ость Маркиана к Аспару попытался объяснить высоким рангом Маркиана: доместик или “соучастник тайного” (BV. I. 4.7). Но у Прокопия нет сведений о том, имели ли впоследствии эти связи какое-то продолжение и как они повлияли и на выбор Маркиана императором, и на престиж Аспара при новом правлении. Напротив, Прокопий бесстрастно замечает: “Таким образом, Маркиан, будучи отпущенным, пришел в Византий и в более позднее время, после того как скончался Феодосий, получил императорскую власть” (BV. I. 4. 10–11). Иными словами, версия Прокопия непоследовательна: назвав Маркиана доместиком Аспара в африканской экспедиции и ретроецировав военные реалии VI в., поскольку о такой значимости доместиков для первой половины V в. нет сведений в современных источниках, он никак не соотнес дальнейшие судьбы этих, по его рассказу, столь связанных друг с другом людей. То есть Прокопия явно больше интересовал Маркиан и проблема того, почему при этом императоре с вандалами были довольно ровные отношения, а отнюдь не Аспар, короткой ремаркой о большом влиянии которого в Константинополе он просто отдал дань каким-то циркулировавшим в столице слухам. Это, видимо, и смутило компиляторов Прокопия, в повествовании которых чудо с орлом также осталось вне связи с последующими событиями, связанными с Аспаром, и они вынуждены были пойти по пути комбинации двух разных традиций. Так, у того же Феофана Маркиан облагодетельствовал Юлиана и Татиана, наблюдавших чудо с орлом, а самого Маркиана в императоры выдвигает Пульхерия (причем, заметим, из сенаторов — έκ πάσης της συνκλητου), а какое-либо упоминание об Аспаре в этом акте вообще отсутствует (АМ 5943), как, собственно, и у Прокопия. Таким образом, и вторая версия не дает оснований говорить о какой-то роли Аспаридов в избрании Маркиана. В лучшем случае она отражает небольшой этап в карьере будущего императора — скромного офицера потерпевшей поражение презентальной армии Аспара. Наконец, уместно отметить, что обе версии полностью отсутствуют у авторов V в. и в ряде хроник VI в. На наш взгляд, это было вызвано следующим: авторы V в. не приняли официального разъяснения быстрой расправы (можно сказать, “при закрытых дверях”) над Аспаридами как вдохновителями провандальского заговора; излагать же истинные причины конфликта Аспара и Льва было опасно. Отсутствие надежной информации породило в широких кругах столичного населения массу слухов с неизбежным преувеличением реальных позиций клана уже при Маркиане. На этих слухах о личном могуществе Аспара и было основано все последующее противоречивое здание мифа об Аспаридах; все неясные византийцам события середины V в. просто списывались на противодействие Аспаридов императорам. В этой связи примечательно, что Зонара даже передает молву о якобы имевшем место отравлении Маркиана Аспаром (Zon. XIII. 25).
Практически это все, что мы знаем об Аспаре в правлении Маркиана. Такая скудость информации о нем подтолкнула А. Демандта к компромиссной оценке: “Деятельный император задвинул своего генерала в тень”[262]. На наш взгляд, даже в этом задвигании в тень не было необходимости. Очевидно, надо исходить из того, что Аспару 115 в последние годы жизни Феодосия II покровительствовал Хрисафий. Это подразумевает, что Аспар в начале правления Маркиана продолжал оставаться частным лицом. Учитывая, что одним из первых дел нового режима стала казнь евнуха, можно утверждать о сознательном недопущении Аспара к высшим военным должностям. Презентальными магистрами на момент провозглашения Маркиана были Аполлоний и Анатолий. Об Аполлонии известно, что он был послан Маркианом к Аттиле для переговоров о сумме трибута (Prisk. fr. 18); Анатолий присутствовал на Халкедонском соборе (PLRE. II. 85); Аспар не засвидетельствован ни в каком деле за все время правления Маркиана. Отсюда просто не верится в то, что частное лицо могло каким-то образом оказать влияние на избрание императора.
Одним из возможных кандидатов на magisterium praesentale Д. Мартиндейл, со ссылкой на житие Авксентия, называет некоего Константина (PLRE. II. 312). Другим признается Анфимий, сын магистра Востока в 421–424 гг. Прокопия и будущий западноримский император[263]. Сомнительно, что в случае с Анфимием можно говорить о традициях наследственности военной службы: для Прокопия его магистерий был коротким эпизодом в карьере, возможно, еще до рождения Анфимия. Брак последнего с дочерью Маркиана и последующие консулат и патрициат, возможно, и презентальный магистерий (Sid. Carm. II. 205–209), прежде всего, свидетельствуют о желании императора сблизиться со столичной аристократией, но не с Аспаридами, вряд ли бывшими в тот момент влиятельным семейством в столице. Со смертью Маркиана надолго обрываются фамильные связи Анфимия с византийским престолом.
Не исключено, что приблизительно с 454 г. Анфимий был единственным презентальным магистром, что было следствием разгрома имперских войск гуннами в 447 г. В самом деле, если дезорганизованной оказалась почти половина походной армии Византии[264], то столь ли уж необходим был второй презентальный магистр в период количественного и качественного восстановления экспедиционных сил. Очень вероятно, что презентальный ранг Анатолия, унаследованный им от потерявшего свою армию Ареовинда (Prisk. fr. 8), был в известной мере почетным (для переговоров с Аттилой, не принимавшим невысокопоставленных послов)[265]. Реально существовало лишь презентальное войско Аполлония, защищавшее столицу от гуннов и понесшее незначительные потери, а значит, и должность его была более весомой. Видимо, после отставки Анатолия решено было до воссоздания второй презентальной армии оставить пост ее командира вакантным[266]. Сходной была судьба и фракийского магистерия: в связи с малым числом походных войск во Фракии в конце 40-х – начале 50-х гг. V в. во главе их был поставлен только комит. Одним из них и был в начале своей карьеры Анфимий (Sid. Carm. II. 199). Наконец, стратегически первостепенной задачей, вероятно, было восстановление фракийской походной группировки, что удлиняло сроки комплектования второй презентальной армии. Все это позволяет утверждать, что для Аспара просто не было места в центральном военном аппарате при Маркиане. В этой связи представляется надуманным тезис о борьбе за своего кандидата на престол между сильными готско-аланским и исаврийским “лобби” в византийской столице[267].
Наиболее удачной из всего клана Аспаридов при Маркиане была карьера Ардабура-младшего: после победы над варварами (гуннами) во Фракии (Suda. s. v. Ardaburios) он был назначен на вакантный после смерти Зенона восточный магистерий. До этой кампании он, как и его отец, видимо, был частным лицом, поскольку на презентальных должностях находились Аполлоний и Анатолий; во всяком случае, никакой ранг в период 448–450 гг. у него вообще не засвидетельствован. Необычность награды Ардабуру (фактически речь идет о том, что впервые в V в. во главе восточного магистерия ставится офицер варварского происхождения, т. е. о разрыве с административными традициями правления Феодосия II) подчеркивает как огромное значение, придававшееся правительством Маркиана перелому в войнах с гуннами, так и то, что презентальные должности не были вакантными. Не исключено, что у Суды (s. v. Ardaburios) и Идация (Chron. 154) речь идет об одном событии: под часто вторгавшимися во Фракию варварами подразумеваются гунны, а во главе рейда войска Маркиана на гуннские становища был Ардабур[268]. Примечательно, что к этой операции не привлекался Аспар, репутация которого, видимо, все еще оставалась низкой из-за недавнего поражения на р. Уте, вследствие чего правительство и сочло необходимым лучше доверить войска его сыну, оставив отца вновь в резерве.
На посту магистра Востока Ардабур зарекомендовал себя решительным, инициативным, честолюбивым военачальником. Так, разгромив близ Дамаска сарацин, он, не дожидаясь посланцев магистра оффиций, в ведении которого была имперская дипломатия[269], сам вступил с побежденными в переговоры. Интересно, что глава специально присланной из столицы миссии — знаменитый Максимин — обозначен как стратег (Ехс. leg. gent. 10). Может быть, параллельно он должен был провести инспекцию пограничных войск от имени магистра оффиций?
Чем же объясняется более заметная роль Аспаридов при избрании императором Льва, если в целом клан не обладал прочными позициями при дворе и в государственном аппарате при Маркиане? Известная новизна ситуации при определении судьбы престола в 457 г., по сравнению с аналогичными обстоятельствами 450 г., состояла в отсутствии яркого политического, с сильной легитимной позицией лидера, каким была Пульхерия. О какой-то нестабильности, интригах, конфликтах при дворе, последовавших за смертью Маркиана, ничего не известно, хотя имперская политика после Пульхерии явно во многом направлялась собственно магистром оффиций Евфимием (Prisk. fr. 26) и префектом Востока Константином (PLRE. II. 317–318). Права Анфимия как зятя императора на престол не были бесспорны, поскольку кровным родственником Маркиана он не был. Интересно, что о каких-то его притязаниях нет упоминаний ни у одного византийского автора; лишь Сидоний сделал на этот счет довольно туманный намек в панегирике 468 гг.[270], из которого все же нельзя напрямую сделать вывод о противодействии Аспара Анфимию, как это часто делается[271]. Видимо, при решении вопроса о роли Аспаридов в избрании Льва необходим иной подход.
Прежде всего, обращает на себя внимание сходство, типичность ряда внешних, формальных моментов и, можно даже сказать, принципов в подборе кандидатов на престол в 363, 364, 450, 457 гг. Как правило, такой кандидат избирался, так сказать, “со стороны”, не был высокого социального происхождения, не занимал видных постов в государственном аппарате. После избрания такой кандидат не отдавал видимого предпочтения никакой стороне, не разрушал сложившегося равновесия. Интересно, что во всех четырех случаях императорами избирались трибуны привилегированных воинских подразделений. Иовиан в 363 г. был domesticorum ordinis primus (Amm. XXV. 5. 4), Валентиниан в 364 г. — tribunus scholae secundae scutariorum (Amm. XXVI. 1. 5); Валент — tribunus stabuli (Amm. XXVI. 4. 2); Маркиан в 450 г. — трибун (Theod. Anagn. 354); Лев в 457 г. — трибун Маттиариев (De cer. I. 91; Theoph. АМ 5950). На наш взгляд, в этом внешнем критерии отразился выработанный еще в 363 и 364 гг. неписаный политический принцип, когда в условиях пресечения династии включался конституционный механизм по выборам нового императора, состоявший из высших чинов гражданской и военной администрации. В 450 г. придворный альянс, сложившийся на базе неприятия политики Хрисафия, по инициативе Пульхерии — последней представительницы феодосиевой династии — провозгласил императором трибуна Маркиана. Роль самой Пульхерии, на фоне компромисса гражданской и военной верхушки, свелась к ее праву назвать кандидатуру, но в соответствии с традицией из офицеров среднего звена армии.