[66] в XVIII в.: «Приблизился тот вражеский отряд. Тотчас ымканцы вышли из своей крепости, в ближайшую тундру пошли, начали биться. …Кончились стрелы, копьями стали биться. Ымка сильно озлобился, бросил копье, вынул топор и бросился на врагов. Начал рубить вражеские головы костяным топором. Однако неправильно ударил, в открылок панциря засадил топор. Еще больше разъярился. Мотает из стороны в сторону врага, в открылке панциря которого завяз топор. Не может топор высвободить, поэтому вместе с топором и мотает врага. Изловчился враг, ударил Ымку копьем под мышку. Едва вытащил из раны копье. До того как умереть, Ымка еще десять врагов убил≫ (Меновщиков 1974. № 148: 468―469). Данный пассаж достаточно ясно показывает нам элементарную тактику коряков: перестрелка, затем рукопашная. Причем герой даже метнул свое копье, по-видимому, не предназначавшееся для броска, а затем стал действовать костяным топором, поражая противника в голову, которая, несмотря на наличие у чукчей шлема, вероятно, часто была не защищена. Однако противник закрылся деревянным обтянутым кожей крылом панциря, где топор и застрял.
Итак, воин оставался в доспехе, сражаясь в рукопашной схватке копьем. Действительно, враги не дали бы своим противникам времени сбросить доспехи в бою. Разве что это делалось по взаимному соглашению, но подобных данных как будто нет. Напротив, А. Сгибнев (1869: 15), на основании архивных материалов, пишет, что перед сражением с казачьим головой А. Ф. Шестаковым на р. Егаче (1730) чукчи надели костяные куяки и, после того как казаки сделали выстрел, тут же бросились в атаку с копьями, то есть ничего не сняв. Кроме того, чукотские воины, изображенные на моржовых клыках, фехтуют на копьях в доспехах, видимо, последние им не мешают (Антропова 1953: 41―42; Табл. IX, 1, 2а, б; Широков 1968: Рис. 7; ср.: Тан-Богораз 1979: 43 (оседлые коряки); 57―59 (телькепские кочевые чукчи)). Да и на панцире (по-видимому, XVIII в.), точнее на его наспинном щите, из Музея культур в Хельсинки представлены воины в доспехах как стреляющие из лука, так и сражающиеся на копьях (Palsi 1983: 105, kuva 59). О сражении в доспехах говорит и тренировка воинов — упражнения в латах целыми днями (Вдовин 1987: 106).
В бою воины в панцирях, очевидно, стояли в левосторонней стойке, то есть обратившись к противнику левым боком (это было вызвано тем, что панцирь имел разрез на правом боку), и эту левую сторону тела необходимо было защищать. Крылом же, находившимся от панциря слева, также удобно было действовать, находясь в этом положении. Левая нога, выставляемая вперед, также была защищена — поножей. Немногочисленные же панцири с двумя — правым и левым — крыльями, вероятно, свидетельствуют о возможности стоять и в правосторонней стойке. В. Г. Богораз отмечает, что воины в панцирях, соединяясь по двое-трое, могли противостоять натиску легковооруженных противников (Тан-Богораз 1979: 53, 57―58; ср. с изображением на назатыльнике доспеха, где воин в латах сражается с бездоспешным противником: Palsi 1983: 104). Вероятно, речь идет о том, что при обороне от превосходящих сил врагов пара воинов становилась спиной друг к другу и таким образом отбивалась (Козлов 1954: 143; Такакава 1974: 97). Причем эта пара при незначительной численности отряда могла составлять основу строя, тогда как легкие воины бегали по сторонам от них (Козлов 1954: 143). Тандем из пары воинов применялся и в дальнем бою, где один воин был главным, а второй помощником, «птичкой, находящейся под мышками» (Богораз 1900. № 132: 337).
Чукча, одетый в железный ламеллярный доспех с левым крылом.
Фото рубежа XIX―XX вв. Воспроизведено по: Богораз 1991 Табл. X
Совершенно очевидно, что основным способом боя эскимосов являлась стрельба из лука. Фехтование на копьях им также было знакомо, но менее распространено, чем у кочевников, и появилось, по-видимому, под влиянием последних. Это ясно видно при сопоставлении азиатских эскимосов с аляскинскими, которые даже древко копья использовали для защиты себя и своих лучников от стрел врагов (Nelson 1899: 328; ср.: Rasmussen 1952: 67; Burch 1974: 10; Malaurie 1974: 141; Шнирельман 1994: 105). Вот как описывает эскимосское предание бой середины XIX в. между аляскинскими эскимосами малемют и таревмют: «Громкие крики с обеих сторон возвестили начало битвы, но вскоре ничего не было слышно, кроме свиста стрел в воздухе» (Rasmussen 1952: 68). При натягивании тетивы стрелы держали вместе с луком в левой руке (Бабошина 1958. № 23: 57; Бахтин 2000: 231), а копье клали на землю (ср.: Богораз 1949. № 12: 169). Свои копья эскимосы кидали в противника, последний мог увернуться и поднять копье, чтобы далее использовать его в бою (Меновщиков 1988. № 103: 246). После того как были истрачены стрелы, а исход боя еще не был решен, эскимосы могли сражаться тесаком (Меновщиков 1988. № 129: 308).
Естественно, подобное, в основном метательное, сражение могло продолжаться довольно долго и у эскимосов, и у чукчей (ср.: Burch 1974: 11; 1998: 94, 121 (до двух-трех дней), 225 (весь день)). Вспомним, что чукчи перестреливались с чуванским героем три часа, пока почти все не погибли (Bogoras 1918. № 23: 96). Также корякское сказание, возможно несколько гиперболизируя, сообщает о бое кочевых и оседлых коряков с чукчами из-за угнанных последними оленей: «Бились два дня, однако чукчей разбили» (Меновщиков 1974. № 149: 473; ср.: Лебедев, Симченко 1983: 129). В отписке приказчика анадырского острога Курбата Иванова (1661) упоминается, что «чукчи», высадившись на берег из десяти байдар, вели метательный бой с казаками на коче «с полудни до вечера» (Белов 1952. № 102: 269), но это все же другая ситуация: «чукчи» были на берегу, казаки — на судне. Итак, как видим, первоначально и чукчи не пренебрегали метательным боем, для которого надевали тяжелые доспехи, неудобные для ближнего боя. Впрочем, очевидно, более героическим считался рукопашный, а не дальний бой (Bogoras 1910: 185)[67]. Ведь чукчи по своему мировоззрению не боялись смерти, и для них, в отличие от других этносов, было не страшно умереть. Столкновение с русскими и превосходство огнестрельного оружия способствовали увеличению значения ближнего боя, который в складывающемся героическом эпосе вышел на первый план как способ разрешения взаимоотношений внутри и вне этноса.
Поединок. Именно поединок был тем видом схватки, в котором в конечном итоге решалась судьба боя. Ведь после перестрелки, если одна из сторон не ретировалась, воины переходили к рукопашной схватке, а поскольку линейного построения в сражении чукчи не придерживались, то бой фактически превращался в серию поединков. Последние были более или менее стандартными: противники фехтовали на копьях.
Нападающая сторона могла даже дать защищавшемуся немного времени для подготовки к поединку (см.: Антропова 1953: Табл. IX, 2а; ср.: Стебницкий 1994: 53). Для честного выявления того, кто является более доблестным воином, подчас даже отказывались напасть на спящего противника (Богораз 1900. № 127: 331). Врагу могли дать время поесть, чтобы затем он отправился к «верхним людям» сытым (Дьячков 1893: 41; Козлов 1956: 19; 65; 189).
Поединки происходили и в начале сражения, перед стоящими войсками (Богораз 1900. № 130: 334―335). Противник мог поднять над головой оружие, показывая, каким оружием он будет сражаться, и призывая своего врага взяться за такое же оружие (Меновщиков 1974. № 85: 301), или даже предложить противнику самому выбрать оружие (Такакава 1974: 104). Перед боем противники могли узнавать имена друг друга и называть имена жен (Воскобойников, Меновщиков 1959: 436). Лаконичный разговор противников перед дуэлью считался проявлением высшей доблести (Богораз 1899: 366, примеч. 6). Во время поединка между врагами действовали те же правила, что и в «гражданском» поединке. Сначала нападал один противник, второй оборонялся, затем наоборот (Меновщиков 1950: 17 (эскимосы); Стебницкий 1994: 54 (коряки); Милянская, Карахан 1987: 134). Причем воин мог предложить неприятелю атаковать первым (Воскобойников, Меновщиков 1959: 428). Если сражались на копьях панцирный воин с легким, то, естественно, нападающей стороной был последний, тогда как воин в броне отбивался, поворачиваясь в сторону врага (Тан-Богораз 1979: 58). В эскимосской сказке «Меткий стрелок» описывается единоборство между братьями, поспорившими из-за добычи. Тут сражался один брат против двух или нескольких. Для борьбы специально надели доспех со щитом. Сам же бой состоял в перестрелке из лука: сначала одна сторона стреляла, другая защищалась — все это в сказке происходило до полудня, — а затем наоборот (Меновщиков 1950: 17), причем у аляскинских эскимосов по традиции стрелял первым именно мститель (Rasmussen 1952: 67; Burch 1998: 104).
В эпосе мы можем найти и некоторые подробности о ведении чукчами ближнего боя. Копье при фехтовании зажимали в обеих руках (см.: Антропова 1953: Табл. IX, 2а, б; Широков 1968: Рис. 7). Чтобы держать противника на большем расстоянии, древко правой рукой брали около конца. Одна чукотская сказка упоминает в качестве причины поражения коряка то, что конец копья застрял в его широком рукаве (Воскобойников, Меновщиков 1959: 436; Беликов 1965: 164). Мы можем найти в источниках и некоторые приемы действия копьем. Обычными были различные боковые движения оружия (Bogoras 1910: 183). Копьем стремились поразить противника в шею (Бабошина 1958. № 102: 246; Меновщиков 1974. № 85: 300) — слабо защищенную часть тела у панцирного воина. Подобным ударом наконечника даже отрубали голову (Меновщиков 1974. № 85: 300). Вероятно, так действовали пальмой, хотя возможно, что таким образом фехтовали и копьем с большим остро наточенным наконечником. Отбивая вражеское копье, принимали удар наконечника на древко (Тан-Богораз 1979: 43 (оседлые коряки); 58). Стремились сломать вражеское копье или выбить его из рук, что вело к потере врагом своего основного оружия (Меновщиков 1974. № 97: 327; Жукова 1988. № 7: 16. § 15). В качестве нестандартного приема действовали обратным утолщенным концом древка копья как дубиной, переламывающей древко вражеского копья (Тан-Богораз 1979: 59). Могли и просто срезать своим наконечником острие вражеского копья (