льных сделать его в 512 г. императором вместо Анастасия (Marc. Com. a. 512; Malala. 407), была высока, однако и лояльность его (бегство от принуждавших его к принятию императорской власти горожан) не вызывает сомнений. Особое место в военной элите в первые десятилетия VI в. занимали Ипатий и Патрикий. Даже из скупых сообщений источников факт настойчивых и многократных назначений Ипатия, крайне посредственного военачальника, на разные магистерские посты предстает как многоплановый политический расчет императора. Анастасий, постоянно направляя племянника на опасные участки (персидская война, мятеж Виталиана), использовал Ипатия как члена царствующей фамилии для особого контроля над войсками и их воодушевления, предуготовляя ему, после гибели в беспорядках 501 г. своего собственного сына (Ехс. de insid 168), путь к престолу. Не совсем ясно, почему в течение долгого времени (499–518 гг.) презентальным магистром оставался Патрикий. Келер, наиболее влиятельная фигура правления Анастасия, хотя бы происходил, как и император, из Иллирика (Malala. 388); Патрикий же был фригийцем (Proc. ВР. I. 8. 2), военная карьера которого, видимо, началась еще при Зеноне. Анастасий уже в 492 г. назначил его magister vacans и отправил воевать с исаврами (Ехс. de insid. 167). Это первое известие о Патрикии можно понимать таким образом, что он был в числе римских офицеров, на которых и сделал ставку Анастасий в начале своего правления. Отсутствие упоминаний о нем в период исаврийского мятежа в известной мере свидетельствует о том, что он был офицером средних способностей (Захария, например, характеризует его как малоразумного человека — VII. 4), не совершавшим грубых военных просчетов, как Диогениан, но и не являвшимся талантливым полководцем, как Иоанн Скиф. Но это обстоятельство, очевидно, больше устраивало Анастасия, когда он подыскивал кандидатуру на пост презентального магистра уже в мирных условиях: императору в деле восстановления оборонного потенциала был необходим послушный исполнитель, не обладавший победными лаврами и популярностью в армии. После окончания персидской войны (в которой он проявил себя посредственным военачальником, снискавшим упреки императора — Zach. VII. 6) он вовлекался в религиозные споры и даже оказывал услуги монахам (PLRE. II. 841), хотя последнее обстоятельство (передача императору жалобы монахов на несторианство патриарха Македония), при его личном православии, еще не является доводом в пользу его влияния на Анастасия. В 512 г. он и Келер, senatores, как называет их Комит Марцеллин, вышли с увещеваниями к мятежному народу и были встречены камнями (Marc. Com. a. 512). Поскольку в этом случае православие Патрикия не остановило толпу, то можно сделать вывод, что он во всем был послушным императору, полностью им манипулирующим. В самом деле, стоило Патрикию лишь однажды высказать опасения, не сочтут ли его изменником, если он потерпит поражение от Виталиана, с которым его связывала давняя дружба, как Анастасий изгнал его из дворца (Malala. 404). Если верно предположение, что неназванным в De ceremoniis (Ι. 93) магистром, выдвинутым в качестве претендента на престол схолариями после смерти Анастасия, и был Патрикий (PLRE. II. 842), то опала его не была продолжительной. Из всего этого материала напрашивается вывод, что Патрикий был совершенно невлиятельным, послушным служакой и именно благодаря этому устраивающему императора качеству столь долго продержался на посту презентального магистра.
Итак, подчинялась ли персональная политика Анастасия в отношении военной верхушки после введения хрисотелии югов какому-то единому плану? Очевидно, да. После адэрации воинских повинностей наемнический элемент, а следовательно, и корпоративный дух, в армиях империи несомненно увеличился и потребовал со стороны правительства более эффективных мер для обеспечения лояльности войск. Анастасий при подборе командования опирался на более преданных ему людей, нежели это делалось императорами ранее. Назвать это в полной мере фамильной политикой, однако, нельзя, но устойчивые элементы ее налицо, прежде всего в том, что император использовал в качестве армейских магистров своих племянников. А. Кэмирон предположил, хотя и не совсем убедительно, что Анастасий выдал замуж своих племянниц за Сабиниана, сына Сабиниана Магна, и Мосхиана, сына одноименного магистра Иллирика, убитого при Зеноне, с целью приблизить их к императорской фамилии[351]. С другой стороны, заметно, что акцент на преданность при замещении командных постов был явно в ущерб старой установке на персональный профессионализм выслужившихся офицеров, вместе с которым постепенно уходили в прошлое представления о временности компетенций магистров войск. Несомненно и то, что усиление зависимости служилых потестариев от императорской власти объективно вело к росту авторитарных тенденций последней. Все эти возникшие при Анастасии явления более рельефно обнаружили себя уже при Юстиниане.
Обеспечение мира на восточной границе позволило Анастасию больше средств направить для оборонного обустройства балканского региона. Разворачивается широкое крепостное строительство[352], пополняются гарнизоны и корпус государственных федератов, воссоздается фракийская походная группировка и, соответственно, пост магистра Фракии. Не исключено, что в 500-х гг. его занимал гот Гунтигис (Iord. Get. 266). Во главе какого магистерия и когда был упомянутый в “Пасхальной хронике” Филоксен, сказать трудно. Предположение Д. Мартиндейла, что речь идет о Фракии (PLRE. II. 879), все-таки безосновательно. Под απο στρατηλατών (Chron. Pasch. а. 519) может подразумеваться любой магистерий, в том числе и вакантный. Неясно также, за что (можно лишь предположить, что за противодействие монофизизму) Филоксен был сослан Анастасием, хотя сам этот факт обнаруживает беспомощность и магистров, и эксмагистров в любых проявлениях их оппозиционности императору и отсутствие у них действенного средства давления на правительство.
Фактически при Анастасии лишь однажды[353] войска вышли из-под правительственного контроля — во время мятежа Виталиана. Основным ядром мятежа стал корпус государственных федератов, которому Анастасий сократил выдачу федератских аннон (Ioann. Ant. fr. 214e. 1). Несмотря на сообщение Иоанна Антиохийского о полном упразднении федератских аннон, а следовательно, и всего федератского корпуса, думается все же, что император хотел лишь сократить его, полагая достаточным их меньшее количество в условиях, когда стратиотские походные подразделения Фракии достигли определенного количественного уровня. Лично для Виталиана это означало бы резкое падение его престижа, возможно, даже понижение в чине и перевод на должность одного из командиров стратиотов, где им безнаказанно помыкал бы его личный враг Ипатий. Все это, однако, не позволяет утверждать, что федератский мятеж подготавливался долгое время[354]; скорее он вспыхнул сразу после получения вестей о новшествах в сфере снабжения. Снабжение армии во Фракии являлось для правительства постоянной сложной проблемой. В то время как в восточных провинциях повинность закупки у посессоров продовольствия в фиксированных ценах (coemptio) и дальнейшая транспортировка его к войскам ликвидировалась, для Фракии Анастасием было сделано изъятие, “поскольку вследствие набегов варваров сократились земледельцы и не достаточна поставка продуктов установленным там воинам” (CJ. X. 27. 2. 10). Какое-то время во Фракии (локализация возможна вследствие упоминания в законе хартулариев нумеров и федератов) практиковалось, смотря по обстоятельствам, снабжение обоими видами анноны: и натуральной, и адэрированной — по желанию солдат (CJ. XII. 37. 19), пока, наконец, в 513 г. Анастасий не запретил поставлять annona naturalis (Exc. de insid. 143: σιτησεως δημοσίας των..φοιδερατικών ανώνων) федератам, решив в духе своей налогово-финансовой политики предоставлять им только адэрированную аннону. В условиях разоренного варварскими набегами балканского региона приобрести продовольствие было непросто и ставило федератов перед необходимостью грабежей гражданского населения, а значит, и конфликтов с властями, либо обрекало на голод[355].
Ипатию и его офицерам не удалось предотвратить разрастание бунта. Виталиан же прекрасно понимал, что без поддержки солдат походных и пограничных войск фракийского магистерия и дунайских дукатов его дело обречено на поражение, ибо о каком давлении на правительство можно говорить в той ситуации, когда в тылу находится значительное количество верных императору войск. То обстоятельство, что солдаты походных и пограничных войск не поддержали мятеж в момент его возникновения, но отнеслись к развертыванию событий выжидательно, объясняется рядом причин. В их числе следует назвать и вполне сносное государственное снабжение (сокращение его и адэрация коснулась все-таки только федератов, что говорит о первостепенной значимости в глазах правительства стратиотов), и надежность офицерского контроля над солдатами (в том числе и неплохой уровень дисциплины), и отсутствие прочных традиций у ранневизантийской, в отличие от западноримской, армии силового давления на правительство (после Гайны, например, т. н. мятеж Анагаста 469 г. был все же карикатурной демонстрацией личных обид и амбиций военачальника, не приведшей к кровавому бунту, который нужно было бы подавлять силой оружия). Учитывая эти обстоятельства, следует признать, что та, вначале минимальная, поддержка, оказанная офицерством стратиотов и лимитанов Виталиану, основывалась на недовольстве им грубостью и кадровыми просчетами Ипатия, назначенного, вполне вероятно, после Гунтигиса, магистром Фракии. Так, известно, что Ипатий оскорбил жену Виталиана (Zach. VII. 13). Очевидно то, что Виталиану легко удалось склонить на свою сторону дукса Второй Мезии Максенция, определялось причинами того же порядка (Ioann. Ant. fr. 214 е. 1). Ряд офицеров высокого ранга, видимо, не поддались на уговоры и были убиты Виталианом (Ibidem), т. е. мятежники явно боролись за командование нейтрально настроенной армией. Виталиану, например, только при помощи запуганного им Карина, пленного близкого друга Ипатия, удалось войти в Одессос и подчинить себе гарнизон города, который антимонофизитская пропаганда в защиту православия, ставшая идейным знаменем мятежа, мало волновала уже потому, что в войсках Фракии было немало исповедовавших арианство варваров. По сути дела, в массе своей солдаты-стратиоты склонились на сторону Виталиана, когда полная дезорганизация лояльного императору командования после бегства Ипатия в столицу стала очевидной (Ibidem).