Донесения Альбединского были настолько неординарны, что военный министр тут же доложил императору.
Информация об испытании новых ружей и пуль к ним была рассмотрена в Оружейном комитете. Комитет, исходя из сведений Альбе-дннского, наметил важнейшие направления развития стрелкового оружия: замену гладкоствольных ружей нарезными и облегчение патронов и пуль для ружей.
Согласно материалов французской тайной полиции, “сношения Альбединского со светским обществом привели его в контакт с высшими офицералш, которых он сумел ловко расспрашивать об организации армии и о проходивших изменениях в огнестрельном оружии”. В марте 1857 года Альбединский привлек к сотрудничеству с разведкой офицера, ординарца императора и получил от него многочисленные ценные документы. Указанный ординарец передал Альбединскому “чертеж и описание нарезного орудия калибра 12, недавно прошедшего испытания, а также описания устройств, производившихся тогда в Меце ударных трубок для гаубицы”[90].
В этот же период в России был создан институт морских агентов, что в современном понимании равносильно понятию “военно-морской атташе”. Морские агенты первоначально назначались в страны, являвшиеся наиболее вероятными противниками России.
Спустя несколько дней после подписания Парижского договора 1856 года Великий князь Константин Николаевич сообщил в МИД следующее: “Я признаю совершенно необходимым иметь при посольстве нашем в Лондоне способного, весьма образованного и весьма опытного морского офицера для доставления морскому министерству подробных сведений о всех новейших улучшениях по морской части, подобно тому как находится в Стокгольме контр-адмирал Глазенап... То же поручение, которое я желал бы дать ему (опытному морскому офицеру — Примеч. авт.) в Лондоне, он мог бы с пользой для Морского министерства исполнять одновременно и во Франции и для сего жить в Париже, откуда посещать Лондон и порты французские и английские”[91].
Флот и его офицеры всегда принимали активное участие в проведении внешней политики Российской империи. Так, в 1842 году морской офицер Евфимий Васильевич Путятин руководил русской дипломатической миссией в Персию, добившейся отмены ограничений русской торговли и установления пароходного сообщения по Каспийскому морю, а в 1852—1855 гг. — возглавлял русскую миссию по установлению дипломатических отношений с Японией, в результате которой был заключен первый русско-японский договор 1855 года. В 1857-1858 гг. Путятин вновь возглавлял дипломатическую миссию Российской империи на Дальнем Востоке, заключил Тяньцзиньский трактат с Китаем и новый договор с Японией.
Именно с учетом его опыта зарубежной работы в 1856 года генерал-адъютант вице-адмирал Е.В. Путятин был назначен первым военно-морским представителем России (морским агентом) в Париже и Лондоне, где он находился до конца 1857 года[92]. В 1858-1861 гг. Е.В. Путятин — вновь морской агент при российском посольстве в Лондоне.
В 1860-1862 гг. морским агентом при российском посольстве в Италии, а затем в Великобритании и Франции был контр-адмирал Григорий Иванович Бутаков . Контр-адмирал Иван Федорович Лихачев, после командования первой русской броненосной эскадрон на Балтике, морским агентом в Великобритании и во Франции был назначен в 1867 году . С 1872 года морских агентов стали назначать и в Австро-Венгрию. Первым морским, агентом России в этой стране стал Иван Алексеевич Шестаков, который исполнял эти обязанности одновременно и в Италии .
Военные и морские агенты официально были личными военными и военно-морскими представителями императора, военному и морскому ведомствам формально не подчинявшимися. Должности военных агентов за рубежом подлежали замещению только офицерами Генерального штаба, а морских агентов — офицерами флота, окончившими Офицерский класс при Морском корпусе.
Развитию зарубежных сил военной разведки способствовало то, что с 60-х годов XIX века офицеры — военные и морские агенты, состоявшие при дипломатических миссиях, были признаны официально международным сообществом. Они были включены в состав дипломатического корпуса и на них распространились все иммунитеты и привилегии, предоставлявшиеся лицам, имевшим дипломатический статус.
В ходе военных реформ 1860-х — 1870-х годов в армии была воссоздана и развита единая централизованная структура разведки. Генеральный штаб русской армии к началу 1860-х гг. представлял собой орган военного управления и командования, включавший в себя центральное управление в составе Военного министерства, и войсковое управление — от штабов отдельных бригад, дивизий и корпусов до, в последующем, штабов военных округов. Что же касается предназначения Генерального штаба, то в “Своде военных постановлений 1859 года” было указано, что он служит, во-первых, вспомогательным органом, начиная от начальника дивизии и выше “по всем отраслям управления войсками”, во-вторых, “для занятий военно-научными работами, нужными для подготовки к войне и для самой войны”, и, в-третьих, для заведования в военном министерстве такими отраслями делопроизводства, которые по своему характеру требовали “особой подготовки ичи вообще высшего военного образования”[93].
Для выполнения этих задач в Военном министерстве, в войсках и г. за рубежом предусматривались специальные штатные должности, подлежавшие замещению офицерами Генерального штаба.
27 сентября (9 октября) 1863 года император Александр II “высочайше соизволил утвердить в виде опыта на два года Положение и Штаты Главного Управления Генерального Штаба” (ГУГШ) как центрального органа управления в составе военного министерства[94].
С этого момента — 27 сентября (9 октября) 1863 года — в России, несмотря на все последующие организационные преобразования и даже смены общественно-политического строя, существуют на постоянной основе специальные центральные органы военной разведки. Согласно (“Положению...” были образованы два органа, на которые возлагались разведывательные функции. Это — 3-е (Военно-ученое) и 2-е (Азиатское) отделения ГУГШ (Приложение 7).
В функции Военно-ученого отделения (ведавшего главным образом разведкой европейских государств — Примеч. авт.) входило, в числе прочих, “собирание верных и подробных сведений о военных силах и способах России и иностранных государств”, “переписка с нашими заграничными военными агентами”, “составление соображений по военно-статистическим работам и военно-ученым экспедициям, а также смет и инструкций для экспедиций и вся вообще по сим последним переписка”.
На Азиатское отделение, в этом плане, возлагались “соображение и составление военно-статистических сведений о наших пограничных с Азиею областях и о прилежащих к ним Азиатских впадениях”, “военно-дипломатические сношения с соседними с Россиею Азиатскими владениями ”, “переписка по снаряжению военно-ученых и других экспедиций в вышеупомянутые страны”[95].
Собирание военно-статистических сведений об иностранных государствах, по взглядам будущего военного министра Д.А.Милютина, как следовало из его работы “Первые опыты военной статистики”, изданной в России еще в 1847 году, включало в себя освещение следующих вопросов:
“1) Обозрение целого государства в военном отношении, то есть рассмотрение общих основных сил его или так называемых элементов (территория, народ, государственное устройство) с военной точки зрения и в той степени, сколько может она влиять на военную силу целого государства.
2) Исследование вооруженных сил сухопутных и морских, равно как и всех способов к устроению их, снабжению, содержанию и приготовлении к военному времени. Главные вопросы — сколько и каких именно войск в мирное время, мобилизация войск и средств и сосредоточение.
3) Частное исследование стратегического положения государства по театрам войны против той или иной державы с различными более вероятными целями и обстоятельствами. Театры определяются на основании существующих политических комбинаций в связи с естественными рубежами”[96].
Помимо изучения иностранных вооруженных сил и вероятных театров войны, на военную разведку возлагались задачи сбора политической и экономической информации в той части, в какой эта информация была связана с угрозой национальной безопасности и интересам России, а также с военным потенциалом иностранного государства.
По штату, введенному “Положением...” исключительно “в виде опыта на два года”. Военно-ученое отделение ГУГШ имело всего четырнадцать, а Азиатское — восемь должностей. Добывающие и обрабатывающие функции специальных центральных органов военной разведки в документе не были ни выделены, ни организационно закреплены.
Специальные центральные органы военной разведки в армии были первоначально сформированы в качестве эксперимента на короткий срок, однако принятая структура оказалась достаточно эффективной и жизнестойкой, что предопределило ее сохранение в дальнейшем уже на постоянной основе без коренных изменений.
К зарубежным силам обоих отделений Главного управления Генерального штаба относились военные агенты при российских представительствах за границей, а также лица из состава военно-ученых экспедиций, направлявшихся для сбора военно-статистических сведений в приграничные районы России и прилегающие к ним территории иностранных государств.
В ходе реформ произошли дальнейшие изменения в структуре Морского министерства. С 1855 года Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич стал начальником ГМШ с присвоением ему прав морского министра. При генерал-адмирале в помощь ему была сохранена должность “управляющего Морским министерством”. В 1856 году был образован Кораблестроительный технический комитет для составления и рассмотрения судостроительных программ и смет. Этот орган занимался также изучением и освоением опыта иностранного военного кораблестроения, создания и использования нового вооружения и технических средств флота.