— говорилось в отчете штаба I-н армии, — но ряд таких адресов, совпадающих с другими признаками, уже достаточно обеспечивал правильность предположения, что войсковая часть, указанная на нескольких конвертах, действительно расположена в полном составе в данном пункте. Значительно содействовало этому способу определения то обстоятельство, что противник усиленно избегал дробления своих нормальных единиц и части его армий, дивизий и бригад в громадном большинстве случаев располагаюсь совокупно”.
Важные данные давали также почтовые штемпеля частей (преимущественно армий) на конвертах. По ним можно было с полной уверенностью заключать о принадлежности данной дивизии или бригады к той или другой армии, а также и устанавливать переход части из состава одной армнн в другую.
Однако русской разведкой были обнаружены случаи, когда японцы с целью введения русских в заблуждение разбрасывали подложные конверты и письма[343].
В целом, войсковая разведка, в силу вышеуказанных причин, а также из-за полного отсутствия какой-либо организации и систематичности этого дела не оправдала возлагаемых на нее надежд. Она обеспечивала на протяжении войны вскрытие группировки японских войск на передовой линии на глубину до 15—30 км. Однако войсковая разведка не могла в полной мере компенсировать неудачи агентурных действий дальней и ближней разведок, а также разведки флангов, задачи которых остались в значительной мере невыполненными.
Среди лазутчиков категория как “агенты — резиденты” была незначительна, что также отрицательно влияло на качество добываемой информации.
Окончательный удар по использованию лазутчнков-кнтанцев в интересах разведки был нанесен поражением русских войск под Мукденом. “Мукденские события настолько сильно повлияли на впечатлительные умы китайцев, — отмечалось в “Отчете деятельности разведывательного отделения управления генерал-квар гирмейстера при Главнокомандующем с 4 марта по 31 августа 1905 года”, — что почти все старые разведчики разбежались, а новых нельзя было подыскать, так как китайцы, даже за крупное вознаграждение не решались поступать на службу тайными агентами из-за боязни японцев, беспощадно и жестко расправлявшихся со всеми туземцами, подозреваемыми в каких-либо сношениях с русскими”[344].
В силу сказанного выше к донесениям тайных агентов ближней разведки относились с большим недовернем.
Сбор сведений о противнике непосредственно в районе расположения и действий его армий, обеспечивался и за счет сведений из печати, преимущественно иностранной, а не японской, что считалось предметом ближней разведки. Безусловно ошибочное представление, т ак как сведения, содержащиеся в печати, могли иметь отношение и к дальней разведке и разведке флангов. “Нельзя не отдать должное японской печати, которая замечательным умением хранила в тайне все, что касалось армии и военных действии”, — отмечалось в Отчете.[345]. “С первых же дней войны японская печать получила беспрекословное приказание правительства: хранить в тайне все, что касается организации, мобилизации и передвижения морских и сухопутных сил их Родины. Правительство предостерегало прессу от разглашения военных тайн, подчеркивая. насколько печать может вредить военным операциям, ссылаясь на примеры последней японо-китайской войны. Оно взывало к патриотизму печати не оглашать никаких сведений, которые, как бы они ни были интересны для публики, могли даже одними намеками принести пользу противнику, давая ему указания о намерениях или предполагаемых движениях японцев. Насколько честно японская печать отозвалась на призыв Правительства, красноречиво доказано той непроницаемой тайной, которою были окутаны все движения кораблей адмирала Того и армии маршала Ойяма”.
Хотя вышеприведенные строки (из газеты “The Japan Times” от 5-го июля н.с. 1905 года N 2512) на самом деле вполне оправдались, все же из прессы можно было черпать кое-какие сведения о противнике. Сюда относились официальные донесения японских начальников (в особенности в начале воины), разбросанные сведения, объявления и т.д. в японских газетах и корреспонденции иностранных военных корреспондентов, побывавших на театре военных действий с японской стороны и напечатавших свои наблюдения без цензуры по возвращении па родину.
“Последние давали преимущественно сведения о японской тактике, духе японской армии, ее житье-бытье и т.п."
Сведения об организации и численности вооруженных сил Японии были сравнительно редки.
Ввиду тон важности, которая признавалась за прессой, как источником добывания сведении о противнике, разведывательное отделение штаба Главнокомандующего пользовались печатью и добывало из газет сведения, хотя и запоздалые, но весьма иногда ценные, особенно из японских, английских и немецких.
Для этой цели разведывательным отделением Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем выписывались иностранные газеты.
Кроме того, было предложено начальнику цензурного отделения представлять генерал-квартирмейстеру при Главнокомандующем вырезки из всех получаемых названным отделением иностранных газет, содержащие сведения о японской армии.
Сведения о противнике было принято делить “по степени вероятия на так называемые документальные, т.е. несомненные и вероятные, приводившие к предположительным заключениям”.
Документальные сведения получались посредством: захвата пленных, различных знаков отличии войск, записных книжек, писем и т.п.
В канву документальных сведений вплетались, с тем или другим показателем достоверности, предположительные.
Эти последние складывались из опросов пленных, из донесений тайных агентов и весьма незначительно из печати. Показаниям пленных, на основашш опыта, давалась большая вера, так как показания их часто документально подтверждались.
“Сведения же тайной разведки, зависящие от надежности лазутчиков, по степени вероятия ставились на последнее место”[346].
После боя под Мукденом к лазутчикам, разведывающим расположение армии Онямы, были предъявлены требования доставки документов. Донесения, сопровождаемые таким подтверждением, были оцениваемы выше.
Отдельную, сравнительно незначительную, Группу сведении составляли выборки из прессы. Более ценные были почерпнуты из японских и английских газет.
Такие вопросы разведки, как устройство тыла противника, расположение глубоких резервов, подход подкреплении, новые формирования, мобилизация частей в Японии — освещались главным образом донесениями тайных агентов.
Организация войск — главным образом — показаниями пленных и документами.
Группировка сил, поступление укреплений на фронт — преимущественно непосредственно войсковой разведкой, достав лявшей пленных и другие документальные данные.
Самые точные сведения имелись в разведывательном отделении Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем относительно группировки войск в ближайшей полосе и ее организации (на основании результатов войсковой разведки) и менее достоверные — о глубоких резервах и о том, что делалось в далеком тылу до Японии включительно.
После Мукдена связь с противником была совершенно потеряна; поэтому не лишен интереса порядок, в котором картина положения японцев восстановилась.
В первых числах марта вошла в соприкосновение конница сторон и вырисовалась только линия передовых конных частей.
В середине марта вполне определилась линия пехотного охранения и места авангардов на важнейших операционных направлениях, а на крайнем востоке обнаружены части армии Кавамуры (в долине Хунь-хе).
25 марта уже “документально” были установлены японские войсковые части в трех точках фронта, а именно: авангард армий Ой ямы (Нидзу в районе Кайюань-Телин) и конные авангарды: бригада Таму-ры (по дороге па Цзинцзятунь) и бригада Акнямы на (Цулюшу).
2 апреля в общих чертах намечались районы двух фланговых армий — Ноги и Кавамуры. Об армиях Оку и Курокн делалось предположение (па основании сведений лазутчиков и метода сопоставления), что обе они в резерве за серединой. Другими словами, рисовалось, что армии Ойямы были расположены в крестообразном порядке.
16 апреля первое документальное сведение об армии Курокн подтвердило существовавшее о ней предположение.
К 28 апреля расположение армий, кроме Оку и Курокн, оставшихся в резерве, было определено уже по дивизиям.
2 мая выясшшся выход из резерва армии Куроки и расположение двух ее дивизии.
Наконец к 11 мая установлено появление “головы” армии Оку.
Таким образом, к этому времени порядок развертывания японских армий не возбуждал никаких сомнений. В резерве считались: 3, 8 гвардейские полевые дивизии и все резервные части, не считая 1 -и резервной дивизии Ялучжанской армии.
К середине мая, т.е. через два с половиной месяца после потери связи с противником, группировка была более или менее подробно восстановлена.
В общих чертах (по армиям) она была восстановлена 2-го апреля, т.е. через месяц.
В части организации и новых формирований группировка сведений, большинство которых было от тайных агентов, позволила сделать к августу несколько выводов, подтвердившихся затем документально. Так, была подмечена реорганизация резервных войск и установлено сформирование весной и в течение лета пяти новых полевых дивизий №№ 13—17.
Труднее всего было следить за подходом подкреплений к армиям Ойямы.
“Благодаря тому, что в японскую печать никогда не проскальзывали подобные указания, в документах также их почти не встречалось, а пленные, видимо, искренно не знали об этом, приходилось сопоставлять между собой исключительно сведения лазутчиков. Работа же этих последних была крайне затруднена отсутствием наружных отличий в японских войсках”.