[412]. позднеантичная походная армия, сформировавшаяся в ходе кризиса III в., со второй половины V в. вновь начала “врастать” в провинции и пограничные районы, шаг за шагом утрачивая свой характер мобильного резерва империи. Проблема пополнения экспедиционных сил уже при Анастасии начала решаться не только широким привлечением наемников-федератов, но и откомандированием стратиотов в помощь (εις βοήθειαν) отдельными лицами; в этом случае предписывалось переводить их с натуральной анноны на адэрированную (CJ, XII. 37. 19). Завоевания Юстиниана лишь резко форсировали эти процессы, предоставив большому количеству походных командиров (практически ими обладали все магистры) экспедиционные вексилляции.
По Прокопию и Агафию заметно, что, как правило, дорифоры и гипасписты не отождествляются (и не смешиваются) с ойкиями, личной прислугой полководцев, состоявшими по большей части из свободных, но не обладавших военным званием людей. Прокопий, например, рассказывает о некоем Андрее, ойкете Бузеса, исполнявшем обязанности банщика этого стратега, а прежде бывшего преподавателем в палестре (BP. I. 13. 30). Этот Андрей, хотя и не являлся стратиотом, продемонстрировал в бою личную храбрость и умение. Из таких ойкетов, нанимавшихся персонально, и складывались личные свиты, применяемые полководцами по необходимости и в военном деле. Число их обычно было небольшим. Малх свидетельствует о “немногих наемниках” у Сабиниана Магна (Malch. fr. 18). Прокопий отметил, что у Велизария в ходе персидской кампании 530–531 гг. также было немного ойкетов (BP. I. 18. 41). Известно, что в составе экспедиции, отбывающей в Италию в 535 г., находились 4 тысячи стратиотов из каталогов и федератов, 3 тысячи исавров, 200 симмахов-гуннов и 300 маврусиев; сам Велизарий имел многих и испытанных дорифоров и гипаспистов” (BG. I. 5. 2–4). Об ойкии нет и речи, хотя она, конечно, была, как и перед началом африканской кампании 533 г. В войске, готовом отплыть к Сицилии, Прокопий перечисляет те же солдатские категории (стратиотов, федератов, симмахов), а у Велизария фиксирует наличие дорифоров и гипаспистов (B.V. I. 11. 2–19). Об ой-кии упоминается косвенно, в связи с ее снабжением, о котором заботился некий Иоанн; “оптионом такого называют римляне“, — поясняет Прокопий (BV. I. 17. 1). Тем самым он отличает его от хорега всего войска, функции которого в этой кампании были возложены на будущего префекта Африки Архелая (BV. I. II. 17), и сближает со снабженцами федератских тагм (Nov. Just. 130. 1; CJ. IV. 65. 35). Отсюда в лучшем случае (если, конечно, Прокопий не делает акцент просто на функции снабжения) можно предположить, что ойкия Велизария включала в себя максимум 500 человек[413], хотя она не упоминается (во всяком случае, терминологически) при описании боевых действий. В 532 г. в Константинополь, помимо дорифоров и гипаспистов, вошла также свита[414] (θεραπεία) Велизария (ВР. I. 24. 40). В “Тайной истории”, там, где повествуется об изъятии в период опалы у Велизария дорифоров и гипаспистов (император имел на это право, поскольку они были частными солдатами), отмечено, что отняты были и те из ойкетов (вместе с оружием, — съязвил Прокопий), которые были известны как хорошие воины (НА. 4. 13). В этой связи представляется, что не следует переоценивать то знаменитое место из энкомия Велизарию, в котором утверждается, что он на собственные средства содержал семь тысяч всадников (BG. III. 1. 20), т. е. практически количество солдат, отправленных с ним в 535 г. в Италию. Хотя Прокопий и отождествляет риторически всех этих всадников полностью с ойкией (BG. III. 1. 21: “Одна ойкия разрушает мощь Теодориха”), однако здесь же он утверждает, что Велизарий превосходил “мощью гипаспистов и дорифоров когда-либо бывших стратегов” (Ibid. III, 1. 18). Последнее однозначно указывает лишь на то, что прежде экспедиционная группировка таких масштабов (причем не ясно, каких именно) не предоставлялась полководцу, но не на ее частнособственнический характер. Поэтому безоговорочное утверждение о том, что из Италии Велизарий привел только своих букеллариев[415], вряд ли верно. Точное количество ойкетов Велизария (а обычно в историографии считается, что его ойкия была самой большой в первой половине VI в.) не приводится нигде, хотя не приходится сомневаться в их росте в 533–540 гг., когда Велизарий мог бесконтрольно за счет добычи увеличить свою ойкию. С другой стороны, случаев дезертирства готов, из которых Велизарий мог бы пополнять свою ойкию, в 535–538 гг. было немного (BG. I. 5. 12; I. 8. 3). Во время осады Рима плебс включался Велизарием в разряд стратиотов, а не ойкетов (BG. I. 25. 11); подкрепления, шедшие из Византии (Ibid. I. 27. 1–2), также невозможно отождествить с ойкией. Рост византийских войск за счет включения в них готов начался лишь в 539–540 гг., но зачислялись они в категорию стратиотов (Ibid. II. 27. 34; I. 10. 37). Велизарий отбирал из них всадников, поскольку приказ вернуться в Константинополь был мотивирован надвигающимся столкновением с персами (ВР. II. 14. 8; BG. II. 30. 2); с этими готами (а также со своей ойкией, дорифорами и гипаспистами) весной 541 г. он отправился на Восток (ВР. II. 14. 10).
Очевидно, эти семь тысяч всадников Велизарий содержал на свои средства во время переезда из Италии в Константинополь и, может быть, в течение зимы 540/541 гг., которую он провел в столице (BP. II. 14. 8). Вне сомнения, средства для этого у Велизария, который до начала завоеваний был небогат (ведь происходя из фракийского местечка, он не унаследовал крупных имуществ — BV. I. 11. 21), имелись.
Все сведения о его богатствах Прокопий приводил на период после 540 г., т. е. после возвращения из Италии. В “Войнах” и “Тайной истории” говорится, что Велизарий сдал в императорскую казну захваченные сокровища Гелимера и Витигиса (BG. III. 1. 2; НА. 4. 34), но царствующая чета заподозрила его в утайке гораздо большей части из захваченных трофеев, нежели это позволял обычай. Прокопий приводит достаточно фактов, которые могли дать пищу для подозрений императору. Антонина, жена Велизария, убеждала его, что она вместе с ой-кетом Феодосием прячет от императорской казны самые ценные вещи из добычи (НА. 1. 19); Феодосий же, которому было поручено ведать всей добычей, украл 100 кентенариев золота из дворцов Карфагена и Равенны (НА. 1. 33). Фотий, пасынок Велизария, заточив Феодосия в Киликии, с огромными богатствами последнего прибыл в Константинополь (НА. 3. 5), передав, видимо, часть Велизарию. Поэтому как только представился случай, “императрица, узнав, что на Востоке есть многие сокровища (Велизария. — Е. Г.), послала дворцовых евнухов забрать их все” (НА. 4. 17). После того, как с Велизария было снято подозрение в мятежных высказываниях, Феодора вернула ему какую-то часть средств, но тридцать кентенариев золота передала императорской казне (НА. 4. 31).
Несомненно, эти средства были военной добычей Велизария, о чем говорит сравнение имеющихся в источниках некоторых сведений о крупных состояниях и разовых тратах в Византии и Италии. Хосрой брал с городов Востока небольшие, по сравнению с отнятыми у Велизария 30 кентенариями, суммы: с Эдессы — 2 кентенария золота (ВР. II. 12. 2), столько же с Халкиды (Ibid. II. 12. 34). В 540 г. персы требовали от империи за охрану кавказских проходов ежегодных выплат размером в 5 кентенариев (Ibid. II. 10. 2). Консулы в Константинополе обязаны были издерживать на общественные нужды в течение года более двадцати кентенариев золота, но из своего имущества они вносили лишь незначительную часть, а основные суммы давал император (НА. 26. 13). Сенаторы Италии без всяких дотаций самостоятельно тратили от двадцати до сорока кентенариев в период магистратских полномочий; ежегодные доходы от поместий у знатных родов достигали также сорока кентенариев (Olymp. fr. 44). Иными словами, если бы те отнятые императрицей 30 кентенариев золота были получены с земельных имуществ, это означало бы, что Велизарий был одним из крупнейших землевладельцев империи. У него же засвидетельствован лишь проастий под Константинополем (ВР. I. 25. 21), что, как мы видели, было традиционным для ранневизантийской военной элиты. Все это позволяет сделать вывод о том, что возникшая у ранневизантийских армейских магистров уникальная возможность создания собственных крупных вооруженных свит за счет ограбления Африки и Италии, не успев реализоваться, была пресечена императором. Повествуя о подготовке экспедиции Нарсеса, Прокопий не делает даже намека на то, что евнух хотя бы один раз воспользовался для этих целей своими средствами: буквально все было предоставлено государством (BG. IV. 26. 6–16). Велизарию же в 544 г. было приказано оплатить все необходимое для экспедиции из собственных средств (НА. 4.39); Юстиниан таким образом мстил за попытку обретения независимости. Велизарий с магистром Иллирика Виталием едва навербрвали четыре тысячи добровольцев (BG. III. 10. 1–2), соблазнив их, видимо, в большей мере будущей добычей, нежели одноразовой выплатой. Но второй возможности быстро сколотить в Италии крупное состояние уже не было, о чем говорят постоянные просьбы Велизария о деньгах, продовольствии, воинских подкреплениях. Отчитываясь, например, о своем пути в Италию, Велизарий мотивирует свою просьбу прислать к нему, его прежних дорифоров и гипаспистов таким образом: “Мы прибыли в Италию, о могущественный император, без людей, без лошадей, без оружия… Беспрестанно обходя Фракию и Иллирик, мы набрали воинов жалких, никогда не державших оружия в руках и неопытных совершенно в военном деле” (BG. III. 12. 3–4).
На наш взгляд, не следует абсолютизировать и тот фрагмент, где Прокопий вновь говорит об использовании собственных средств для набора войска: вербовка солдат Германом осуществлялася частью на личные, частью — на государственные деньги. Однако, допуская возможность, что в этом случае перед нами munus богатого подданного императора, не следует забывать о политических пристрастиях Прокопия. Герман для него в гораздо большей мере является идеалом, нежели Велизарий; ни в “Войнах”, ни в “Тайной истории” не содержится ничего негативного в его адрес. Поэтому можно предположить, что пассаж о щедрости Германа при вербовке солдат является частью посмертного энкомия Герману, развернутого в следующей главе (BG. III. 40. 9), и, следовательно, Прокопий допустил известное преувеличение, говоря о большей доле личных средств Германа, чем государственных. Возможно также, что Герман частично тратил деньги Матасунты, на которой он женился незадолго до начала подготовки экспедиции (BG. III. 39. 14), а император предоставил большие средства, надеясь на очевидные военно-политические выгоды от этого брака. То есть траты Германом личных денег на снаряжение экспедиции приобретали отчетливо выраженный публичный характер государственного поручения по водворению в Италии легитимной наследницы Теодориха.