атилатскими полномочиями и, тем самым, к полномасштабному восстановлению административной модели Иоанна Каппадокийского.
Упрочение процесса соединения гражданской и военной власти в руках одного администратора прослеживается также на территориях завоеванной Африки и Италии. Здесь эта тенденция прокладывала себе дорогу, хотя и не всегда последовательно, но тем не менее быстрее, чем на Востоке. В качестве одной из причин этого явления справедливо называют то, что “здесь столь сильным, как в центре, было влияние традиций античной бюрократической системы, а специфические социальные и политические условия заставляли обращаться к новым методам управления”[397]. При чрезвычайной малочисленности чиновников гражданских ведомств (юстинианова схема управления Африкой 534 г. так и осталась недостижимым идеальным образцом) в период постоянной военной опасности и боевых действий (фактор, признаваемый всеми исследователями), когда сложился “специфический военно-оккупационный режим”[398], ведущим административным элементом стали высокопоставленные военные. Основное отличие в вызревании протоструктур фемного строя на византийском Западе от византийского Востока, где функции военного администрирования среднего и высшего звена в результате известной демилитаризации обширных регионов перешли в ведение гражданских лиц, позволяет поставить закономерный вопрос: существовала ли вообще на территориях завоеванной Африки и Италии ранневизантийская военная знать позднеантичного типа, тем более, что там так и не сформировались магистерии в их традиционной форме. Анализируя реальное развитие провинциальной организации византийской Африки после 539 г., исследователи отмечают, что на практике “хроническое состояние войны часто вело к назначению чрезвычайного полевого командира с рангом, превосходящим ранг известного префекта, или к тому, что то же лицо было и префектом и полевым командиром. Назначением экзарха, который принял контроль над гражданскими и военными аспектами администрации, Маврикий поэтому сделал в известном смысле более постоянным административное устройство, которое ранее использовалось в качестве временно соответствующего обстоятельствам. Непосредственным предшественником экзарха, однако, был magister militum Africae — пост, впервые ясно засвидетельствованный в 570е гг., который, видимо, также комбинировал военные и гражданские функции. Поэтому, очевидно, не является совпадением, что первым зарегистрированным экзархом был прежний magister militum Africae Геннадий, который принял свой новый титул и функции между 6 мая 585 г. и июлем 591 г. ”[399].
К этой суммарной и в целом верной оценке все же необходимо добавить, что указанный процесс иногда протекал противоречиво вследствие сиюминутных локальных тактических обстоятельств. Так, не желая в 545 г. отзывать из Африки Сергия, Юстиниан “приказал, чтобы он и Ареовинд были стратегами Ливии, разделив страну и каталоги стратиотов” (Proc. BV. II. 24. 4), т. е. стратегия-автократия была разделена между двумя администраторами равного ранга. Но после гибели Стотзы и, соответственно, ликвидации второго фронта в Африке, император “счел бесполезным исправлять должность двумя стратегами, тотчас отослав Сергия с войском в Италию; Ареовинду же вручил власть над Ливией” (Ibid. II. 24. 16). Префект претория Афанасий, прибывший с Ареовиндом в Африку, подчинялся его приказам (Ibid. II. 26. 6).
Сходные явления прослеживаются и в завоевываемой Италии. В отличие от вандальской кампании, когда вместе с экспедицией в Африку 533 г. прибыл специально из Константинополя будущий, по плану императора, глава гражданской администрации префект претория Архелай (BV. I. 11. 17). Велизарий в Риме в 536 г. своей властью назначил сенатора Фиделия префектом Италии (BG. I. 20. 20). Несмотря на неоднократные упоминания префекта Италии в юстиниановом законодательстве, видимо, его как администратора серьезно в Константинополе в расчет не принимали. В его адрес специально не издано ни одного эдикта; император, направляя конституцию префекту Востока по ряду цивильных казусов, мимоходом оговаривает, что они имеют силу и для префекта Италии (Nov. Just. 69 epil.; 70. 1; 73 epil.; 79. 2). Перед нами вновь образец пропагандистской риторики, в которой, однако, по сравнению с идеальной схемой провинциального устройства Африки 534 г., гораздо меньше “административного романтизма”: Юстиниан с трудом представлял себе будущую префектуру Италии. На практике же Сицилию, которая некогда находилась под юрисдикцией префекта Италии (Not. Dign. Осc. II. 18), он подчинил в 537 г. константинопольскому квестору священного дворца (Nov. Just. 75). Префектам Италии, насколько это видно по источникам, на период завоевания была определена одна функция: снабжение византийской армии за счет взимаемой с италийцев анноны. Это, очевидно, было вменено в обязанность и Фиделию и его преемнику Репарату, хотя прямо засвидетельствовано только начиная с Афанасия (BG. II. 29. 29–30). Таким образом, о подлинном возрождении прежней италийской префектуры, с которой пришлось бы, по нормам диоклетиано-константиновой конституции, делить власть военным, говорить не приходится; префекты Италии на деле были такими же эпархами снабжения, как Апион в 503 г. или Архелай в 533 г. В 540 г. функции снабжения и финансирования византийских войск в Италии выполнял логофет (даже не префект!) Александр. Именно в силу этого он входил, наряду с исполняющим полномочия стратега-автократора Константианом, в двойку первенствующих среди одиннадцати полководцев.
Полнотой власти, таким образом, обладали только стратеги-автократоры. В Италии, в отличие от Африки, магистерии не засвидетельствованы даже титулярно, т. е. не предпринималось ни одной попытки их учреждения. Думается, что в Италии при значительной концентрации обладателей рангов вакантных магистериев это было просто невозможно, вследствие опасности их неповиновения магистру Италии, если бы таковой пост был учрежден. Юстиниан, например, задержал в 551 г. отправку в Италию войск Иоанна, племянника Виталиана, поскольку последний не назначался стратегом-автократором. Император справедливо полагал, что остальные полководцы будут выполнять приказы только носителя этих полномочий, но не равного им по рангу магистра Иллирика Иоанна (BG. IV. 21. 5–9). Примечательным в развитии италийской стратегии-автократии после 540 г. и до смерти Юстиниана является то, что ею больше уже не наделялись магистры войск. Константиан в 540–544 гг. и Велизарий в 544–549 гг. были стратегами-автократорами в ранге комита императорских конюшен (НА. 4. 39). Герман был призван на этот пост из частной жизни (BG. III. 32. 17); Нарсес является препозитом священной опочивальни[400].
Лишь один раз под давлением обстоятельств император отступил от модели полновластия стратега-автократора в Италии. Дело в том, что прозорливый Тотила ударил в наиболее уязвимую точку налоговой политики Юстиниана в Италии. Он заставил посессоров всю аннону, в том числе адэрированную, вносить в его казну, вследствие чего византийские войска лишились местных источников продовольствия и денег (BG. III. 6. 6–7). Основательно подорвав тем самым имперский принцип “война кормит войну”, остготский король вынудил византийские войска к непокорству своим командирам и дезертирству, а Юстиниана в 542 г. — к назначению главнокомандующим в Италии префекта претория (очевидно, именно поэтому вместо обычного “стратег-автократор” Прокопий, поскольку речь идет о гражданском чиновнике, употребляет τοις τε άρχουσιν ές τον πόλεμον έπιστάτης) Максимина, совершенно неопытного в военных делах, который должен был восстановить прежнюю систему снабжения оккупационной армии (BG. III. 6. 9). При этом Константиан оставался реальным главой византийских сил в Италии (BG. III. 9. 5). Назначение главнокомандующим префекта Италии должно было продемонстрировать италийским посессорам возрождение гражданского управления с его твердо фиксированными ставками налогов и отмену бесконтрольных военных реквизиций. Провал миссии Максимина привел к возвращению военных форм управления завоеванными территориями Италии, в том числе и в деле снабжения армии. В 551 г., например, император приказал Нарсесу позаботиться обо всем необходимом для войск не только в Салоне при подготовке экспедиции, но и расплатиться с солдатами, находившимися в Италии (BG. IV. 26. 5–7). Примечательно, что в этом случае Прокопий совсем не упоминает ни о каких гражданских чиновниках, ответственных за снабжение армий. Отсюда можно предположить, что названный в Прагматической Санкции префектом Италии Антиох (Pragm. Sanct. subscr.) был, скорее всего, прислан позже, после того, как обозначился окончательный перелом в войне с готами.
До окончания войны с готами в Италии, как показали новые исследования, происходил кризис старых правящих структур, и баланс власти на всех уровнях смещался к военным командирам. Милитаризация администрации во многом была прямым следствием неспособности гражданских чиновников обеспечить нужды армии, церкви, собственников. Формирование новой правящей элиты в 212 византийской Италии, состоящей из военных, стало возможным только вследствие утраты контроля над армией со стороны гражданской администрации[401]. Этот процесс особенно интенсивно протекал после победы над готами. В самом деле, если при Тотиле зависимость от снабжения и финансирования из Константинополя была достаточной, то после окончания войны она резко ослабла. Прокопий приводит первое послание Велизария из Италии, в котором тот просит о дополнительных поставках оружия и стратиотов (BG. I. 24. 8). О том же Велизарий просил Юстиниана и в письме 545 г. (BG. III. 12. 3). Думается, что правительство сознательно предписало византийскому командованию в Италии обеспечивать войска, насколько это возможно, из местных источников. В этой связи не случайно то, что уже в ходе войны функции высшей гражданской администрации в Италии перешли к военным и остались у них и после разгрома готов.