развитой на заводской работе находчивостью. Но вместе с тем такое «по-заводное» комплектование имело и свои крупные недостатки, особенно сказавшиеся в гражданской войне. Такие заводские отряды было трудно, почти невозможно, свести в определенные войсковые единицы. Невозможно было, например, красногвардейскую часть, сформированную на одном заводе, пополнить красногвардейцами с других заводов. Каждая часть укомплектовывалась своим заводом и, понеся на фронте потери, уходила для пополнения к себе же на завод. Таким образом, трудно было провести в Красной гвардии единую военную организацию и трудно было учесть точно красногвардейские вооруженные силы.
Фабрично-заводские дружины назывались ротами, сотнями, дружинами, но численность одноименных единиц была весьма разнообразна. Были роты по 200 человек, а были и по 20. Все зависело от того, сколько мог выделить тот или иной завод в свою боевую дружину и на сколько бойцов хватало оружия. Эти недостатки формирования, как уже сказано, не изжились и впоследствии, когда формирование Красной гвардии вышло из периода кустарничества и стало одной из главных забот партии и ее военной организации. Только на крупных фабрично-заводских предприятиях несколько рот иногда сводились в батальоны, при которых формировались команды связи, пулеметная, санитарная, продовольственная части и т. д. Но и батальоны были тоже разной численности, и само это название, ясно говорящее военному человеку, тут не говорило почти ничего. Что же касается мелких и средних заводских военных ячеек, то они носили неопределенное название — отряды, причем отряды эти могли быть и в 100 и в 200 и более бойцов, но могли быть и в 50, и в 30, и даже менее. Да это название по своей неопределенности подходило и ко всем прочим частям Красной гвардии, до батальонов и полков включительно.
Красногвардейские отряды зарождались таким образом в самой гуще рабочих масс, возникали, как грибы после дождя. Тут был своего рода спорт, соревнование. Пример одного завода увлекал другой, причем, хотя и было принято, что красногвардейские части комплектуются добровольцами, но этих добровольцев было всегда такое множество, что на некоторых заводах в Красную гвардию назначали после голосования на общем собрании. Лишь после разбора всех достоинств и недостатков кандидата, его товарищи приходили к выводу, что Петров или Сидоров «не подгадит», «постоит за рабочее дело», а Федоров «слабоват». После этого желающий направлялся в заводскую дружину, где, счастливый и довольный, получал винтовку.
Сила классовой спайки приэтом была такова, что даже рабочие меньшевики, эсеры, и беспартийные стремились попасть в боевые дружины и честно и исправно несли в них службу, несмотря на то, что их товарищи по партии в советах на все голоса вопили о необходимости разоружить рабочих и расформировать Красную гвардию. Да и вообще надо сказать, что первые формирования Красной гвардии как в Питере, так и в Москве шли, как говорится, «самотеком», без толчков и побуждений со стороны партии или, вернее, по толчку, данному партией большевиков и т. Лениным еще в 1905 г. и благодаря классовому чутью пролетариата. Были такие районы, где партия, например, долгое время была в стороне от деятельности фабричнозаводского пролетариата по формированию дружин: не было сил охватить все. Но тем не менее все боевые дружины как первых формирований, так и позднейших неизменно прилеплялись к партии, хотя далеко не все их члены были партийными: партийных было часто меньшинство — 5–6 человек на всю дружину. Да это и было понятно, потому что не только буржуазия, но и соглашатели всех мастей всячески препятствовали организации Красной гвардии, всячески стремились к ее уничтожению, не останавливаясь даже пред провокацией. На красногвардейцев сплошь и рядом пытались взваливать и бандитские нападения на прохожих, которые производились уголовниками, и разгромы магазинов во время апрельских и июльских демонстраций, и всю вину за беспорядочную стрельбу, которая иногда по ночам велась на улицах провокаторами, и т. д. Пытались даже натравливать фронт на тыл, т. е. солдат на рабочих. Буржуазные, а иногда и соглашательские газеты внушали солдатам, что рабочие вооружаются только для того, чтобы прикрыть свое «лодырничанье», что большевики вооружают их «на немецкие деньги» и т. д. Таким образом над классовым чувством пролетариата, тянувшегося к вооружению, жестоко надругались, а потому немудрено, что рабочие шли к большевикам, которые одни поддерживали их стремления к вооружению и которые одни доказывали, что власть придется брать с оружием в руках. Поэтому сплошь и рядом рабочий-меньшевик после своего партийного собрания, наслушавшись соглашательских речей о необходимости поддерживать буржуазию, затем шел со своими товарищами по дружине в большевистский районный комитет и здесь обучался военному делу и получал советы насчет того, как и в каком строю действовать, когда придется с этой самой буржуазией драться. Поэтому военная организация партии вела учет красногвардейских частей без разделения их «на наших» и «не наших», а учитывала всех, кого ей удавалось поймать на учет, зарегистрировать и обслужить своими инструкторами, в которых была большая нехватка.
Комплектование Красной гвардии добровольцами могло бы говорить, конечно, о том, что только отдельные лица и группы пролетариата шли за большевиками. Но на деле приходилось говорить не о добровольцах, не об одиночках рабочих, а вроде как бы о красногвардейской повинности, которой как бы обложил себя пролетариат обеих столиц, в особенности Питера.