В определенной степени чины Отдельного корпуса пограничной стражи оказывали содействие и разведывательной деятельности штабов военных округов. В свою очередь, военное министерство оказывало содействие Отдельному корпусу пограничной стражи в усилении охраны границы, включая добывание разведывательной информации, которая использовалась в интересах корпуса. Так, сложившаяся к 1905 году в России предреволюционная обстановка вынудила руководство страны, по согласованию с министрами финансов, путей сообщений, а также военным и морским, образовать специальное совещание для координации действий различных ведомств, принимающих участие в усиленной охране границы.
С началом навигации 1905 года заграничная агентура Главного штаба и Департамента полиции сообщила о выходе из различных портов Европы пароходов с оружием, предназначавшимся для тайного ввоза в Россию. Для этих же целей, по данным разведки, на оружейных заводах Западной Европы был размещен заказ на производство партии оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ в счет внесенного задатка в размере 800 тысяч рублей[219].
В ряде случаев разведывательная деятельность пограничной стражи была достаточно эффективна. Это видно на примере организации обеспечения контроля за жизнедеятельностью маньчжурских железных дорог.
Корчемная стража имела своей задачей “предупреждение и преследование корчемства — тайной выделки, провоза и продажи предметов, обложенных акцизом или составляющих реалию казны (вино, пиво, табак, соль)”[220].
В 1875 году корчемная стража была развернута в пограничных с иностранными государствами уездах и насчитывала к 1893 году 968 человек. Корчемная стража состояла из стражников, младших и старших объездчиков, которые непосредственно подчинялись помощникам акцизного надзирателя, а в ряде мест — особым смотрителям корчемной стражи. Для решения своих задач корчемная стража пользовалась услугами российских и иностранных подданных, сообщавших конфиденциальные сведения о предстоящих попытках контрабанды как из России, так и из-за рубежа.
Величина пограничного района, подлежащего ведению корчемной стражи определялась для каждой местности министром финансов в пределах не менее 21 и не более 50 верст от черты границы. В начале XX века корчемная стража утратила всякое значение в деле добывания разведывательной информации.
Таможенные учреждения в России по своему значению и правам подразделялись на две главные категории: для массового пропуска товаров в важные торговые пункты, откуда они распространялись во внутренние области, и предназначенные, главным образом, для приграничного обмена. В связи с этим, таможенные учреждения организационно подразделялись на переходные пункты, таможенные заставы и таможни и сводились (за исключением крупнейших таможен) в таможенные округа. Центральным органом, осуществлявшим заведование таможенной службой, являлся Депар-таменттаможенных сборов Министерства финансов[221]. Сотрудники таможенных учреждений — надзиратели, корабельные смотрители, пакгаузные надзиратели, эксперты, секретари, переводчики и тщ. оказывали содействие штабам военных округов в деле добывания разведывательной информации. Однако это содействие было крайне незначительно.
Министерство торговли и промышленности, созданное в октябре 1905 г. на базе из департаментов Министерства финансов, располагало рядом отдельных агентов за рубежом, которые состояли при российских представительствах. Эти агенты собирали, в том числе, и разведывательные сведения экономического характера.
Святейший синод являвшийся одним из высших органов государственного управления Российской империи и возглавлявшийся назначаемым царем обер-прокурором, для сбора интересовавшей его информации использовал духовные миссии русской православной церкви за рубежом.
До открытия постоянных посольств России на Дальнем Востоке духовные миссии являлись единственными российскими представительствами в регионе и выполняли функции по сбору разведывательной информации о странах пребывания. В конце XIX века Святейшим синодом за границей содержались следующие православные духовные учреждения: заграничные миссии (Японская, Китайская, Корейская, Урмийская, Севе-ро-Американская и Иерусалимская), пять церквей в Западной Европе (в Ницце, Праге, По, Ментоне и Каннах) и притч в Урге (Китай)[222].
В конце XIX века иеромонах Николай писал: “Пекинская миссия служила некоторое время узлом, связывающим две соседние империи Кроме того, она имела в своей среде так называемых учеников или студентов, подготовляющихся для драгоманской службы и долго была единственным рассадником в России знатоков китайского и маньчжурского языков, а потом из нее вышли и первые консулы на крайнем Востоке. Далее, миссия до конца 70-х годов XIX века служила правительству хорошим органом для получения новостей из самого лучшего источника и к изучению этой мало известной страны в различных отношениях”[223].
Как показывает анализ, добывание разведывательной информации, касавшейся военной безопасности России, осуществлялось всеми указанными выше ведомствами, однако с разной степенью заинтересованности, активности, регулярности, глубины, полноты и достоверности.
Невоенные ведомства использовали собственные разведывательные силы и средства прежде всего для решения задач, соответствовавших их узкому предназначению в структуре Российского государства, а добыванием информации, необходимой для обороны страны, занимались как побочным делом.
Примером этому может служить то, как выполняло принятые совещанием 1892 года решения Министерство иностранных дел России. Во исполнение постановлений совещания руководство МИД решило провести в жизнь следующие мероприятия:
“1. Предпринять некоторые новые назначения пограничных консулов
2. Поручить своей 1-й экспедиции снабдить всех пограничных консулов в Пруссии и Австрии однообразным шифром для сношений с Гер чином и Веной, генерал-губернаторами Варшавы, Вильно и Киева, а также для сношений между собой.
3. Предложить посланникам в Дании и Швеции, а также послу в Лондоне, подыскать доверенных лиц, которым консулы могли бы адресовать вышеупомянутые телеграммы.
4. Поручить 1-й экспедиции составить словарь условного языка для открытых телеграмм.
5. Поручить генеральному консулу в Данциге барону Врангелю главный надзор за единством в действиях прочих консулов в Пруссии.
6. Снабдить последнего особым шифром для сношений с Варшавой и Вильно”[224].
В декабре 1895 года посол в Берлине Остен-Сакен сообщил министру иностранных дел, что из всех указанных выше мероприятий Министерства иностранных дел отчасти исполнены лишь первые три пункта, и то не в полной мере. Так например, вице-консул в Торне не назначен, несмотря на всю важность этого пункта. Во всей Познанской области, населенной поляками и имеющей с Россией общую границу на сотни верст, — не имеется ни одного русского агента. Из трех русских миссий в Гсрмании только один граф Муравьев ответил Остен-Сакену, что требуемая “личность для передачи депеш им отыскана”[225].
Последние же три пункта оставались вообще неисполненными. Генеральный консул барон Врангель никаких письменных приказаний и инструкций “о главном надзоре за единством действий консулов” не получал и даже не знал, “чего он может требовать от них — ему ни в чем не подчиненных, а тем более от военных агентов в Кенигсберге или будущего в Торне”. Особого шифра для сношений с генерал-губернаторами Варшавы и Вильно барон Врангель также не получал.
Далее Остен-Сакен указывал, что выбор кандидатов на пограничные консульские посты в Мемеле, Кенигсберге, Торне и Бреславле, а в особенности в Данциге, должен производиться, “ввиду трудности и ответственности возлагаемых на них поручений, крайне осмотрительно”. При выборе этих лиц такт, знания, опытность и безукоризненное прошлое, по мнению Остен-Сакена, — “будут играть важную роль”. Он отметил, что Прусское правительство зорко следит за русскими пограничными агентами, понимая их значение, и поэтому “мы должны быть вдвойне осторожны в выборе”. Но это требование исполнялось Министерством иностранных дел далеко не всегда. Как пример неудачного подбора консулов Остен-Сакен указал на двух бывших консулов — Платона в Бреславле и Эбергарда в Мемеле. Кроме того он указывал на желательность выбора консулов на пограничные пункты преимущественно из среды бывших военных, поступающих на службу в Министерство иностранных дел []
Министерство иностранных дел ответило Остен-Сакену, что оно с благодарностью принимает высказанные им мысли и на этом успокоилось.
Только через девять (!) лет, а именно 13 (26) мая 1904 года, министр иностранных дел писал Остен-Сакену следующее:
“...Имею честь обратиться к Вашему сиятельству с покорнейшей просьбой сообщить мне самым доверительным образом ваш отзыв по нижеследующим вопросам:
1. Снабжены ли наши консулы в пограничных местностях инструкцией от Главного штаба и необходимыми сведениями о современной организации и расположении германской армии в пограничных провинциях?
2. Имеют ли означенные консулы шифр для сношений непосредственно с Главным штабом и воинским начальством русских пограничных округов?
3. Приисканы ли те частные лица, через которых предполагалось совещанием передавать от консулов Гпавному штабу сведения чрезвычайной важности, и выработан ли словарь условного языка для сношений этих частных лиц?
4. Организован ли и как контроль посольства над означенной деятельностью консулов?