Недооценку степени боеготовности японской армии пытался изменить занявший пост военного агента в Японии Генерального штаба подполковник Самойлов, первые доклады которого в Санкт-Петербург были достаточно пессимистичными. Так, рапортом от 24 мая 1903 года он сообщил в Главный штаб: “Все, что касается численного состава армии в Японии составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщенные мне иностранными военными агентами, хотя и разнящиеся от наших, не могут считаться достоверными”[256].
За небольшой срок, отпущенный ему до начала русско-японской войны — чуть более полутора лет, — Самойлову так и не удалось завести негласную агентуру из числа иностранцев. Впрочем, он к этому и не стремился. Вместе с тем, блестящий аналитик В.К. Самойлов установил широкий круг знакомств как среди японцев, так и уже упоминаемых иностранных военных агентов (в числе последних был и французский военный атташе барон Корвизар). Сведения, полученные им на доверительной основе от знакомых, а также собранные путем наблюдения и осведомления и почерпнутые из местной прессы, создавали основу для последующих обобщений и выводов.
Оценивая японские маневры 1903 года, Самойлов писал: “Делая теперь, так сказать, практические выводы на случай войны с Японией, должно указать, большую подвижность армии, громадную и хорошо обученную артиллерию (говорю на основании опыта войны 1900 г.), значительный % горной артиллерии (у нас на Дальнем Востоке всего две батареи), ...доказанное на деле мужество и умение умирать на поле сражения”[257]. “Что касается выносливости японских войск, то позволю себе сказать, — продолжал военный агент, — что невыносливость эта условная, происходящая от перегрузки солдата, к холоду японцы приспособляться еще не научились, но научатся, как научились и всему другому”. От зоркого глаза Самойлова не ускользнули и недостатки, присущие японской армии: “неумение пользоваться конницей”, “чувствительность ко всяким неожиданностям и случайностям ”, “непривычку к ночным маршам и действиям” и т.д.
Самойлов уделял большое внимание и вооружению японской армии. Еще в декабре 1903 года он докладывал о том, что “страна восходящего солнца” рассчитывает получить с заводов Круппа в Германии в течение 1904 года “для осадного артиллерийского парка еще 20 орудий 12-ти сантиметровых и 24 орудия 15-ти сантиметровые”[258].
Уже с середины 1903 года русский посланник в Японии барон Розен и военно-морской агент капитан 2-го ранга А.И. Русин систематически доносили о верных признаках подготовки Японии к войне: о начавшейся мобилизации, реквизиции и вооружении судов торгового флота, организации Главной квартиры верховного командования, о закладке новых кораблей и служебных перемещениях морских офицеров.
Капитан 2 ранга А. И. Русин, находившийся в Японии в 1899—1904 гг., донес в марте 1903 года в Главный морской штаб данные по японскому плану войны с Россией. Он указал, что Япония будет стремиться “1) занять Корею; 2) не дать России окончательно утвердиться в Маньчжурии; 3) попытаться сделать демонстративную высадку близ Приамурской области, 4) такую же высадку осуществить на Квантуне и 5)при удаче этих двух операций попытаться овладеть вышеуказанными областями”[259].
Оценка мобилизационных возможностей Японии, сделанная Русиным, была ближе к истинной цифре, чем подобные оценки других источников. В 1903 году он сообщил в ГМШ, что когда “новые законы вполне войдут в силу”, японская армия будет иметь в своем составе 633 415 человек. Препровождая эти сведения в Военное министерство, Главный морской штаб упомянул, что сам Русин считает их преувеличенными, однако указал, что “но представляет их без всяких изменений в силу того, что они добыты из частного источника и могут быть приняты в соображение при определении точного количества войск”[260].
Следует отметить, что донесения военно-морских агентов попадали в военное ведомство достаточно редко и после предварительного отбора в ГМШ, что не могло не сказаться отрицательно на осведомленности Военного министерства о военно-морских аспектах угрозы России.
“...Наша военно-морская агентура в Японии была совершенно изолирована от остальных и потому для армии практического значения не имела. Между тем война должна была начаться как раз с морских операций и десантов и потому военно-морские сведения имели для сухопутных штабов на нашей тихоокеанской окраине самый живой интерес”, — отмечалось в отчете Военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны[261].
Состояние военно-морской разведки накануне русско-японской войны не могло не вызывать обеспокоенность и, в первую очередь, со стороны офицеров флота. Так, в №1 “Морского вестника” за 1904 год была опубликована статья старшего лейтенанта Б.И. Доливо-Добровольского (будущего руководителя военно-морской разведки — Примеч. авт.) под названием “Разведочная служба во флоте нес организация”, в которой просматривалась достаточная осведомленность авт ора о предмете исследования. “Мы хотим настоять здесь,—отмечал старший лейтенант флота на пороге открытия боевых действий на Дальнем Востоке, — на необходимости правильной организации разведочной службы. не оборудовав ее теперь, прийдется во время ее импровизировать и тогда, конечно, она не сможет дать всего того, чего мы вправе были бы от нее ожидать”[262].
По мнению Доливо-Добровольского, в качестве источников добывания разведывательной информации — “ресурсовузнавания” — должны выступать:
“1. Донесения сигнальных береговых станций;
2. Крейсеры и специальные разведочные суда;
3. Консулы дипломатические или специальные агенты в странах соседних с неприятелем;
4. Донесения коммерческих судов;
5. Шпионы на неприятельской территории;
б.. Случайные письма и сведения, получаемые частными лицами;
7. Сведения, имеющиеся в Главном морском штабе;
8. Другие вспомогательные ресурсы”.
При этом автор отметил, что “такая же приблизительно классификация была применена в Америке в прошлом, 1902 году, на лекции ...прочитанной в военно-морской коллегии”[263].
Примерами решения поставленной задачи являются и донесения в штаб Наместника на Дальнем Востоке от военных агентов в Японии и Корее.
В начале сентября 1903 года военный агент в Токио Генерального штаба полковник В.К. Самойлов в одном из своих донесений предупредил: “Флот готов.. Бла годаря большой готовности японских армий и флота и обилию транспортных средств, отправка даже значительного отряда на материк не встретит особых затруднений и может быть произведена почти внезапно”[264]. “Я считал и считаю, — писал Самойлов начальнику штаба Наместника 9 (22) декабря 1903 года, — что через два месяца на Ялу может быть 10 дивизий... Допускаю возможность, если продвинется вперед к этому времени формирование территориальных войск, и все 12 дивизий.”[265]. “Основным планом действий японцев будет попытка одержать над нами частный успех до сбора нами достаточных сил, — предостерегал тогда же Самойлов военного министра А Н. Куропапсина, — и затем надеяться на вмешательство других держав, неспособных допустить, чтобы Россия раздавила Японию”[266]. “Кто поручится, — прогнозировал в декабре 1903 года военный агент в Японии развитие событий, — что нас не заставят прекратить кампанию тогда, когда мы только будем в состоянии начать ее? Какие же у нас бу дут шансы для заключения приличного мира?”
Временно исполняющий должность военного агента в Корее Генерального штаба подполковник Потапов в октябре 1903 года доложил, что “через чиновников двора (то есть через негласных агентов русской разведки, которых она имела при корейском дворе — Примеч. авт.)удалось увидеть наброски плана русско-японской войны переписанного в виде заметок на платье одним из шпионов императора бывшем в Японии”. Потапов ознакомился с планом лично и получил его часть для более подробного изучения и оценки. Полученные сведения в краткой форме были им доложены по команде в штаб Наместника[267].
В конце 1903 года русские военные агенты в Корее донесли, что “на случай войны с Россией Японией приняты в Корее следующие меры: в Сеул прибыло 50 японских офицеров и 306 нижних чинов... В северной Корее появились японские вооруженные разведочные и съемочные партии; в Чемульпо тайно доставлены боевые припасы; близ Кунзана устроены скла-дыугля; в Сеуле и Чемульпо — склады продовольствия... численность японцев в городах Кореи заметно возрастает”[268].
За месяц до войны — 27 декабря 1903 года (9 января 1904 года), — Генерального штаба полковник В.К. Самойлов докладывал из Токио: “С начала января н.с. давно уже делаемые приготовления для отправления войск в Корею сделались очень энергичны. Началось фрахтование еще новых судов, по последним данным надо считать, что всего зафрахтовано 32 парохода, из них в Морском ведомстве 6 или 7.
По достоверный сведениями в разных дивизиях делаются приготовления к походу. Во 2-й и 12-й дивизиях призвана часть запасных
О призыве запасных в других дивизиях сведений не получено, хотя по-видимому везде делаются предварительные распоряжения на случай такового