, — писал 5 (18) января 1905 года Управляющий Морским министерством[371].
В последующем переписка между двумя министерствами не приводила более к попыткам реализации разведывателыюй информации морским ведомством.
На уведомление Главного штаба от 15 (28) декабря 1904 года об выходящих из германских и шведских портов судов с “гаубицами и гильзами для скорострельной артиллерии на борту” начальник ГМШ сообщил, что из-за отсутствия необходимых сил и средств “контрабанда эта может быть задержана лишь у берегов Японии по распоряжению командующего флотом Тихого океана, если представится к тому возможность”[372] .
Дело в том, что военные агенты и офицеры Главного штаба не имели специальной военно-морской подготовки, слабо представляли себе боевые возможности русского флота и способы его действий. Добывавшаяся и передававшаяся флоту разведывательная информация была такой, что не могла быть использована в боевой деятельности.
С учетом содержания и качества продолжавшей поступать из Главного штаба военного ведомства информации о выходе из портов Западной Европы судов с “военной контрабандой для Японии”, управляющий Морским министерством предпринял попытку исправить положение и 27 января (9 февраля) 1905 года попросил предписать военным агентам сообщать “также нижеследующие сведения Морскому министерству для возможности захвата парохода:
1) Срок предполагаемого выхода из порта и предполагаемый марш-рут;
2) Предполагается ли заход в попутные Европейские порта Оля погрузки или нет;
3) Внешний вид парохода, то есть число мачт, труб, окраска труб и корпуса и какой компанейский знак на трубе парохода при выходе его из порта...”[373].
Однако на документе появилась следующая резолюция военного министра В.В. Сахарова: “Морское министерство обусловливает такими условиями, которые трудно выполнить”. Но далее следовало распоряжение: “Во всяком случае надо поручить нашим агентам попытаться добыть такие сведения”.
Не приведшее к положигельным результатам со зрудиичество двух министерств предусматривало, вместе с тем, участие морского ведомства в оплате услуг негласного агента на заводах Круппа в Эссене. Так, начальник ГМШ уведомил 27 июля (9 августа) 1904 года, управляющего Канцелярией ВУК в том, что “не встречает препятствий, чтобы морское ведомство участвовало совместно с военным в уплате 15000 марок для вознаграждения агентам по доставлению важных сведений”[374].
Разведка военно-морского флота. В военно-морском флоте разведка в ходе русско-японской войны велась, в связи с малой активностью его участия в боевых действиях, в ограшгченном объеме.
Поскольку возможностей использования стационеров во время войны не имелось, морской агент в Японии отсутствовал, а корабельная разведка на большом удалении от баз не предусматривалась, то русские морякам пришлось искать новые пути добывания разведывательной информации о противнике. В частности, были предприняты попытки впервые организовать радиоразведку.
Датой рождения русской радиоразведки считается 7 марта 1904 года, когда вице-адмирал С.О. Макаров подписал приказ по Тихоокеанскому флоту, в котором предписывалось обязательное ведение радиоперехвата и пеленгования неприятельстких радиостанций. В этом приказе, в частности, отмечалось, что “неприятельские телеграммы следует все записывать, и затем командир должен принять все меры, чтобы распознать вызов старшего, ответный знак, а если можно, то и смысл депеш”. Выполняя этот приказ, радисты русского военно-морского флота неоднократно обнаруживали работу японских радиостанций и предупреждали командование о приближении военных кораблей противника, что помогало правильно оценивать обстановку и своевременно принимать соответствующие решения. Радиоразведка флота сыграла определенную положительную роль в ходе обороны Порт-Артура, в морском бою в Желтом море (июнь 1904 г.).
Такой деятельностью активно занимались на 2-й Тихоокеанской эскадре вице-адмирала Рожественского на переходе с Балтики к Цусиме. Во Владивостоке этим занялся упоминавшийся выше Доливо-Доб-ровольский, который с началом войны был назначен в штаб вице-адмирала С.О. Макарова, но в силу обстоятельств оказался в должности старшего флаг-офицера в штабе командующего Владивостокским отрядом крейсеров контр-адмирала К.П. Иесссна. Именно здесь Доли-во Добровольский попытался реализовать на практике свой предложения и организовать разведку японского флота.
К работе он привлек двух студентов владивостокского Восточного института, которые занимались переводом перехваченных радиопереговоров кораблей японской эскадры адмирала Камимуры, а также, ориентируясь по громкости сигналов, определяли местоположение японских крейсеров. Именно во время русско-японской войны впервые бьгш опробованы приемы разведки сил проптвштка по их радиопереговорам и дешифровка перехваченных телеграмм, а также были заложены основы активного противодействия радиосвязи противника[375]. Однако данные радиоразведки не всегда полно и грамотно использовались как в штабах, так и на кораблях. Явно ощущалось техническое несовершенство аппаратуры, не хватало должного опыта в работе радиоразведчиков.
Конпшазвсдка. На театре военных действий в Маньчжурии с началом войны “выяснилось, что большое число китайцев и переодетых китайцами японцев занимаются шпионством. следя с сопок за движением наших войск, расположением наших батарей и т.п.. сигнализируют об этом при помощи флагов, зеркал и проч.”[376].
Борьба со шпионажем должна была осуществляться здесь за счет организации “жандармско-полицейского надзора”. Этот надзор был поручен “состоящему при армии” штаб-офицеру Отдельного корпуса жандармов подполковнику Шершову. Однако “малочисленность личного состава (только с конца 1904 года начали прибывать на театр военных действий полуэскадроны полевых жандармов, коих было всего только четыре и то под конец войны) и отсутствие опытных сыскных агентов делали борьбу со шпионами неприятеля почти невозможной”[377].
С начала воины, а в особенности по мере развития военных действий в разведывательное отделение Маньчжурской армии стали доставляться “лица различных национальностей, преимущественно китайцы и корейцы, задержанные по подозрению в шпионстве, воровстве, сигнализации. порче телеграфов, мостов и т.п.” Эти лица препровождались большей частью без всяких указаний, где, когда, кем они были арестованы. Поэтому разведывательному отделению, вопреки ст. 202 “Положения о полевом управлении войск в военное время” приходилось “непроизводительно тратить ежедневно массу времени на опрос этих лиц, в целях установления их личности и выяснения их виновности”. “Такой ненормальный порядок вещей, отвлекавший чинов разведывательного отделения от прямых их обязанностей и возлагавший на них чуждые их деятельности обязанности военно-полицейского характера” вызвал приказание войскам Маньчжурской армии от 6 (19) сентября 1904 года за № 540, в котором командующий армией “приказывал всех задержанных лиц препровождать к органам, ведающим военно-полицейскими надзорами в армии, в разведывательное же отделение препровождать вместе с протоколами опросов лишь тех лиц, кои могут дать сведения о противнике”[378].
Подобным приказом вопрос борьбы со шпионажем противника не решался и решиться не мог. В этой связи теперь уже разведывательное отделение штаба Главнокомандующего вынуждено было возложить на себя хотя и не в полном объеме и эти функции. С большим опозданием (с марта 1905 года) им были приняты следующие меры.
“После Мукденских боев розыск неприятельских шпионов преимущественно из европейцев (евреев, греков, армян, турок и проч.) и негласный надзор за ними имелось в виду возложить на некоего Персица (рядового 4-го Заамурского железнодорожного батальона) под непосредственным руководством заведующего жандармско-полицейским надзором Маньчжурских армий отдельного корпуса жандармов подполковника Шершова”. — отмечалось в “Отчете № 2 о деятельностиразведыва-тельного отделения Управления генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем с 4 (17) марта 1905 года по 31 августа (13 сентября) того же года”[379].
Персии по своим способностям, знанию иностранных языков и службе до воины в сыскной полиции представлялся лицом, вполне подготовленным для намеченной цели. Ввиду имевшихся сведений, что очагом шпионства являлся город Харбин, Персиц был направлен в этот город, причем на организацию и ведение контрразведки ежемесячно в распоряжение подполковника Шершова выделялось 1000 рублей. Однако эта попытка закончилась полной неудачей, так как “Персиц оказался нравственно несостоятельным и не сумел подыскать хороших сыскных агентов”[380].
С большим успехом пелась борьба с неприятельскими шпионами из китайцев. “Лучшим приемом было признано ведение ее посредством китайцев же”. Дело это было поручено уже упоминавшемуся выше по его работе в разведке купцу Тнфонтаю, “агенты которого действительно раскрыли несколько шпионских гнезд”.
Поимкой неприятельских лазутчиков занимались также агенты начальника транспортов Маньчжурских армий Генерального штаба генерал-майора Ухач-Огоровича.
Для ускорения, а главное для объединения всех дел о неприятельских шпионах в руках одного лица было возбуждено ходатайство о при-командарованин к Управлению генерал-квартирмейстера при Главнокомандующем специального военного следователя 3-й Маньчжурской армии полковника Огисвского,