Срок прохождения этих курсов был десятидневный, так что, хотя лекции на них и читались с утра до позднего вечера, но основательных военных знаний на них получить было, разумеется, нельзя. Но зато эти курсы подготовили, и подготовили неплохо, сознательных солдат старой армии к тем новым условиям инструкторской работы в Красной гвардии, которые в корне отличались от такой работы в царской армии, в царской казарме. Они помогли будущим командирам и инструкторам понять природу и стремления тех бойцов, которыми им в дальнейшем пришлось руководить. Другими словами, они подготовили военно-политических вожаков восстания, которые теперь, ясно зная цель своей работы, должны были соответствующим образом повести свою работу, не налегая на ружейные приемы и шагистику.
Курсы эти пользовались большим успехом, так что Военная организация получила ряд требований пропустить через них курсантов из других городов, а также от армий и фронтов. Особенно большое количество желающих пройти курсы давали северные города и ближайшие к Питеру армии — V и XII. Курсы таким образом приобрели всероссийское значение, а товарищи, кончавшие их, распределялись по всей России, но главным образом в ближайшие к Питеру — центру будущего восстания — города. Все окончившие сохраняли теснейшую связь с Военной организацией, и благодаря им Военная организация имела возможность следить за ростом Красной гвардии во всей стране, за нарастанием боевого революционного подъема в массах и вести подготовку вооруженного восстания сразу же по всей стране. Это устраняло возможность повторения ошибок 1905 года и в особенности главной из них — разрозненности действий и отсутствия руководства.
Вместе с этим после VI съезда партии было установлено централизованное [16] руководство Красной гвардией. Районные комендатуры или штабы Красной гвардии, действовавшие до сих пор по формированию и обучению частей самостоятельно, выделили по одному представителю для Центральной комендатуры Красной гвардии, которая не была учреждением постоянным, а собиралась время от времени для решения основных вопросов Красной гвардии. Постоянным работающим ядром являлось «Бюро центральной комендатуры» в составе некоторых членов комендатуры. Оно и руководило повседневной деятельностью районных комендатур по формированию и обучению Красной гвардии. После корниловского мятежа это трудно выговариваемое название было заменено простым и понятным — «Главный штаб Красной гвардии». В состав этого первого, существовавшего открыто, социалистического штаба вошли товарищи Павлов, Трифонов В. К., Трифонов Е., Юренев И., Орлов, Потапов, Кокорев и Поплавский. Этот состав Главного штаба продержался до самого начала организации Рабоче-крестьянской Красной армии, в которую Красная гвардия вошла крепким, основным костяком.
«Армия не может и не должна быть нейтральной, — писал Владимир Ильич, незадолго до декабрьского восстания 1905 года в Москве. — Не втягивать армию в политику — это лозунг лицемерных слуг буржуазии и царизма, которые на деле всегда втягивают армию в реакционную политику».
Все усилия партии после 1905 года направлялись к тому, чтобы вывести эту армию из состояния нейтралитета [17] и сделать ее оружием восстания. Но в 1905 г. политическая работа в царской армии не пользовалась успехом, как уже сказано было, потому что крестьянство не было целиком затронуто революцией, а потому крестьянское сознание солдат старой армии также слабо затрагивалось революционными лозунгами того времени. Мировая война, оторвавшая от деревни десятки миллионов лучших работников, заставила и деревню почувствовать всю тяжесть ее. Это немедленно нашло свое отражение в армии, где находилась лучшая, наиболее сознательная и наиболее революционная часть деревни, и подготовило армию к принятию революционных лозунгов 1917 года.
Но темную, плохо разбиравшуюся в политических вопросах солдатскую массу, буржуазия, получившая власть, и сама и при помощи соглашателей, немедленно попыталась сделать своим инструментом, вопервых, для удержания власти в своих руках, а вовторых, для доведения «войны до победы». Для этого требовалось замутить солдатско-крестьянское сознание, отвлечь его от чисто революционных лозунгов и вообще оттереть армию от политики. В силу этого еще при образовании питерского совета рабочих депутатов, когда большевики внесли предложение о включении в него депутатов и от солдат, соглашатели, эти «лицемерные слуги буржуазии», немедленно подняли шум. Они заявляли, что армия должна быть, вопервых, вне политики, а во-вторых, что солдатам нет места в таком чисто классовом учреждении, как совет рабочих депутатов, потому что сама армия — деклассированная масса, т. е. собрание людей, которые в настоящем своем положении не связаны ни с каким классом. Однако это не прошло: оттереть армию от политики не удалось. Армия была выведена из состояния нейтралитета, привлечена к политической жизни страны, и теперь для партии, стремившейся широко использовать опыт 1905 года, оставалось оторвать армию от буржуазии и превратить ее в орудие революционное, т. е. слить воедино крестьянско-солдатский поток с пролетарским и пустить этот единый поток по революционному руслу. Эта задача была сильно облегчена тем состоянием, в котором находилась царская армия ко времени Февральской революции.
Старая армия по сути дела еще задолго до февральского переворота утратила свою прочность хорошего инструмента в руках своего командования и власти. К 1917 году она утратила значительную часть своей боеспособности и явно разваливалась, причем первые признаки этого развала наметились уже с конца 1914 года, т. е. почти с начала войны. Выражался этот развал прежде всего в грабежах неприятельского и своего населения, в мародерстве [18], в массовой сдаче в плен целыми батальонами, в то время как можно было или драться, или легко отступить. Число пленных к 1917 году поднялось до огромной цифры в 3 1/2 миллионов, и уже это одно говорило о сильной утрате желания воевать. Наряду с этим процветали «самострелы» [19], отлынивание по всяким причинам от боя [20], огромное количество окапывающихся в тылах, скверное несение сторожевой и прочей службы, массовое дезертирство, своеобразное «фронтовое бродяжничество» [21] и т. д. Со всеми этими явлениями военное командование боролось со всей жестокостью тех времен. Но это делу не помогало, и грозные явления развала росли с каждым годом, а потом с каждым месяцем, с каждой неделей. Если в 1915 году можно было наблюдать только уклонение солдат под всякими предлогами от боя, от фронтовой службы, то в 1917 году уже немало было случаев невыполнения и боевых приказов и отказов итти в атаку [22].
Но явно разваливаясь, царская армия сама по себе только повторяла и подчеркивала развал всего самодержавного строя. Что представлял собою этот строй?
Дворянско-помещичья Государственная дума, не имевшая никаких прав и покорно выполнявшая самодержавно-правительственную волю. Ни перед кем не ответственные министры, назначаемые не по уму, не по государственной опытности, а потому, насколько им удалось понравиться придворной шайке с Распутиным во главе. Огромная армия чиновников, оторванная от населения, не донимавшая и не желавшая знать живых потребностей страны и занимавшаяся вместе со своими министрами взяточничеством, казнокрадством, хищениями. Полный произвол власти и управления страной при помощи полицейско-жандармского гнета. Живущий в большинстве на правительственные подачки огромный дворянско-помещичий класс и на-ряду с этим полное бесправие и обнищание рабочего класса и крестьянства. Таковы были общие черты самодержавного строя, возглавляемого шайкой Романовых, этих, по словам т. Ленина, «погромщиков, заливших Россию кровью евреев, рабочих и революционеров, — этих помещиков, владеющих миллионами десятин земли и идущих на все преступления ради сохранения этой своей и своего класса священной собственности».
К тому, чтобы сохранить и по возможности преувеличить эту личную «священную собственность» была направлена и деятельность господствующих классов страны, и министров, и чиновников. Ничего другого никто не желал, ничего знать не хотел, никто ни о чем кроме этого не думал, хотя международная обстановка втечение двух последних десятилетий явно шла к тому, что война могла начаться в любое время, по любому поводу. Благодаря этому, когда она действительно началась, в стране немедленно начала развиваться разруха всех видов — транспортная, продовольственная, промышленная, а армия после первых же трех месяцев войны оказалась без винтовок, без снарядов, без тяжелой артиллерии, без множества необходимых предметов, без которых не только нельзя победить, но и вообще вести войну. В то время как противник буквально давил своей техникой, поливал целым дождем свинца, засыпал целым градом снарядов, наша артиллерия была только зрительницей боев, а пехоте, по словам генерала Алексеева, «была предоставлена величайшая честь: встречать противника грудью». Благодаря таким «встречам грудью» в первые же месяцы войны лучший в боевом отношении кадровый солдатский и офицерский состав армии был выбит. Его сменили плохо и мало обученные пополнения и офицеры-прапорщики, наспех кончавшие ускоренные — по 3–4 месяца — офицерские курсы. Армия сразу потеряла половину своей боеспособности, и вооруженные силы Российской империи превратились в очень плохую милицию.
С командованием, особенно с высшим, дело обстояло тоже плохо. Русско-японская война, предшествовавшая мировой, многому научила всех других, но мало чему научила русских генералов. Достаточно сказать, что в разгаре войны, в 1915 году, командующие принуждены были в своих приказах разъяснять начальникам дивизий то, что теперь известно каждому красноармейцу. «При укреплении позиции, — писал, например, главнокомандующий юго-западным фронтом, генерал Иванов, — нужно 1) всегда начинать с расчистки впередилежащей местности для обстрела, 2) окопы тщательно применять к местности». «Нужно запомнить, — писал командующий II армией, — что 1) шрапнель назначается для поражения живых, открытых целей и 2) пушечная граната назначается для разрушения легких полевых построек».