3(16) января 1904 года броненосец “Петропавловск”, исполняя этот приказ, вышел на внешний рейд Порт-Аргура под флагом командующего эскадрой вице-адмирала Старка, где после пробы машин и уничтожения девиации компасов занял свое место по утвержденной диспозиции. До 18 (31) января 1904 года из резерва были выведены и все остальные корабли Тихоокеанской эскадры, принимались меры по охране рейда, последние корабли перекрашивались в боевой оливково-зеленый цвет, грузились все виды боевого снаряжения и боезапасы[275].
19 января (1 февраля) 1904 года в 5:30 утра на броненосце “Петропавловск” был поднят сигнал: “Суда, стоящие на внешнем рейде — учение № 1”. По этому сигналу на всех кораблях пробили боевую тревогу и эскадра приготовилась к бою. В 18:30 по сигналу “Петропавловска” дежурные миноносцы вышли на охрану дальних подступов к рейду, а в 21:00 эскадра закрыла огни. Отныне сообщения с берегом допускались только до 17:00.
20 января (2 февраля) 1904 года на борту “Петропавловска” состоялось совещание под председательством адмирала Алексеева. Обсудив последние разведсводки, пришедшие из Токио, Шанхая и Чифу, участники совещания вновь сошлись во мнении о неизбежности войны и необходимости упреждающим ударом сорвать планы противника.
В тот же день адмирал Алексеев запросил разрешение царя на выдвижение флота к Чемульпо для “противодействия высадке японских войск морскими силами” и на мобилизацию войск Дальнего Востока. Не получив ответа на запрос, адмирал Алексеев приказал 21 января (3 февраля) 1904 года совершить демонстративный поход всей эскадрой к Шантунгу.
В 5 ч. утра 21 января (3 февраля) 1904 года эскадра начала последовательно сниматься с якоря. В 16:00 из Порт-Артура последовал телеграммой приказ вернуться назад. 22 января (4 февраля) 1904 года эскадра пришла на внешний рейд Порт-Артура.
Выход эскадры к Шантунгу вызвал сильное недовольство в Петербурге и переполох в Токио. Из Петербурга адмиралу Алексееву последовали строжайшие директивы не провоцировать японцев, поскольку “крайне желательно прийти к мирному соглашению с Японией или помень-шеймере, насколько возможно, продлить обмен взглядов с японским кабинетом”. С большим трудом адмиралу Алексееву удалось добиться разрешения оставить эскадру на внешнем рейде, чтобы в случае необходимости оперативно ввести ее в бой. Однако специальной директивой ему было запрещено выставлять на кораблях противомшшые (противоторпедные) сети, так как эти “сети, выставленные в мирное время, могли спровоцировать японцев...”[276].
21 января (3 февраля) Главный Морской штаб специальной директивой объявил приказ о подготовке старших курсов Морского инженерного училища к досрочному производству не позже 25 января (7 февраля) в офицеры без экзаменов и защиты дипломных проектов и немедленной их отправке на Дальний Восток (время в пути — 20 суток — Примеч. авт.) для распределения по судам Тихоокеанской эскадры. Столь исключительная мера достаточно убедительно говорила о том, что Главный Морской штаб уже перешел к мобилизации личного состава флота ввиду близости начала военных действий[277].
Японцы, имея от своей разведки информацшо о намерениях адмирала Алексеева нанести им упреждающий удар, узнав о выходе 21 января (3 февраля) 1904 года русской эскадры “в неизвестном направлении”, на чрезвычайном совещании правигельсгва под председательством императора 22 января (4 февраля) 1904 года решили безотлагательно начать войну, поскольку “русская эскадра, свободная в своих действиях, могла расстроить все планы и расчеты японского правительства”.
В это время, но только 22 января (4 февраля) 1904 года в 8 часов вечера, после неоднократных напоминаний японского посланника Курило, министр иностранных дел России Ламздорф пригласил его к себе и сообщил посланнику сущность русского ответа, пересланного накануне Наместнику Дальнего Востока адмиралу Алексееву для передачи в Токио. Ответ был составлен в весьма примирительном тоне и заключал согласие на все японские предложения.
На Дальнем Востоке события разворачивались прямо в противоположном направлении. Япония, закончившая все приготовления к началу войны и считавшая момент для себя наиболее благоприятным, уже не намерена была идти на примирение. Военный совет под председательством японского императора постановил начать войну. Была немедленно послана телеграмма в Петербург об отозвании посланника, а по армии и флоту отдан приказ об открытии военных действий.
Телеграмму с русским ответом на японскую ноту по корейскому вопросу получили в Токио только 25 января (7 февраля) — уже после разрыва дипломатических отношений, о котором министр иностранных дел -Японии Комура уведомил русского посла в Токио барона Розена ещё накануне, 24 января (6 февраля), объявив, что по решению японского правительства “сношенияпрерваны”.
Японский флот вышел из Сасебо в 9 часов утра 24 января (6 февраля) 1904 года и приступил в открытом море к захвату русских пароходов.
В России усилиями военной разведки были вполне осведомлены об обстановке на Дальнем Востоке и о непосредственной подготовке Японии к развязыванию войны, но до последнего момента продолжали надеяться, что это лишь военная демонстрация, а на непосредственное нападешк* на Россию Япония, учитывая общую мощь Российской империи, не решится. Надежды оказались беспочвенными.
Адмирал Алексеев получил известие о разрыве дипломатических отношений с Японией 24 января (6 февраля) 1904 года, но в телеграмме содержались уверения, что “этот факт не означает неизбежности войны”[278]. Эскадра продолжала стоять по диспозиции боевой готовности. С наступлением темноты закрывались огни, всякая связь с берегом прекращалась, орудия противоминной артиллерии были постоянно заряжены, комендоры несли вахты круглосуточно.
26 января (8 февраля) 1904 года сигналом с флагмайского корабля эскадры в Порт-Артуре был передан приказ впце-адмирала Старка о выносе принадлежностей сетевого заграждения на палубы и о готовности к немедленной его постановке. Однако исполнительного приказа не последовало.
В штабах Алексеева и Старка несмотря на уверения Петербурга вновь стало доминировать мнение о необходимости выхода в море, даже если это мероприятие и пойдет вразрез с приказами из столицы.
26 января (8 февраля) 1904 года с флагманского корабля были переданы на эскадру следующие сигналы:
10:00 — “Эскадре Тихого океана со спуском флага прекратить сообщения с берегом”;
11:35 — “Эскадре Тихого океана — сегодня вступить в дежурство крейсерам “Аскольд” и “Диана”;
11:40 — “Эскадре Тихого океана — сегодня дежуривши по освещению внешнего рейда быть “Ретвизану” и “Палладе”;
16:50 — “Эскадре Тихого океана — приготовиться к походу завтра в 8 ч. утра, иметь 10 узлов хода, взять провизии на три дня”;
17:05 — “Амуру” и “Енисею” (минные заградители — Примеч. авт.) с миноносцами идти на внешний рейд завтра в 7 ч. 30 мин утра”;
17:40 — “Судам, стоящим на внешнем рейде, приготовиться отразить минную атаку, 6-дюймовые башенные орудия не заряжать”.
После передачи последнего сигнала на всех кораблях эскадры была пробита боевая тревога, опробованы прожектора, заряжены противоминные орудия и закрыты все огни, кроме якорных.
В 20:00 на борту “Петропавловска” состоялось совещание с участием командующего эскадрон вице-адмирала Старка и начальника штаба наместника контр-адмирала Витгефта, на котором был составлен приказ о выходе эскадры в море 27 января (9 февраля) 1904 года, определен се состав и походный сгрой. В морс, выдпш аясь к Чемульпо на перехват японского флота должны были выйти все броненосцы л крейсера, оба минных заградителя, транспорт “Ангара” и оба отряда эсминцев. На совещании были обсуждены также некоторые дополнительные меры по охране рейда. Совещание окончилось в 23:00.
В последние предвоенные дни отмечалось повальное бегство японцев из Порт-Артура. Эскадра в соотвсгствии с приказом находилась в состоянии полной боевой готовности (экипажи находились на борту полностью, круглосуточно неслась вахта енгнальщнкамн-наблюдате-лями и артиллерийской прислугой у орудий противоминных калибров, на мостиках находились вахтенные офицеры, энергетические установки обеспечивали корабль теплом и элекгроэнергией, но котельные установки к немедленной даче хода не готовились — Примеч. авт.), однако некоторые корабли поздним вечером 26 января (8 февраля) 1904 года имели палубное освещение вюночениым, так как проводили срочную погрузку угля. Горел и входной маяк в порт-артурскую гавань: крепость была одновременно коммерческим портом.
Командование эскадры дало дежурным миноносцам, высланным для охраны дальних подступов к порт-артурскому рейду инструкцию: “В случае необходимости... полным ходом возвращаться к эскадре, подходить к флагману и докладывать о случившемся”.
В 23:35 в самый момент появления на рейде миноносцы противника были обнаружены и освещены прожекторами русских кораблей, но их сначала приняли за своих, так как знали о возможности подхода русских миноносцев с моря и, к тому же, силуэты японцев напоминали силуэты наших кораблей. Японцам удалось выпустить торпеды и подорвать три русских корабля — “Цесаревич”, “Ретвизан” и “Палладу”[279].
За день до нападения японцев на русский флот в Порт-Артуре — 26 января (8 февраля) 1904 года в Санкт-Петербурге за подписью военного министра генерала от инфантерии и генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина свет увидел доклад, в котором достаточно точно, как подтвердилось уже в ходе русско-японской войны, излагался замысел японского стратегического плана ведения боевых действий