“Кампания начнется атакою нашего флота. — отмечалось в докладе, — дабы получить господство на море. Разбив наш флот, японцы производят высадку в Цинампо и даже в устье Ялу. Быстро собрав 7—8 дивизий, японцы вторгаются с ними в Южную Маньчжурию, оттесняют наши войска к северу... В это же время 3—4 дивизии производят высадку на Квантуне, оттесняют наши войска в Порт-Артур и. при помощи ускоренной осады, овладевают им”.
Доклад Куропаткина, прямо указывавший на неизбежность развязывания Японией войны, заканчивался однако оговоркой: “Все это мною написано совершенно предположительно, без каких-либо документов или секретных сведений” Читая эти слова следует учитывать, что под “предположительными” данными, в отличие от “секретных” и “документальных”, в рассматриваемый период понимались сообщения военных агентов (гласных и негласных), не сопровождавшиеся документальными материалами, а также устные или письменные донесения от тайных агентов и сведения от лазутчиков и пленных. Таким образом, Куропаткин осторожно выразил как бы сомнения в достоверности докладываемой им разведывательной информации. Такой доклад истребовал принятия немедленных мер.
В этой связи, невзирая на вывод о неминуемости войны, ни Главный штаб, ни Главный морской штаб, ни Военное и Морское министерства в целом не дали на Дальний Восток конкретного приказа о немедленном приведении войск в полную боевую готовность к отражению нападения, не приступили к мобилизационным мероприятиям в стране. Не сделал этого на месте и штаб Наместника царя на Дальнем Востоке. Своевременно не были приняты меры как к усилению войск на Дальнем Востоке, гак и к сосредоточению уже имеющихся в Маньчжурии.
В ночь на 27 января (9 февраля) 1904 года японский флот атаковал русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура, а уже днем — и у пор га Чемульпо (Корея) крейсер “Варяг” и канонерскую лодку “Кореец”. Несмотря на потери русский флот сохранил боеспособность. Боевые действия на суше начались позже — 18 апреля (1 мая) 1904 года Япония, обеспечив стратегическую внезапность, смогла захватить и инициативу в войне.
Так началась русско-японская война.
Столь подробное исследование периода непосредственно предшествовавшего развязыванию боевых действий имело своей целью показать соотношение между тем, как действовала, а также что докладывала разведка, и тем, как и какие решения, принимались высшим военным и политическим руководством страны.
Начальный период воины выявил значительный недостаток разведывательной информации о японской армии, сс организации, вооружении, группировках и состоянии войск и флота.
Хотя вес органы военного управления русской армии и флота, имели к 1904 году как в центре (Главный штаб и Главный Морской штаб), так и в дальневосточном регионе (штабы Наместника, Приморского военного округа, командующего Маньчжурской армией и ее соединений) определенные силы и средства для ведения агентурной разведки, ни одному их них не удалось добиться привлечения к сотрудничеству на до;довременной основе источников оперативной и документальной информации по японским вооруженным силам и Японии в целом. Не была создана надежная и разветвленная агентурная сеть, способная своевременно и достоверно вскрыть проведение противником мобилизационных мероприятии и развертывания войск и сил флота для нанесения первого удара, а после открытия боевых действий — продолжить сбор и своевременную доставку разведывательных сведений.
“Ненадежность тайной агентуры в мирное время, — писал кадровый разведчик П.Ф.Рябиков, — невозможность получать весьма жизненные и важные сведения о японской армии секретными путями привели к колоссальнейшей ошибке в подсчете всех сил, кои могла выставить Япония и к совершенному игнорированию резервных войск, неожиданно появившихся на театре войны”[281].
Одной из причин этого явилось то, что в русской армии и флоте не было профессиональных офицеров-разведчиков, не предъявлялось жестких требований к военным и морским агентам, к территориальным органам военной разведки по заведению тайной агентуры за рубежом, в первую очередь по вероятному противнику. Как следствие, в большинстве случаев проявлялся недостаток инициативы на местах. При этом, хотя превентивные контрразведывательные мероприятия, проводившиеся Японией, тоже затрудняли в некоторой степени деятельность русской военной разведки, но полностью воспретить ее всё же не могли.
Другим важным моментом явилось то, что после получения достоверной информации о начале непосредственной подготовки Японии к войне русским командованием не были приняты меры для Наращивания сил и средств, а также усилий разведки на угрожаемом стратегическом направлении.
В результате, маньчжурский театр военных действий оказался в разведывательном отношении в целом неподготовленным к войне. К отсутствию боеспособной агентурной сети добавились и не отлаженная заранее на случай войны связь Главного штаба и штаба Наместника с военными агентами в странах Дальнего Востока.
Существовавшая в русской армии и. особенно в высших эшелонах ее управления, бюрократическая система, а также хронически недостаточное выделение финансовых средств на решение вопросов, касавшихся национальной безопасности России, зачастую мешали использовать предоставлявшиеся возможности по приобретению ценнейшей информации. При этом, на указанные проблемы наложилось нежелание военных и иных чиновников взять на себя ответственность за то или иное самостоятельное, даже в рамках своих функции, решение.
Так, за общее ознакомление (без продажи русской стороне самого документа — Примеч. авт.) в октябре 1903 года с планом будущей войны Японии против России военным агентом в Корее Потаповым было заплачено 200 (двести) рублей. Ещё 300 (триста) рублей им было уплачено за часть плана, полученную для более подробного изучения и оценки с целью принятия разведкой решения о приобретении всего документа. Несмотря на незначительность требовавшихся сумм, указаний о покупке в сего документа, запрошенных по команде, так никогда и не поступило. “Как впоследствии я узнал, — вспоминал Потапов, — представленная часть подверглась строгой критике и была признанной измышленной для ввода нас в обман. Только уже во время войны выяснилось, что показавшиеся странным стратегические предположения, высказанные в плане, были выполнены японцами в деталях”[282].
В ряде случаев отклонялись и предложения услуг разведке, исходящие от иностранцев. Так, в январе 1904 года из Японии в Европу пароходом “Аннам” в отпуск следовал англичанин Д. Андерсен, который из Шанхая прислал на имя военного министра письмо с предложением использовать его за плату как тайного агента в Японии. В письме он сообщил некоторые разведывательные сведения по японской армии, оказавшиеся достоверными.
21 января 1904 года начальник Военно-статистического отдела Управления II генерал-квартирмейстера Главного штаба переправил письмо Андерсена без каких-либо рекомендации начальнику штаба наместнику царя на Дальнем Востоке “на случай возможного использования доброжелателя”. Однако 3 марта, т.е. когда война с Японией уже началась, начальник штаба наместника ответил в Главный штаб, что руководство не признало нужным принять услуги англичанина.
Возможность, а затем и неизбежность военного столкновения с Японией поняли в России задолго до торпедной атаки неприятельских миноносцев на русскую эскадру, стоявшую на рейде Порт-Артура. Строилась транссибирская железная дорога, создавалась сильная группировка сухопутных войск, выполнялась крупная кораблестроительная программа. Еще в 1901 году Морское министерство доложило царю, что в 1905 году русскому флоту будет обеспечено преобладание над Японией в Тихом океане....
Стратегические планы войны разрабатывались в России исходят имевшегося мирового и отечественного опыта — локальной Крымской войны 1853—1856 гг., франко-прусской войны 1870—1871 гг., русско-турецкой войны 1877—1878 гг. и других прошедших войн, включая японо-китайскую войну 1894—18951 г. Но вооруженные силы Российской империи, Японии и других стран в этот период непрерывно оснащались новым оружием и военной техникой, армии и флоты приобретали иные, еще непознанные боевые возможности, сами военные действия приобретали новое содержание. Военная наука и искусство объективно отставали от жизни. Поэтому одна из главных причин трагедии состояла в том, что высшее руководство страны не придавало должного значения военной агентурной разведке и добывавшимся ею сведениям, которые могли хотя бы частично восполнить разрыв между представлениями о будущей воине, выработанными на основе прошлого опыта, и действительным положашем вещей.
Российские военные и политические руководители не сделали, иногда даже по конъюнктурным соображениям, правильных выводов из донесений разведки по военно-политической и стратегической обстановке на Дальнем Востоке и, как результат, не приняли своевременных и адекватных ситуации мер для подготовки России к воине.
4.3. Русская военная разведка в войне с Японией
С началом боевых действий военная разведка значительно укрепила свое положение, в ее структуру был включен целый ряд новых органов, с привлечением новых средств и сил, создание и деятельность которых до войны были невозможны.
В сухопутных войсках организация разведки штабами действующей армии и войсковых соединений в военное время должна была, как тогда предполагалось, основываться на принятом перед русско-японской войной “Положении о полевом управлении войск в военное время” 1890 г.[283].
“Положение о полевом управлении войск в военное время” определяло структуру военной разведки в действующей армии, формулировало функции ее органов всех уровней.