ования по родам войск: и пехота, и конница подчиняются одному магистру армии. Наконец, очевидно, между 351 и 354 гг. региональный магистерий получает свой оффикий. Это следует из того факта, что в 354 (353?) г. Констанцием на имя префектов претория адресуются один за другим три закона, регулирующих статус чиновников из оффикиев магистров войск (CTh. VIII. 7. 4–6). Возможно, следует говорить о преобразовании (расширении?) прежних оффикиев магистров конницы или пехоты. Несомненно то, что усложнение функций региональных магистров все в большей мере (особенно, после исчезновения цезарата) превращало их в магистратуры. Носителей этих рангов уже довольно трудно считать просто высшими офицерами-полководцами, они превращались в крупных региональных администраторов, которым делегировалась определенная доля публичной власти.
Думается, что учреждение региональных магистериев (за созданием восточного, в 356 г. последовало введение галльского магистерия[159]) было вызвано не только сложным военным положением на Востоке и в Галлии, оно служило важным средством в политической концепции Констанция II: не дать возродиться цезарату диоклетианова типа и обеспечить равновесие в регионах ставшей единой империи между цезарями, префектами претория и магистрами войск. Наиболее отчетливо это проявилось в период пребывания в Галлии цезаря Юлиана. Юлиан должен был, по мысли Констанция, исполнять по преимуществу функции представительства правящего дома в Галлии;
реальная же власть была вручена префектам претория и магистрам войск. По Зосиму (III. 2. 2), отправив Юлиана в Галлию, Констанций “послал с ним Маркелла и Саллюстия, доверив там управление им, а не цезарю”. Префект Галлии Флоренций на попытку вмешательства Юлиана в дела гражданского управления ответил, что император ему предоставил верховную власть в регионе (Amm. XVII. 3. 4).
За время пребывания Юлиана в Галлии Констанций II ежегодно сменял магистров войск, сопровождавших цезаря (Урзицин — 355–56 гг.; Маркелл — 356–357 гг.; Север — 357–358 гг.; Лупицин — 359–360 гг.; Гомоарий — 360–361 гг.). Эту систему защиты императора от сговора между цезарем и магистрами армии можно объяснить следующим. 7 сентября 355 г. был убит Сильван, первым из магистров войск поздней античности (Ветранион в этом случае не в счет, поскольку его акция во многом была спланирована самим Констанцием) узурпировавший власть; 6 ноября 355 г. Констанций II провозгласил Юлиана цезарем[160]. Император опасался, как бы другие магистры не последовали примеру Сильвана. Этот наиболее свежий образчик узурпации дополнялся, на наш взгляд, своеобразным раздражением императора на Урзицина, три года прослужившего при цезаре Галле. Очевидно, Аммиан в известной мере сгустил краски, намекая на то, что Констанций подозревал Урзицина в стремлении к узурпации. Раздражение императора, думается, обусловливалось тем, что Урзицин, исполняя свои обязанности при Галле, не сделал ничего для предотвращения роста самостоятельности последнего на Востоке и даже не донес на него. Причина же оговоров Урзицина Констанцию была не менее ясна, чем Аммиану: могущественному препозиту священной опочивальни Евсевию Урзицин отказался подарить свой дом в Антиохии (Amm. XVIII. 4. 3). В определенном смысле Констанция более устраивал при цезарях не политически нейтральный профессионал, а надсмотрщик из военных, как Лупицин и Гомоарий (PLRE. I. 520; 397). Благоволение Констанция к Барбациону основывалось на шпионаже и регулярных доносах последнего на цезаря Галла (Amm. XVIII. 3. 6); отсюда и назначение Барбациона, несмотря на слабые профессиональные качества, преемником магистра пехоты Сильвана (Amm. XVI. 11. 2–15). Только преданностью можно объяснить долголетнее (351–361 гг.?) пребывание на посту презентального магистра конницы Арбициона, которого (единственного из своих магистров войск 351–361 гг.) Констанций, видимо, за войну с Магненцием сделал в 355 г. консулом (CLRE. 245).
Надежность системы контроля над магистрами войск и их лояльность императору отразилась также в том, что Юлиан, планируя[161] узурпацию, искал поддержки не у офицерства, а у солдат. Уже цезарю Галлу, отправившемуся по вызову Констанция, фиваидские легионы через депутатов обещали верность и поддержку (Amm. XIV. 11. 15), одновременно продемонстрировав императору живучесть среди военных стремлений к возрождению тетрархии. Юлиан завоевывал авторитет у армии не только своими военными успехами, но стремился установить персональную связь между собой, солдатами и провинциалами даже ценой публичного компрометирования высших гражданских властей. Так, в споре с префектом Галлии Флоренцием Юлиан доказывал ему, что сумма трибута превышает государственные потребности (Amm. XVII. 3. 4). Заинтересованность Юлиана в их поддержке почувствовали рассчитывавшие на повышения и награды простые солдаты (Amm. XX. 5. 8), т. е. начала складываться тенденция политизации западноримской (в данном случае галльской) армии с неизбежным противопоставлением ее восточноримским войскам Констанция II. Юлиан резко форсировал эту тенденцию, нагнетая недовольство солдат приказом Констанция двинуться на Восток для войны с персами (Amm. XX. 4. 4–11).
Следствием узурпации Юлиана стало не просто назначение им нового командования галльской армии, но выдвижение на магистерские посты офицеров средних рангов; таким образом новый император рассчитывался с войсками, кроме традиционного донатива (Amm. XX. 4. 18), за поддержку. Германец Невитта, бывший препозитом кавалерийской турмы (Amm. XVII. 6. 3), стал магистром конницы Галлии (Amm. XXI. 8. 1–3). Флавий Иовин, ставший преемником смещенного магистра Иллирика Луциллиана (Amm. XXII. 3. 1), видимо, до узурпации Юлиана также относился к офицерам среднего командного звена.
Результатом политизации галльской армии и стремления Юлиана не восстанавливать против себя восточные войска умершего Констанция стало неизбежное нарушение политического равновесия в пользу военных[162]. Новый император расправился только с наиболее одиозными фигурами гражданского управления прежнего режима, не наказав ни одного военного и не сместив магистров Констанция Агилона и Арбициона. Оба магистра были, наряду с Невиттой и Иовиным, привлечены к участию в судебном расследовании деятельности гражданской верхушки Констанция, демонстрируя тем самым, по замыслу императора, единство армии империи и непричастность офицерства к злоупотреблениям придворных; пропагандистский характер этой акции очевиден. Примечательно, что на заседаниях трибунала присутствовали трибуны легионов (Amm. XXI. 3. 1–2). В 362 г. Юлиан декларировал примат военных в государстве: In rebus prima militia est (CTh. VI. 26. 1). Этой декларацией и предоставлением Невитте консулата на 362 г., видимо, связанных с подготовкой персидской кампании, заигрывания Юлиана с армией ограничились. В текущих делах управления империей Юлиан имел дело со сваей гражданской верхушкой; военным же он не адресовал ни одного закона[163]. Консулом на 363 г. он назначил вместе с собой префекта Галлии Саллюстия; Аммиан особо подчеркнул почетность этого акта (Amm. XXIII. 1, 1).
При назначении после отставки Агилона и Арбициона командования восточной армии Юлиан, очевидно, стремился избежать ненужных осложнений и ориентировался на не служившее в Галлии в пору его цезарата офицерство Констанция II. Преемниками Агилона и Арбициона на постах магистров пехоты и конницы in praesenti стали Виктор и Гормизда; в ходе персидской кампании в ранг магистра был произведен Аринфей. В том, что они не были римлянами, угадывается желание Юлиана оградить себя от узурпации.
Симметрия западно– и восточноримской военной верхушкй сразу выявилась после гибели Юлиана, продемонстрировав противоположность их уже сложившихся политических ориентаций: “… собравшиеся предводители войска, призвав командиров легионов и турм, совещались относительно избрания принцепса. И раздираемые бурными страстями Аринфей и Виктор и оставшиеся из придворных Констанция изыскивали кого-нибудь подходящего из своей партии; со своей стороны Невитта и Дагалаиф и галльская знать искали такого мужа из своих соратников” (Amm. XXV. 4. 1–2). Взаимное неприятие на основе осознания себя сформировавшимися целостными структурами западно– и восточноримские военные обнаружили и в ряде инцидентов уже после избрания августом Иовиана. Антиюлиановская кадровая политика Иовиана позволяет предположить, что новый император был ставленником “восточной партии”, начав свою службу, как и его отец Варрониан, при Констанции II (PLRE. I. 461; 946). Всякие сведения о Невитте, военном лидере “западной партии”, исчезают из источников сразу после избрания Иовиана, очевидно, не подтвердившего его магистерий. Вслед за отставкой Невитты Иовиан решил отстранить и магистра конницы Галлии Иовина, предложив трибуну гентилов Малариху принять полномочия галльского магистерия. Маларих демонстративно отказался от предложенного ему поста (Amm. XXV. 8. 11), а тесть Иовиана Луциллиан, бывший при Констанции магистром Иллирика, смещенный Юлианом, но вновь восстановленный своим зятем в этой должности, был убит в Ремах солдатами, отказавшимися поверить в гибель Юлиана (Amm. XXV. 10. Поэтому в производстве Дагалаифа в магистры конницы (Amm. XXVI. 5. 2), думается, следует видеть стремление Иовиана успокоить западноримские войска.
После неожиданной смерти Иовиана вновь к жизни был вызван выборный механизм potestatum civilium militiaeque rectores (Amm. XXVI. 1. 3), вновь проявилось соперничество высших чинов Запада и Востока. “Западная партия” предложила вначале трибуна первой схолы скутариев Эквиция; “восточная партия” — родственника Иовиана Януария (Amm. XXVI. l. 4). Обе кандидатуры были отклонены под тем предлогом, что один был слишком неотесан и необразован для императорского достоинства, другой в этот момент находился далеко. В конце концов это противостояние увенчалось компромиссом: императором стал трибун второй схолы скутариев Валентиниан. Западную сторону Валентиниан устраивал как потомственный западноримский офицер, сын военного комита Британии Грациана, имущество которого конфисковал Констанций II за то, что Грациан принял в своем поместье Магненция (Amm. XXX. 7. 2–3). Восточным римлянам в его биографии импонировало то, что Юлиан изгнал Валентиниана как христианина со службы (Soz. VI. 6. 3–6; Socr. IV. 1), а Иовиан не только восстановил его в ранге (Zon. XIII. 15), но и поручил сопровождать своего тестя Луциллиана на Запад (Amm. XXV. 10. 10). В основе компромисса, видимо, лежало соглашение высших должностных лиц Запада и Востока о том, что новый император изберет себе соправителя. По Зосиму (IV. I. 2), Валентиниана к назначению соправителя склонила армия и ближайшие сподвижники (του δε στρατοπέδου καί των άλλων προς αυτόν έπιτηδέιως). Филосторгий сообщает (VIII. 8), что патрикий Датиан, влиятельнейший советник Констанция II, рекомендовал письмом префекту Саллюстию, Аринфею и Дагалаифу избрать императором Валентиниана. Очевидно, в послании Датиана, хорошо знавшего кадры армии и бюрократии (даже то, что Валент был братом Валентиниана), содержались план и условия компромисса обеим сторонам: раздел империи по парадигме Констант — Констанций II. Аммиан своеобразно подтверждает эту версию уже тем, что энергично пытается ее опровергнуть. По его мнению, ошибаются те (nonnulli existimarunt), кто полагает, что свободное волеизъявлен