[72].
В какой-то мере это обстоятельство в условиях периодического возникновения сразу нескольких фронтов подталкивало к частичным административным экспериментам, выливавшихся в появление временных экстраординарных структур власти в провинциях. Принцепсы доверяли командование в комплексе провинций в первую очередь своим родственникам, либо лично возглавляли крупные экспедиции, опасаясь узурпации даже с их стороны. Усиливающаяся со второй половины II в. внешнеполитическая нестабильность вызывала повышенное беспокойство провинциального населения, требовавшего к себе большего внимания и новых мер обеспечения безопасности со стороны центрального правительства. Пропагандируемая принципатом, особенно во II в., забота о провинциях и персональный характер связи императоров и провинциалов породили особый социально-психологический феномен — стремление провинциального населения добиться возможно более постоянного присутствия в их регионах носителей императорской власти и инсигний, поскольку в этом оно усматривало шанс выжить в условиях внешней угрозы[73]. При возникновении или опасности возникновения нескольких фронтов все эти факторы вызывали к жизни императорскую коллегию, в которой изначально складывалась внутренняя иерархия, либо находившая выражение соподчинения в титулатуре (август-цезарь), либо маскировавшая отношения старшинства одинаковыми рангами[74]. Уже первый пример такого рода (август Веспасиан — цезарь Тит; коллегию Гальбы — Пизона не учитываем, т. к. она просуществовала лишь четыре дня) отчетливо продемонстрировал переплетающуюся с династийными факторами военно-политическую необходимость ее возникновения. Провозгласив в конце 69 г. Тита цезарем, Веспасиан, сам выступив против Вителлия, оставил сына во главе войска, т. е. фактически с проконсульским империем, для завершения осады Иерусалима (Dio Cass. 66. 1. 1; Тас. Hist. II. 79; Suet. Tit. 6. 1: particeps et tutor imperii). Марк Аврелий избрал соправителем в 161 г. Луция Вера, “более пригодного для воинских дел”, женил на своей дочери и отправил воевать с парфянами (Dio Cass. 71. 1. 3); иными словами, Вер в ранге августа получил imperium maius над восточными провинциями империи. В этой модели были соблюдены все необходимые условия и для успокоения провинциалов, и для обеспечения лояльности экстраординарного командования: член императорской коллегии, имевший резиденцию в Антиохии (Dio Cass. 71. 2. 2), управлял Востоком и вел войну через своих комитов и легатов (SHA, Verus 7. 9). Однако вскоре после окончания войны и смерти Вера Марк Аврелий попытался ввести новый элемент в эту структуру власти, предоставив высший империй на Востоке лицу, не обладающему рангом ни августа, ни цезаря. Авидий Кассий, получивший полномочия Вера (Dio Cass. 71. 3. 1: της Ασίας άπάσης έπιτροπευειν), был известен провинциалам как талантливый полководец и фактический командующий в парфянской войне 162–166 гг. (Ibid. 71. 2. 2). С достаточным основанием считают, что наделение Авидия Кассия imperium maius было мотивировано предполагаемым новым парфянским вторжением[75]. На вопрос, удался ли эксперимент Марка Аврелия по созданию экстраординарной военной структуры в обоих ее вариантах — при замещении ее императором и провинциальным легатом, — думается, следует ответить положительно. В случае с Луцием Вером, помимо умиротворения провинциального населения, было быстро обеспечено оперативное руководство войсками целого региона, не запрашивая всякий раз разрешения Рима на каждую отдельную военную акцию. Эффективным и надежным оказался также опыт управления войсками Востока администратором, не связанным фамильными узами с правящим домом. Официальный статус Авидия Кассия был противоречив: будучи только легатом Сирии, он одновременно стал командующим, кроме сирийских, легионами других восточных провинций, т. е. фактически речь идет при том, что прочие легаты сохраняли свои функции гражданского управления, о разделении военной и гражданской власти на уровне целого региона. До известной степени это неизбежное противопоставление разных наместников явилось гарантией против узурпации. В самом деле, Авидий Кассий довольно долго сохранял лояльность (166–175 гг.) и на узурпацию в 175 г. его толкнуло прямое предложение Фаустины, жены Марка Аврелия, принять на себя власть ввиду того, что император тяжело болен и вскоре умрет (Dio Cass. 72. 22. 3). Сама узурпация была негативно воспринята на Востоке и среди легионов, и среди гражданского населения уже потому, что ни в центре, ни в провинциях не возник кризис власти. Именно ввиду узурпации Авидия Кассия, какой бы характер она ни носила, будущие императоры стремились избегать возрождения экстраординарных командований на Востоке.
Однако значение эксперимента[76] для последующих и политико-административных мер правительства при складывании чрезвычайных военных ситуаций, и для самостоятельных поисков решения той же проблемы в провинциях было огромным. В известной мере, оба варианта административного эксперимента Марка Аврелия, активно использовавшиеся в конце II и в III вв., были прямым прецедентами будущих моделей государственного и военного строя Поздней империи, существовавших либо в чистом, либо в смешанном виде. Наиболее законченным воплощением варианта Марк Аврелий-Луций Вер стала тетрархия; полномочия Авидия Кассия во многом напоминают будущие региональные магистерии поздней античности.
Практиковалась и такая форма экстраординарного командования, как направление префектов претория, которым фактически делегировался imperium maius, для решения крупной военной задачи, после чего они, как правило, возвращались в столицу. В этом собственно и состоит отличие от долговременных чрезвычайных полномочий (можно сказать, долгосрочной многофункциональной охраны целого региона), которыми обладал Авидий Кассий. В качестве одного из ранних примеров такого рода можно сослаться на миссию префекта претория Перенна при Коммоде во время войны в Британии (SHA. Comm. 6. 2).
Чрезвычайные командные посты периодически возникали во II в. в процессе временного складывания экспедиционных корпусов, состоявших из легионных вексилляций. Командующие этими корпусами обозначались как duces[77] и фактически не были связаны ни с какими гражданскими структурами власти, подчиняясь только императору. Начиная с Северов, практика использования вексилляций учащается; в III в. военная необходимость приводила к тому, что вексилляции не успевали возвращаться в свои легионы, постепенно превращаясь в самостоятельные армейские единицы[78]. Соответственно экстраординарные должности командующих экспедиционными войсками постепенно становятся административной нормой. Этот процесс был характерен не только для формирующихся мобильных сил нового типа, но и для войск пограничья. В наиболее угрожаемых секторах границы правительство пошло на создание независимых от легатов провинций армейских подразделений и, соответственно, офицерства (также в ранге duces), как это было в Келесирии уже при Северах[79]. Таким образом, к началу III в. система чрезвычайных военных должностей, сглаживавшая недостатки полудилетантского армейского руководства империи путем привлечения наиболее опытных офицеров всаднического и более низкого социального происхождения, зарекомендовала себя в качестве довольно эффективного инструмента военной политики, что приводило к постепенной институтизации ее отдельных элементов. Септимий Север, например, распространил египетскую модель легионного командования, всадническую praefectura legionis, на ряд новообразованных легионов[80]. Однако политический кризис, разразившийся после 235 г., фактически прервал процесс институтизации экстраординарных высших военных должностей при том, что практика их применения резко участилась и была распространена на большинство провинций. Затяжной характер кризиса вел к серьезной трансформации всей военной организации и в том числе ее высшего эшелона. Процесс “административной революции”, довольно скоро приведший к доминированию экстраординарных над конституционными командными институтами принципата, подстегивался взаимопереплетающимися реформационными мерами центрального правительства и спонтанными действиями провинциального населения и легионов, что соответствовало структуре политического кризиса 235–284 гг.
Солдатский мятеж против Александра Севера, как считают, явился отражением недовольства населения Иллирика тем, что центральное правительство не смогло обеспечить его безопасность от варварских вторжений. Исследование экономики и социальной структуры дунайских провинций выявило тесную взаимозависимость интересов мелкого иллирийского крестьянства и армии, в массе своей рекрутировавшейся из местного населения. Мир в регионе означал гарантированное развитие и аграрной экономики, и неземледельческих промыслов приграничных районов[81]. Общность интересов легионов и населения по необходимости гарантий безопасности их имуществ превратила армию Иллирика в серьезный фактор политической жизни империи. Так, в течение уже первой войны с Сасанидами переброшенные на Восток иллирийские легионы, узнав о том, что германцы в их отсутствие грабят дунайские провинции, потребовали от императора немедленного возвращения к местам их постоянного квартирования (Herod. VI. 4. 3; 7. 2). Раздраженные неэффективностью действий Александра Севера против германцев (Ibid. VI. 7. 9) солдаты выдвинули своего императора, чем был дан толчок длинной цепи локальных узурпаций, инспирируемых в известной мере также, по выражению А. Мочи, “регионально сгр