Данные источников позволяют сделать вывод и о том, что чинопроизводство офицеров-варваров в презентальные магистры было делом не только естественного “самотека”, но и сознательной установкой в персональной политике. В 420-х гг. в Византии складывается практика, когда большая часть презентальных войск под командованием магистров-варваров в силу изменившейся международной ситуации ориентируется в основном на реализацию внешнеполитических акций. Например, командующими византийскими войсками в кампании 424 г. были аланы Ардабур и Аспар и римлянин Кандидиан (Olymp. fr. 46); двое последних, видимо, были magistri vacantes. В походе участвовал и Гелион, причем, видимо, в качестве военачальника: “Гелион же, магистр и патрикий, захватил (καταλαβών) Рим (разрядка наша. — Ε. Γ.)… “ (Olymp. fr.46). Примечательно, что Ардабур и Гелион в одном году оставили службу. Хотя случайность в данном случае вероятна, однако складывается впечатление, что Ардабур был протеже Гелиона. Когда в 422 г. Гелион был послан в Месопотамию для заключения мира с персами (Socr. VII. 20. 2), он вряд ли мог не познакомиться лично с Ардабуром. После этого Ардабур назначается презентальным магистром. Представляется, что именно Гелион был автором политики использования офицеров-варваров (назначение Плинты, кстати, также падает на период его полномочий) на постах magistri praesentales. Могущественный Гелион в этом смысле смело возрождал принципы кадровой политики Феодосия I. Подконтрольные магистру оффиций служаки варварского происхождения были маловлиятельны при дворе уже в силу того, что они не были ни фамильно, ни политически свя–105 заны с какими-либо политическими силами в столице. Их авторитет при дворе, видимо, был прямо пропорционален воинским заслугам. На них также распространялся временный характер магистратуры магистров, особенно в относительно мирные периоды. Так, получив в 427 г. консулат, Ардабур исчезает из источников. Его преемником в ранге презентального магистра А. Демандт считает его сына Аспара[249]; Д. Мартиндейл полагает, что Аспар был только magister vacans (PLRE. II. 165).
Какое-либо политическое влияние магистров-варваров в 420–430-х гг. по источникам не прослеживается; за все время правления Феодосия II им был адресован лишь один закон (Nov. Theod. VII. 4). Именно они, главным образом, участвовали в походах и войнах Византии на Западе, в то время как их коллеги римского происхождения по региональным магистериям до определенной степени привлекались к исполнению внутриполитических акций. Например, Фл. Дионисий в 428 г. отправил в Персию посольство для урегулирования спорных дел в Армении; ему было поручено конвоирование Нестория к месту ссылки; он активно вмешивался в церковные дела на Кипре (PLRE. II. 365–366). Комит доместиков Фл. Кандидиан был представителем императора на Эфесском соборе (PLRE. II. 257). Думается, что не следует переоценивать и влияние Плинты, презентального магистра 419–(?) 438 гг., которое вряд ли было многим заметнее, чем у Аспаридов. Сообщение Созомена о том, что он δυνατότατος τότε των έν τοις βασιλέιοις γέγανοικ (VII. 17. 14), все-таки не согласуется с его неудачей утвердить на епископской кафедре Марцианополя своего претендента в 431 г. (PLRE. II. 893). Длительное пребывание Плинты на должности презентального магистра, думается, зависело как от реального места второй презентальной армии в военной организации, так и от конкретной военно-политической ситуации в Западном Средиземноморье в 420–430 гг. В то время как одно из презентальных войск (возможно, и часть второго, на что указывает применение вакантных магистериев)[250] отправилось в экспедицию, второе оставалось на охране Константинополя и столичного региона. Исходя из предполагаемого пятилетнего срока длительности компетенции магистров войск в первой половине V в., представляется, что полномочия Плинты (419–424 гг.) были продлены еще на один период (425–430 гг.) в связи с тем, что экспедиция Ардабура еще не вернулась из Италии, и еще раз — вследствие подготовки африканского похода 431 г., т. е. его третий подряд презентальный магистерий должен был приходиться на 430–435 гг. По нашему мнению, в этой связи можно трактовать на первый взгляд курьезную настойчивость Плинты стать официальным посланником империи у Руа. Он тайно отправил своего человека к Руа с целью убедить его просить императора, чтобы Плинта, а не другие римляне, вел переговоры с гуннами (Prisk. fr. 1). Может быть, таким способом, накануне отставки после очередного магистерия в 435 г., Плинта цеплялся за свой пост? В 430-х гг., когда упрочилась достаточно регулярная сменяемость высших дигнитариев вплоть до префектов Востока и магистров оффиций[251], затянувшиеся полномочия Плинты выглядели аномалией на этом фоне. Хотя в рассказе Приска вскользь упомянут и Фл. Дионисий, активно стремящимся к осуществлению этой цели выведен только Плинта, который чуть позже просил себе в качестве коллеги по посольству к гуннам квестора дворца Эпигена.
Примечательно, что к решению “гуннской проблемы” длительное время не привлекался Аспар, престиж которого при византийском дворе в какой-то мере пошатнулся из-за неудачи в Африке. В 434 г. он и Ареовинд были назначены ординарными консулами, но консулат Аспару был пожалован не Константинополем, а Равенной (CLRE. 403). В 434–441 гг. правительство имело постоянную возможность выбора между двумя магистрами — Аспаром и Ареовиндом — на пост командующего презентальной армией и умело этим пользовалось: после бесславного возвращения Аспара на Восток в 434 г. его войско передали Ареовинду и отметили последнего (видимо, еще и потому, что пятилетний срок полномочий Аспара истек — 428–433 гг.) презентальным рангом. Фиаско африканской экспедиции 441 г., проведение которой было поручено Ареовинду, привело к тому, что армию отдали Аспару. Эти должностные перемещения были в значительной мере облегчены тем, что к 440 г. сложилась гибкая система ordo dignitatum с ее четкой иерархией administrationes in actu positi, vacantes et absentes и honorarii praesentes et absentes (CJ. XII. 8. 2), которая позволяла всегда иметь под рукой готовый резерв кадров командования и гражданской администрации[252], “жонглировать” ими, не опасаясь дефицита в опытных управленцах и полководцах. Представляется, что количество vacantes не было жестко фиксированным и, наоборот, число in actu positi четко соотносилось с реальными административными структурами и имеющимися в наличии армиями, официально, регламентированными документами типа Notitia Dignitatum. В самом деле, нам известны magistri vacantes или vice praetorianae praefecturae (CJ. XII. 8. 2) без обозначения их региональной атрибуции, но нет сведений, например, о вакантных магистрах Востока или вакантных префектах Иллирика. В этой связи нам кажется весьма уязвимым тезис А. Демандта об одновременном существовании при Феодосии II трех и даже четырех in actu positi презентальных магистров[253]. Необходимость в magistri vacantes возникала, как правило, при подготовке и проведении крупных экспедиций, когда под их начало откомандировывались подразделения из различных походных группировок; главнокомандующим же назначался один из обладателей in actu positi официальных магистерских рангов, как это видно на примере африканской экспедиции 441 г., в которой войсками, кроме презентального магистра Ареовинда, командовали вакантные магистры (Theoph. AM 5941; Prosp. Tiro а. 441; CJ. XII. 8. 2). Фактически именно magistri in actu positi, но не vacantes, представляли собой военную элиту Византии в первой половине V в. Несомненно и то, что военная знать in actu positi, при наличии vacantes praesentes, не была замкнутой группой, но одновременно вполне контролируемой.
Аспар в 441 г. воевал в Малой Азии против кавказских гуннов, исавров и цанов, в то время как Анатолий — с персами и сарацинами (Marc. Com. a. 441). Не исключено, что после 434 г. и вплоть до смерти Феодосия II Аспар был magister vacans, поскольку ранг презентального магистра сохранялся за Ареовиндом[254]. То, что Аспар вообще не был отстранен от командования и находился в резерве, объясняется опасениями возобновления войны на два фронта.
Неудачи магистров-варваров и ухудшающиеся отношения с гуннами привели в конце 430-х – начале 440-х гг. к переменам в персональной политике: в центральном военном аппарате появляются римляне. Аполлоний сменил Плинту на посту презентального магистра; для переговоров с гуннами привлекался популярный магистр Востока Анатолий (Prisk. fr. 5; 8; 13), который, как полагают, неоднократно ранее выполнял дипломатические поручения[255]. Гуннская проблема в 40 гг. V в. быстро превращалась в один из больных внутриполитических вопросов Византии, тесно связанного с борьбой за власть в Константинополе. В противоречивый конфликт “за” или “против” политики умиротворения Аттилы так или иначе оказались вовлечены византийские армейские магистры. Выплаты ежегодного трибута варварам, как справедливо отмечается в новейшей литературе[256], не ложились тяжелым бременем на византийскую казну; отсюда Хрисафий, ради того, чтобы не нарушить сложившегося равновесия в столице, предпочитал откупаться от гуннов. Но в 447 г., видимо, под давлением враждебной группировки Пульхерии, он решился на вооруженный конфликт с Аттилой. Хрисафию нужен был в этой ситуации крупный успех, и потому он сознательно начал опираться на Аспаридов. Думается, что консулат пожалованный на 447 г. Ардабуру-младшему был своего рода авансом Аспару и Ареовинду за будущую победу. В 447 г. против Аттилы была выслана фактически половина походной армии империи: экспедиционная группировка магистра Фракии Арнегиска, презентальное войско Ареовинда, какие-то подразделения (возможно, часть второго презентального войска) под началом Аспара (Theoph. AM 5942). Сокрушительный разгром этой армии на реке Уте, гибель Арнегискла, бегство Аспара и Ареовинда, дезорганизация половины походных сил империи резко изменили политическую обстановку в Константинополе, хотя Хрисафий и устоял. Началось стремительное возвышение Фл. Зенона, приведшего с собой какой-то отряд исавров в столицу и вместе с Аполлонием оборонявшего столицу от авангардного отряда гуннов. Видимо, Зенон стал креатурой враждебных Хрисафию сил, требовавших продолжения войны с гуннами; к их альянсу примкнул и Аполлоний (Prisk. fr. 18). Более реалистично мыслящий магистр Востока Анатолий поддержал политику откупа от Аттилы: в очередное посольство к гуннам отправился он вместе с Номом, приверженцем Хрисафия (Prisk. fr. 10).