На старшем отделении те же предметы усваивались на практике. Офицеры обучались также французскому и немецкому языкам. Все окончившие курс получали свидетельства и возвращались в свои части для продолжения службы, именуясь причисленными к Генеральному штабу (за исключением офицеров, закончивших артиллерийские и инженерные училища), в который переводили «отличнейших по службе и занятиям науками» (Военная энциклопедия. Т. 6. СПб., 1912. С. 598–599).
Восточные языки не входили в программу Императорской Военной академии (с 1855 г. — Николаевской академии Генерального штаба), но тот факт, что се слушатели проявляли живой интерес к восточному языкознанию, явствует из воспоминаний Д.А. Милютина, военного министра в 60—80-х гг., обучавшегося в Военной академии в 1835–1836 гг.: «Мы были так обременены занятиями по главным предметам курса, что занятиям по иностранным языкам вовсе не придавали значения. Однако ж некоторые из моих товарищей находили время брать на дому еще уроки восточных языков» (Милютин Д.А. Воспоминания. Т.1. Томск. 1919. С.119–120). В 1849 г. профессор арабской кафедры Петербургского университета О.И. Сенковский предложил проект о введении преподавания восточных языков в Военной академии, но этот проект не был осуществлен.
Значительный импульс изучению восточных языков дали события Русско-персидской (1826–1828 гг.) и Русско-турецкой (1828–1829 гг.) войн. С самого начала Русско-персидской войны, согласно приказу начальника Главного штаба Е.И.В., в штабах частей и отрядов велись журналы военных действий. Приказ обязывал вносить в них все сведения о передвижениях войск, как своих, так и неприятельских, давать обзор местности, занятой войсками, обращая внимание на характер населения и его основные занятия. Естественно, что для выполнения этих и других работ в армии сразу возникла потребность в людях, владеющих фарси. О необходимости иметь при каждом крупном отряде переводчиков писал 5 января 1827 г. главнокомандующий в Грузии А.П. Ермолов начальнику Главного штаба Е.И.В. И.И. Дибичу. Из-за отсутствия постоянного штата военных переводчиков (первый выпуск из Неплюевского военного училища был только в 1831 г.) Дибич был вынужден обращаться к К.В. Нессельроде с просьбой о командировании на Кавказ переводчиков Азиатского департамента МИД.
Большую помощь русским офицерам в деле сбора сведений о противнике оказывало население Восточной Армении, занятой персидскими войсками. С начала 1827 г. в Главном штабе Е.И.В. составлялись специальные подборки документов, которые назывались «Сведения, армянами доставляемые». Так возникали подробные обзоры всех сколько-нибудь значительных политических и военных событий, происходивших в Персии и Азиатской Турции. Это позволяло русскому командованию правильно ориентироваться как в период военных, так и во время мирных переговоров с шахским правительством. Собранные материалы имели не только сиюминутное значение — они позволяли существенно расширить круг знаний о театрах военных действий. Военно-статистические описания различных районов Персии, составленные во время войны и сразу после ее окончания, в отличие от предыдущих работ подобного характера, содержали больше подробностей и имели более высокий научный уровень. Самым тщательным образом были изучены те провинции, которые во время войны оказались занятыми русскими войсками.
В Топографическое депо Военного министерства поступили: «Записка о народах и способах провинции Ардебильской», составленная при штабе ардебильского отряда в 1828 г. неизвестным автором; «Военно-статистическое описание Мишкинской области 1828 г.» полковника Генерального штаба Г. Энсгольма (История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 183).
Как следует из аннотированной описи дел секретного Архива Генерального штаба, там находилось еще несколько подобных сочинений, в том числе проекты П.П. Сухтелена, содержащие сведения об Астрабадской провинции и туркменских племенах, населявших юго-восточное побережье Каспийского моря. Большой и разнообразный материал дали проводившееся офицерами Генерального штаба русско-турецкое разграничение в Закавказье после Адрианопольского мира и участие русских офицеров Генерального штаба в турецко-персидском разграничении.
Сбор военно-статистических сведений являлся необходимым требованием в целях подготовки вооруженных сил страны к грядущим войнам, но отнюдь далеко не достаточным. Необходимо было иметь заблаговременно, еще в мирное время, негласную агентуру, которая бы с началом военных действий могла передавать упреждающие сведения о намерениях противника. Именно об этом факте свидетельствовали итоги Польской кампании 1831 г. Хотя соответствовавшая струкгура для ведения разведывательной и контрразведывательной деятельности здесь была создана.
21 апреля 1815 г. в Вене был подписан дружественный трактат между Россией, Австрией и Польшей, определявший новое положение польских земель. Часть территории с городом Познань получила Пруссия. Галиция с Тернопольской областью возвращались Австрии, Краков объявлялся вольным городом. Оставшаяся часть Великого герцогства Варшавского передавалась России под названием Царства Польского. 15 ноября 1815 г. Александр I даровал полякам конституцию. Корона становилась наследственной для российских императоров. Это был весьма либеральный документ. Конституция гарантировала свободу печати и неприкосновенность личности. Польский язык объявлялся государственным и обязательным в администрации, суде и армии. Законодательный аппарат состоял из двухпалатного сейма и монарха. Права законодательной инициативы сейм не имел, а все законопроекты предварительно рассматривались в Государственном совете. Император остался глух к предложениям своих советников ограничиться в польских владениях лишь дарованием местного самоуправления. В результате для побежденного противника были созданы более благоприятные условия, чем для губерний собственно Российской империи.
Высшая воинская полиция в усеченном виде после 1815 г. (завершение войны с «французами») просуществовала до 1831 г. как структурное подразделение Главного штаба цесаревича Константина Павловича (Польской армии).
Обязанности Высшей воинской полиции (в документах она называлась «высшая военная полиция») были чрезвычайно широки: борьбы с националистическим движением в Польше, ведение разведки в Австрии и Пруссии, сбор военной и политической информации об этих странах, выявление агентуры противника на своей территории, также борьба с контрабандистами, фальшивомонетчиками и религиозными сектами (На боевом посту. М., 1994. № 4. С. 42–45).
Великий князь Константин Павлович, курировавший деятельность Высшей воинской полиции, в письме начальнику Главного штаба Его Императорского Величества генерал-лейтенанту И.И. Дибичу от 22 января 1826 г. отмечал увеличивавшиеся расходы на деятельность подведомственного ему тайного учреждения: «…а именно, на содержание агентов во многих городах за границею и в царстве Польском, умножение разных лиц требующих самобдительнейшего надзора, отправление эстафетов, а также нарочных агентов полиции для отыскания разного звания подозрительных людей, разведывания их действий…» (там же. С. 42–45). Некоторые агенты служили в высшей воинской полиции долгие годы. В мае 1821 г. генерал-лейтенант Курута писал полковнику Кемпену, управляющему отделения Высшей воинской полиции в Варшаве (одному из организаторов агентурной работы): «Его Императорское Высочество Цесаревич повелеть соизволил: агентам высшей военной полиции, здесь находящимся, Самуелю Шейнфечьду, состоявшему в Варшаве в сем звании от бытности г. генерал-фельдмаршала Барклай-де-Толли, и Яну Зелинскому, служащему уже седьмой год… в награду усердной и верной службы выдать каждому по 15, а всего 30 червонных». Свою агентуру для выполнения заданий Высшей воинской полиции имели и командиры отдельных воинских частей. В краткой выписке о приходе и расходе секретных средств за январь — февраль 1823 г. говорится о выделении денежных средств «подполковнику Зассу для его агентов, полковнику Кемпену и его агентам, дивизионному генералу Рожнецкому для заграничных агентов» и начальнику 25-й пехотной дивизии генерал-майору
Рейбницу для ведения разведки в австрийской Галиции в округе Лемберга (Львова). Командир донского казачьего полка подполковник Катасонов 2-й, прося возместить ему издержки на содержание агентуры, писал в Варшаву: «В течение минувшего 1824 г, употреблял я собственных моих денег по особым поручениям высшей военной полиции, относящимся на уплату одному агенту, в городе Калите всегда употребляемому для разведываний… всего 24 червонца» (там же).
И, невзирая на созданную разведывательно-контрразведывательную структуру и приданные ей силы, события 1830 г. явились полной неожиданностью для русских военных и гражданских властей.
В ночь с 17 на 18 ноября 1830 г. в Варшаве началось восстание польских революционеров, мечтавших о восстановлении Речи Посполитой в границах 1772 г. Русский гарнизон (7 тыс. человек при 18 орудиях) после непродолжительных уличных схваток был выведен Константином Павловичем за город вместе с 4-мя тысячами польских солдат и офицеров, сохранивших верность присяге. Власть в Царстве Польском перешла к диктатору генералу И. Хлопицкому. Мятежники выдвинули следующие требования: 1) точное соблюдение конституции 1815 г.; 2) общая амнистия; 3) присоединение к Царству Польскому Правобережной Украины, Белоруссии и Литвы; 4) в качестве пожелания высказывалось предложение согласиться с польской оккупацией австрийской Галиции. Безусловно, 3-й и 4-й пункты этих требований были невыполнимы. Мятежники собирались вести переговоры с позиции силы, которую они переоценивали,
Николай I предложил мятежной польской армии собраться в Плоцке и добровольно подчиниться законной власти. Предложение амнистии с польской стороны вызвали бурю негодования.
Для подавления мятежа была назначена армия в составе 5 пехотных и 2 кавалерийских корпусов —183 тыс. человек при 664 орудиях — во главе с генерал-фельдмаршалом графом И.И. Дибичем-Забалканским. Не желая ожидать подхода всех сил, Дибич во второй половине января 1830 г. поторопился выступить к Бугу — границе Царства Польского — с 80-тысячной армией. Общая численность польских войск к тому времени насчитывала от 130 до 140 тыс. человек. Главнокомандующий планировал разгромить наиболее боеспособные части противника в восточной части Царства Польского, вне укреплений Варшавы, и закончить войну одним решительным ударом. Первоначально план Дибича выполнялся достаточно удачно, несмотря на ожесточенное сопротивление поляков. Польские войска стали отступать на Прагу, преследуемые русской кавалерией. Полякам удалось удержать укрепления Праги и, прикрываясь ими, вывести за Вислу основную часть своей армии. Только за один день сражения 13 февраля 1831 г. потери с польской стороны достигли 12 тыс. человек убитыми, а с русской — 8 тысяч.