Не пугайтесь, если терапия МПЭ вам не подойдет, ведь в доказательной медицине существуют три основных метода лечения ПТСР. Далее – о втором.
Когнитивно-процессинговая терапия
Обычно курс длится 12 сеансов, с вами работает психотерапевт, продолжительность каждого сеанса составляет 60 минут. Когнитивно-процессинговая терапия может проводиться индивидуально или в группе, для выполнения письменных заданий понадобится рабочая тетрадь.
Когнитивный означает, что мы обращаем внимание на свои мысли и размышляем о том, о чем мы думаем.
Когнитивно-процессинговая терапия признает, что травма искажает наши базовые установки и убеждения – о себе, других и мире – и что эти искаженные убеждения влияют буквально на всю нашу повседневную жизнь: что мы делаем, как двигаемся, как общаемся.
Во время когнитивно-процессинговой терапии мы изучаем взаимные связи между мыслями и эмоциями, а затем учимся распознавать те мысли, которые приходят «на автомате» и провоцируют симптомы ПТСР.
Мы пишем так называемый «Отчет о воздействии»[37], где подробно рассматриваем, почему, по нашему разумению, произошло травмирующее событие и как оно повлияло на нашу систему убеждений. Затем мы выполняем упражнения из рабочей тетради для выявления и устранения моделей мышления, связанных с безопасностью, доверием, властью и контролем, уважением и близостью, которые не работают. Наш психотерапевт будет задавать вопросы и работать с нами, чтобы мы умели распознавать непродуктивные модели мышления, перестраивать ход мыслей, снижать тяжесть симптомов и приходить к лучшему пониманию самих себя и наших отношений.
Когнитивно-процессинговая терапия заставляет нас выйти из «режима автопилота» и начать бороться с нашими мыслительными шаблонами.
Часто это такие мысли, за которые мы держались очень долгое время.
EMDR-терапия
Карты на стол: мои знания о EMDR-терапии не глубже, чем презентация Power Point; это единственная МЛДМ, которую я лично не практикую, потому что у меня не было доступа к обучению. Но данные говорят о том, что метод работает.
Это описание в значительной степени заимствовано у добрых людей из Института EMDR[38]. Рекомендую вам найти психотерапевта, который практикует EMDR, чтобы он дал вам описание лучше, чем мое.
EMDR-терапия проходит в восемь этапов. На одной из частей сеанса задействуют движения глаз. Как только психотерапевт определит, какое из ваших воспоминаний нужно проработать в первую очередь, он попросит вас мысленно представлять различные аспекты травматического события и одновременно следить глазами за движением руки психотерапевта – вперед и назад в поле вашего зрения. Так мы начинаем отрабатывать травмирующее воспоминание.
Не переживайте, какой метод лечения выбрать: если один не сработает, в запасе есть еще два, которые можно попробовать. Если же не сработают все три МЛДМ, то, возможно, это значит, что у вас устойчивый к лечению вид ПТСР и тогда вместе с лечащим специалистом нужно будет выработать новый план действий.
Бывает, что неэффективность всех трех методов МЛДМ связана с наличием сопутствующего расстройства. Это когда у нас диагностируют два заболевания или более, протекающих одновременно. При ПТСР такое встречается довольно часто. Например, у нас ПТСР и одновременно проблема злоупотребления психоактивными веществами либо алкоголем; или ПТСР и депрессия. Наиболее распространенными сопутствующими расстройствами, которые я наблюдаю у военнослужащих с ПТСР, являются: тревога, депрессия, наркомания/алкоголизм, расстройство пищевого поведения и ОКР[39]. Также часто встречается моральная травма, хотя этот диагноз не включен в классификатор DSM-5.
Одновременное проявление ПТСР и выявление употребления наркотиков или алкоголя часто называют «двойным диагнозом».
Я понимаю: мысль о том, что для лечения ПТСР придется приложить намного больше усилий, вызывает разочарование. Необходимость дополнительной работы не означает, что мы потерпели неудачу; это всего лишь значит, что мы в начале пути – страшного ничего в этом нет.
Будьте к себе снисходительны: Рим не за один день строился.
Лечение моральной травмы
Чтоб вылечить моральную травму, необходимо осознать и саму травму, и ее значение. Она приносит глубокие душевные страдания, поэтому придется погрузиться в свои чувства и понять, кто мы есть после пережитого и что все это значило для нас.
Цели лечения – снизить чувство стыда, изменить тяжелые навязчивые мысли и вернуться к тому состоянию, когда мы можем видеть добро – в мире и внутри себя. К счастью, для этого существуют множество способов, и ученые продолжают исследовать новые эффективные методы.
Лечение, как правило, носит духовный характер, что может напугать вас до чертиков.
Спросите себя, верите ли вы в то, что перемены возможны, и действительно ли вы хотите измениться, ведь для исцеления души вам придется серьезно поработать, пока не «услышите глас Божий!»
И да, оно того стоит.
В своей практике я использую метод Адаптивной переработки информации (АПИ) как дополнение к МПЭ в один сеанс. Рискуя показаться вам сейчас шаманом с бубном, объясню: этот последний сеанс включает в себя воображаемый диалог с потерянным другом или неким моральным авторитетом, который сочувствует нам. Мы обсуждаем с ним события, значимые для нас, и затрагиваем волнующие нас духовные вопросы. Знаю, что это все звучит странно, поэтому рекомендую найти в интернете дополнительную информацию от экспертов. Достаточно сказать, что после таких сеансов мои клиенты уже не могут оставаться прежними в хорошем смысле этого слова. Для них, да и для меня тоже, это весьма интенсивная практика; я нахожу ее очень трогательной и позитивной.
Многие медицинские учреждения для оказания помощи при моральной травме предлагают терапию принятия и ответственности (ACT)[40], воздействие на основе духовных убеждений и групповую терапию.
Поговорите со своим психотерапевтом о том, что такое моральная травма, и вместе разработайте план лечения.
Но сначала…
Обсудите с терапевтом вопрос конфиденциальности
Поскольку одной из причин моральной травмы может оказаться некое преступное деяние, повернем разговор с психотерапевтом на тему военных преступлений.
Я считаю, что военные преступления встречаются гораздо чаще, чем мы обычно считаем, и говорить о них необходимо, но для этого должны быть подходящее время, подходящее место и подходящий человек.
Не каждый психотерапевт способен услышать вашу правду.
Нидал Хасан был майором и военным психиатром; он выслушивал рассказы солдат о военных преступлениях, свидетелями которых они стали во время их службы в Ираке и Афганистане. В ноябре 2009 года он сообщил об услышанном своему руководству и в военную прокуратуру[41]. Тринадцать дней спустя он стал Форт-Худским стрелком[42].
Я не утверждаю, что и ваш психотерапевт впадет в такое же неистовство, но я знаю несколько случаев, которые заставляют меня задуматься, когда встает вопрос, обсуждать или нет военные преступления с психотерапевтом или в рамках групповой терапии.
Если говорить о действующих военнослужащих, то наши психотерапевты часто носят офицерские погоны. Это не делает их плохими психотерапевтами, и это не значит, что они не могут помочь справиться с моральной травмой – они абсолютно точно могут, – но мне бы хотелось предостеречь любого военнослужащего от разговора с офицером о происшествии, которое может стать предметом уголовного дела. Мы сами можем попасть в тюрьму за военные преступления.
«Но, Вирджиния, – слышу я от вас, – все, что я рассказываю на сеансе, не должно разглашаться!»
Ну повзрослейте, блин, наконец! Нет в армии никакой конфиденциальности и неприкосновенности, а опросы типа «HIPAA[43]» в армии – это прикол такой.
Перед тем как с глазу на глаз говорить со своим психотерапевтом о военном преступлении, необходимо обсудить с ним границы конфиденциальности. Спросите, кто будет иметь доступ к нашим историям болезни и записям, что обязан сообщать наш терапевт командованию или медицинским страховым службам, насколько подробны записи, которые терапевт вносит в нашу медкарту? Более того, рекомендую вам попросить копию своей медицинской карты и ознакомиться с ней. По отношению к вам психотерапевт должен быть открытым. Если это не так, пора искать нового.
Хорошо, когда терапевты соблюдают некий кодекс по сохранению конфиденциальных сведений, как делается в серьезных исследовательских организациях.
Несколько слов о группах поддержки и групповой терапии
Когда речь заходит об обсуждении военных преступлений в группах поддержки, призываю вас как следует подумать и все же отказаться от этой идеи. Группы поддержки могут вести парапрофессионалы[44], а не дипломированные терапевты, и ведущий может оказаться не подготовленным к ситуации, когда кто-то вздумает обнародовать услышанное.
Однажды я работала в стационарном госпитале, где еженедельно проводились мероприятия под названием «Военная комната», на которых военнослужащие могли поделиться своим военным опытом. Когда один из военнослужащих рассказал о некоем военном преступлении, другой член группы пригрозил доложить своему командованию. Началась жуткая суматоха. Хотя, насколько я знаю, никаких рапортов тогда подано не было, угроза такого исхода подорвала доверие и к группе, и к программе в целом.