После занятия столицы Зенон выполнил свои обещания; Армат[315] остался magister militum praesentalis, его сын Василиск был сделан цезарем (Theoph. AM 5969); Илл получил достоинство патрикия и пост магистра оффиций (Malala. 386). В стороне от раздачи должностей и наград (но и от наказания за участие в заговоре против Зенона) остался Маркиан.
Распределение должностей высшего военного руководства в 476–478 гг. в значительной мере отражает реальное состояние византийской военной организации. Фактически походные силы только восточного магистерия и одного из презентальных магистров были более или менее укомплектованы. Не исключено, что в армию Армата сразу после узурпации Василиска были включены и подразделения второго (все еще слабого после экспедиции против вандалов 468 г.) презентального войска. На наш взгляд, с этим можно увязать сообщение Малалы о назначении Василиском Армата великим презентальным стратилатом (Malala. 378: στρατηλάτης του μεγάλου πραισέντου), т. е. в данном случае речь идет об экстраординарном ранге единого командующего для объединенных презентальных контингентов. Однако вскоре полномочия Армата еще более были расширены; “Василиск же, узнав о подходе императора Зенона, послал презентального стратилата Армата со всеми имевшимися во Фракии, Константинополе и во дворце отрядами войска” (Malala. 379). Значение этого трудно переоценить. Впервые в ранневизантийской эпохе правительство пошло на создание высшего экстраординарного ранга на традиционных византийских территориях, но не для целей внешней экспедиции, для которой это еще было как-то оправдано, поскольку такой командующий руководил откомандированными из разных регионов войсками. Чрезвычайность поста Армата говорит о слабости презентальных сил, которые так и не были за восемь лет доведены до количественного уровня, предшествовавшего гибели африканского похода 468 г., а также о том, что правительство оказалось вынужденным уже с начала 70-х гг. V в. практиковать сведение воедино походных войск разных регионов, особое развитие получившее при Юстиниане. С другой стороны, это прямо свидетельствует об углубляющемся кризисе конскрипции, дефиците солдатских кадров, равно и том, что в паллиативных целях быстрого пополнения войск правительство в конце 60-х – начале 70-х гг. V в. пошло на более широкое, чем при Феодосии II, привлечение исаврийских формирований. Это объясняет неожиданное появление в источниках начала 70-х гг. V в. отрядов Илла и Трокунда. В военной организации ранней Византии явно обозначился поворот к новой эпохе, требовавшей в условиях упадка конскрипционной системы изыскания дополнительных источников пополнения армии, что позже опосредованно задело и принципы комплектования военной верхушки. “Исаврийский эпизод” в ранневизантийской истории с длительной преимущественной опорой исаврийского режима на гвардейские, федератские, но не римские, формирования на фоне мира на восточных границах империи по сути дела затормозил наступление нового периода в развитии военной организации ранней Византии. Формирования фракийского магистерия, переданные Армату в 475 г., не вернулись, насколько это видно по источникам, к прежним местам дислокации и после реставрации Зенона. Фракийская походная группировка, видимо, временно не существовала; вакантным оставался и пост магистра Фракии. Примечателен в связи с этим следующий эпизод: Теодориху Амалу, воевавшему против Страбона, Зенон в 478 г. обещал поддержку войск магистра Фракии (2 тыс. всадников и 10 тыс. пехоты) в балканских проходах, и близ Адрианополя с остготами должны были соединиться еще 20 тыс. византийских пехотинцев и 6 тыс. всадников. Но Амал ни в одном из этих указанных мест не нашел обещанные силы (Malch. fr. 14). Тот же Малх сообщает, что Зенон назначил стратегом в кампании против Теодориха Страбона Мартиниана (Malch. fr. 15). Представляется возможным так трактовать оба сообщения: фракийской походной группировки не существовало в 476–478 гг.[316], а Зенон просто обманул Амала, надеясь на сильное взаимное ослабление остготов без участия византийских войск, Мартиниан же выступил против Страбона во главе сводной презентальной армии, став ее командиром вместо убитого в 477/478 гг. Армата.[317]
Несколько лучшее положение с иллирийским магистерием при Зеноне объясняется тактикой его в изнурительной борьбе с остготами: действующие с территории Иллирика войска в известной мере образовывали второй фронт. Однако в период магистерия Оноульфа (477–479 гг.) какие-то акции с их стороны не засвидетельствованы; видимо, иллирийская группировка была слаба и основной ее задачей было недопущение остготов в Грецию.
В скирском вожде Оноульфе со ссылкой на Иоанна Антиохийского (fr. 209. 1) видят брата Армата, из чего делается вывод о существовании могущественной фамилии позднеримской военной знати, включавшей Одоакра, Оноульфа, Василиска, Армата, Верину, ряд варварских племенных вождей и, в конечном счете, Зенона[318]. Однако эти данные Иоанна Антиохийского о родстве Оноульфа и Армата не подтверждаются ни одним другим источником, и, прежде всего, Малхом (fr. 8), детально, описывающим историю приглашения терпящего нужду Оноульфа и морализирующим по поводу убийства Армата неблагодарным Оноульфом. Представляется также, что контекст послания Василиска в “Житии Даниила Стилита” не позволяет за термином βάρβαροι усматривать его варварское происхождение (сар. 84)[319]. Но даже если принять тезис Ш. Краучиха о родстве Армата, Оноульфа, Василиска, то их поступки по отношению друг к другу (предательства, убийства) говорят против единодушного семейного анклава. Для Зенона же, который по этой схеме был их весьма дальним родственником, Армат с Василиском были заклятыми врагами. По отношению к Оноульфу император руководствовался собственными политическими и государственными, а не фамильными интересами. На наш взгляд, приглашение скира Оноульфа (видимо, с отрядом соплеменников) на пост комита, затем производство его в чин магистра Иллирика было обусловлено целями борьбы с готами. Зенон решил использовать и его военный опыт, и давнюю вражду готов со скирами (в этом смысле он продолжал политику Льва I), что до известной степени делало Оноульфа надежным военачальником.
Такая ситуация с походными силами балканских провинций просто вынуждала Зенона (впрочем, и Василиска тоже) постоянно идти на союз с одним из остготских вождей. С правовой точки зрения отношения империи с остготами не отличались от того типа федератских связей, которые впервые сложились при Феодосии I. Пожалование почетных магистерских рангов племенным вождям и оплата их воинов также не были новшеством. Наличие двух враждующих остготских армий тоже близко напоминает и рознь между вестготами Атанариха и Фритигерна, и ссору Эриульфа и Фравитты при Феодосии I. Новым фактором во взаимоотношениях остготских федератов и империи при Зеноне стало активное включение их племенных вождей в борьбу за власть в Византии, что, кроме прочего, стало возможным вследствие наличия нескольких претендентов на престол. Примечательно, что, насколько позволяли обстоятельства, оба Теодориха долгое время достаточно последовательно ориентировались на основных противоборствующих «наследников Льва I; Амал — на Зенона; Страбон — на Василиска и позже на Маркиана. Заинтересованность в готской поддержке в решающие моменты борьбы за власть Зенона и его противников отчетливо контрастирует с нейтральностью имперских войск в этой борьбе. Так, к свержению Зенона в 475 г. совершенно безучастно отнеслась армия восточного магистерия, командующим которой он был совсем недавно, что заставило его обращаться за помощью к Амалам (Ехс. Val. 42). Во время мятежа Маркиана на стороне Зенона были, видимо, только дворцовые схолы. Илл переправил из Халкедона на помощь императору отряд исавров (Ioann. Ant. fr. 211. 3). Контекст отрывка Иоанна Антиохийского не позволяет утверждать, что это были экскувиты, как полагает Р. Фрэнк[320]. Непонятно, почему корпус экскувитов, созданный специально для персональной охраны императора, должен был, следуя логике Р. Фрэнка, дислоцироваться не в столице, а в Халкедоне. Вероятнее всего, это был личный отряд Илла, а экскувиты помогли в день мятежа своему командиру — магистру оффиций Иллу — продержаться в столице до наступления ночи. Презентальные силы остались вне конфликта. Однако на них не опирался также и Маркиан. Согласно Иоанну Антиохийскому (fr. 211. 3), в мятеже участвовали “множество собранных варваров совместно со многими из горожан”, а также “некий Бусальб, командир стратиотской тагмы, Никита и Теодорих, сын Триария”. По Малху (fr. 19), Страбон, узнав о мятеже, тотчас поднял свой народ и двинул его на Константинополь, т. е. личное его участие в боях в столице исключается. Комбинируя сведения обоих фрагментов (к сожалению, добавочные детали у других авторов отсутствуют), представляется возможным следующий комментарий: Страбон, вовлеченный в заговор, понемногу предоставлял, действуя через гота Бусальба, Маркиану небольшие группы своих воинов, обещая после начала мятежа выступить сразу со своей армией. Братья Маркиана Прокопий и Ромул (Theoph. AM 5971) параллельно с помощью некоего Никиты тайно вербовали сторонников из горожан, не исключено, что из венетов, учитывая, что вожди мятежа были детьми западноримского императора Анфимия. Из контекста отрывка Иоанна Антиохийского скорее следует вывод только о личном участии в заговоре и мятеже Бусальба, нежели о вовлечении в него отряда официальных сил[321].
Примечательно, что для попытки захвата власти Маркиан не использовал букеллариев, которых у него, видимо, просто не было, хотя он явно располагал фамильными имуществами своего знатного в империи рода. Армат, имевший земельные имущества (PLRE. II. 149), не обладал тем не менее собственной вооруженной свитой. Малх (fr. 18), описывая назначение Сабиниана Магна магистром войск Иллирика, отметил, что последний имел небольшое число μισθοφόρων οικείων, поскольку основная часть δημοσίας στρατιάς и των κοινών ταγμάτων была рассеяна по городам, либо ушла с Оноульфом. Не ясно, кем был Сабиниан перед вручением ему императорского кодицилла; известно лишь, что он был ревнителем старых дисциплинарных принципов (Marc. Com. а. 479). Его маленькая собственная свита вряд ли представляла собой опасность для государства и, видимо, даже была разрешена последним. Знаменитый закон Льва I (CJ. IX. 12. 10), запрещая обладание букеллариями, делает также и исключение для каких-то (ближе не известных) категорий населения: “Если же кто сверх того, что кроткость наша здравомысленно установила…“ Думается, что государство во второй половине V в. уже сквозь пальцы смотрело на небольшие группы прислуги армейских офицеров, не вмешиваясь, как в IV в. (CTh. VII. 1. 10), и не препятствуя наличию и