[214]. По мнению А. Джонса, “Феодосий оставил после себя только магистра Востока и одного презентального магистра, и что три других командования были поспешно сымпровизированы”, отметив, однако, что только Евтропий “создал организацию военного командования, которую мы находим в Notitia”[215]. В другом месте А. Джонс предполагает, что Абунданций (который был одним из военачальников, не связанных с магистерием Востока, мог остаться в Константинополе) получил отставку с поста магистра уже в 393 г. для того, чтобы продолжить службу уже в консистории при Аркадии (PLRE. I. 5). Но в любом случае речь не может идти о наличии под столицей особых презентальных войск до 395 г.
Думается, что лишь после возвращения византийских войск с Запада создалась возможность расквартировать вокруг столицы особые части, подконтрольные презентальным магистрам. По всей видимости, первыми такими презентальными магистрами нового типа (имеющими собственные армии, а не являющимися верховными командующими пехоты или кавалерии, что по характеру их реальных полномочий сильно напоминало комитов августов эпохи принципата) стали Гайна и Лев, назначенные Евтропием командовать двумя походными группировками, дислоцированными по обе стороны Геллеспонта в 399 г. (Zos. V. 14. 1–2).
В связи с этими обстоятельствами встает вопрос о характере отряда, который охранял Руфина в 393–395 гг. Клавдиан называет его частно-клиентским (Claud. In Ruf. II. 76: armata clientum agmina privatis), стремясь создать впечатление, что официальные силы отвернулись от временщика. “Галльская хроника” сообщает: “Когда Руфин Босфоританец достиг вершины службы, он, не терпевший, чтобы ему предпочитали Стилихона, был убит им же после того, как гуннская стража, которой он поддерживался, была побеждена“ (MGH АА. Т. 9. 650. 34). Обычно в историографии это оценивалось как первый в ранневизантийской истории случай использования частной свиты из букеллариев высокопоставленным должностным лицом. У. Либешютц заметил недавно, что ставить этот пример в один ряд с букеллариатом крупных землевладельцев нельзя; Руфин просто обладал телохранителями как лицо, управляющее Востоком во время отсутствия императора.[216] На наш взгляд, это были не столько телохранители Руфина, сколько какой-то временный паллиатив охраны дворца и частично города, поскольку они ни словом не упомянуты Клавдианом при описании убийства Руфина (Ibid. II. 40). Руфин, видимо, не без санкции Феодосия или Аркадия сформировал этот отряд в чрезвычайных обстоятельствах ослабления центрального мобильного резерва империи, а это уже само по себе свидетельствует в пользу военно-государственного института, а не вооруженной свиты частного лица. Примечательно, что в создании этого отряда высшие военные никакой роли не сыграли.
В литературе издавна дискутируется вопрос о природе влияния Гайны на армию, с помощью которой он оказал сильное давление на правительство, добившись отставки Аврелиана. В последнее время наметилась тенденция (прежде всего, в работах Г. Алберта и У. Либешютца) объяснять этот феномен следующим образом: армия Гайны состояла из федератов, навербованных не на основе договоров племен с империей, но принятых на службу лишь на неопределенный, но не на длительный срок, индивидуально. Учитывая слабую гарантию их возможности продолжать службу столь долго, сколько бы они хотели, складываются личные связи между полководцем и завербованными им федератами. На этой основе складывается протобукеллариат, либо даже “чистый” букеллариат.[217] Приглядимся, однако, внимательнее к карьере Гайны для того, чтобы определить, насколько указанная концепция соответствует действительности. Гайна начал службу простым солдатом (Soz. VIII, 4. 1), что подразумевает как его незнатность, так и отсутствие у него в начале карьеры отряда соплеменников. Сделав быструю карьеру благодаря личным качествам и заслугам, он в походе против Евгения был командиром федератов.[218] Подчиненность Алариха Гайне в этой кампании привела к трениям между ними[219] и, видимо, к разрыву с готской родовой знатью. Отсюда доверие у римлян и назначение Гайны на посты более высокие, чем представителей готской знати, оборачивалось для него восприятием его как предателя готских интересов у широких масс варварских федератов. Личный престиж Гайны, несомненно, упал еще больше, когда он вместе со Стилихоном воевал против мятежного Алариха, и это, наряду с известными потерями в контингентах под его командованием, сильно сократившимися в результате ухода основной массы федератов после смерти Феодосия, резко снизило для него возможности вербовки варваров в свои отряды. В источниках также нет свидетельств о предоставлении Стилихоном Гайне каких-либо субсидий для пополнения его сил. Да это бы противоречило и логике политики Стилихона, отправляющего по требованию Аркадия византийские войска в Константинополь. Поэтому практически невозможно говорить о большом числе варваров в византийских войсках накануне их возвращения домой. Если же остатки федератов после ухода основной массы их во главе с Аларихом в 394 г. в Иллирик и были в армии Стилихона-Гайны, то вовсе не прослеживается организационное вычленение их в так называемую “частную армию”. Зосим, описывая поход против Евгения, федератский корпус Гайны четко обозначает как τους δε συμμαχουντας. βαρβάρους υπό Γαίνη (Zos. IV. 57. 2), но, сообщая о возвращении восточноримских войск в Константинополь, свидетельствует лишь о регулярных οι στρατιώται, называя Гайну ήγεμών (Zos. V. 7. 4) 51. В этой связи нам представляется неприемлемой гипотеза Г. Алберта о том, что Гайна еще до убийства Руфина имел значительный отряд собственных Privatsoldaten[220].
В Константинополе после возвращения византийских войск Евтропий предпринял чистку военного руководства империи, избавляясь от феодосианцев: магистры Абунданций, Аддей, Тимасий смещались со своих постов и были отправлены в ссылку (Zos. V. 9–10). При этом евнух продемонстрировал свою ориентацию на остатки режима Валента тем, что по его инициативе судьями над Тимасием были назначены Сатурнин и родственник Валента Прокопий (Zos. V. 9. 2–3). Во имя предотвращения притязаний Стилихона на общее командование вооруженными силами Запада и Востока, Евтропий сосредоточил руководство восточноримскими войсками в своих руках[221]. В условиях столь явно выраженного антиуниверсализма Гайна, обладающий репутацией человека Стилихона, был отодвинут в тень и при назначениях на вакантные военные должности, на которые Евтропий поспешил выдвинуть хотя и неопытных, но своих людей. В течение трех лет в услугах Гайны не нуждались даже феодосианцы, сотрудничавшие в силу обстоятельств в то время (коллегиальная префектура Евтихиана-Кесария) с Евтропием, и уж тем более их противники. Следовательно, ни о каком росте частного, ни материального, ни военного, имущества Гайны говорить не приходится. Содержание отряда букеллариев, если можно себе представить наличие таковых у невлиятельного бывшего офицера, а ныне частного человека, не обладавшего крупным состоянием, для Гайны было бы просто не под силу[222]. В этой связи заслуживает особого внимания одно место у Зосима: “Гайна же, не удостоенный чина, приличествующего старшему стратегу (= магистру. — Е. Г.), был не в состоянии утолить дарами варварскую ненасытность. Больше же его терзало, что все деньги шли в дом Евтропия” (Zos. V. 13. 1). На наш взгляд, Зосим, описывая столетие спустя мятеж Гайны, пытался разрешить противоречие между незначительностью Гайны при Евтропии и его небывалой мощью спустя несколько месяцев с помощью литературных приемов: давнему замыслу Гайны захватить власть противодействовала извечная варварская алчность. Примечательно, что церковные авторы, знавшие эпос “Гайния”, вообще не упоминают о какой-нибудь частной свите Гайны и проблемах ее снабжения. И, наоборот, об активности Гайны по внедрению верных ему людей на командные должности презентальной армии (Socr. VI. 6: επιτηδείους των στρατιωτικών αριθμών; Soz. VIII., 4. 1: επιτηδείους συνταγματαρχας καί χιλίαρχους) они сообщают после (а не до, как у Г. Алберта) назначения его magister militum praesentalis, причем, как видим, речь идет об офицерах, а не о готских солдатах. Сообщение же обоих авторов (Socr. VI. 6; Soz. VIII. 4. 1) о приглашении Гайной целого народа, видимо, следует понимать как аллегорию (во многом порожденную использованием ими эпоса “Гайния”, с присущими этому жанру гиперболами) на объединение с гревтунгами Трибигильда. Гораздо реалистичнее в этой связи фраза Синезия, очевидца назначения Гайны магистром: “Человек, носящий звериные шкуры, командует имеющими хламиды” (De rengo 20). Следовательно, против правительства Аврелиана выступила под командованием Гайны регулярная римская армия и часть боеспособных подразделений гревтунгов Трибигильда, после того, как последний отъединился от Гайны. Цели обеих частей воинства Гайны, конечно, были разными. Мятежные гревтунги надеялись добиться от правительства перевода их из дедитициев в статус федератов[223]. Отсюда только на этой сиюминутной основе строились их отношения с Гайной, который их не только не навербовал в мирный период, но и не мог самостоятельно, как собственных букеллариев, содержать. Римская часть взбунтовавшейся армии с помощью умелой пропаганды, после разгрома бездарного презентального магистра Льва, представителя Евтропия, была сориентирована Гайной на остатки феодосианцев из числа гражданской знати[224]