[253]. Об определенной сакральной роли правой руки монарха свидетельствует заклинание Дария III богом Митрой и своей правой рукой (Plut. Alex., 30, 4). Поднятая правая рука без оружия обозначала дружественный жест (Xen. Cyr., IV, 2, 17–19; VI, 3, 13), что не обязательно рассматривать в некоем культовом контексте, а просто как указание на невраждебные намерения и отсутствие оружия. Восставшему правителю после его гибели в бою отрубали правую руку и голову, как это было сделано с телом спартанского царя Леонида и Кира Младшего — это считалось наказанием непокорному вождю, тело которого к тому же не погребалось, а распиналось[254]. Из бедренной кости поверженного противника могли сделать рукоятки мечей (Ael. Var. hist., VI, 8). Об обряде принесения клятв известно, что в 401 г. до н. э. греки и персы дали взаимную клятву верности, заклав на гоплитском щите быка, кабана и барана и обмакнув в кровь меч (греки) или наконечник копья (персы) (Xen. Anab., II, 2, 9). Вероятно, в данном случае щит выступает как ритуальный сосуд с посвятительной жидкостью, а оружие — как предмет-медиатор между клянущимися и божествами[255].
Из военных обычаев персов Геродот (VII, 55) также упоминает, что при парадном шествии по мосту через Геллеспонт десятитысячный персидский корпус (видимо, «бессмертные») и еще тысяча копьеносцев были украшены венками. Вероятно, как и у греков, ношение венков имело некий религиозный характер, ведь известно, что молящийся украшал свою тиару миртом (Hdt., I, 132; Strab., XV, 3, 13; Xen. Cyr., VIII, 3, 12; Chariton., VI, 2, 3; Athen., II, 48е), а воины, согласно Ксенофонту (Xen. Cyr., III, 3, 34; 40), при жертвоприношениях украшали себя венками, которые могли носить и некоторое время после священнодействий. Кроме того, Ахура-Мазда на бехистунском рельефе протягивает царю, как считается, коронационный венок[256]. Таким образом, вполне вероятно, что ношение венков было связано с религиозным обычаем, а не было просто греческим обрядом, перенесенным на персидскую почву.
Сохранилась и некоторая информация по отношению к пленным и трофеям. Во время боя персы убивали пленных, причем для нанесения противнику максимальных потерь уничтожали даже вражеских лошадей и добивали раненых (Hdt., VII, 233; Xen. Cyr., I, 4, 18; III, 3, 64–65; ср.: Hdt., IX, 39). На поле боя ненужное вражеское оружие сжигалось (Xen. Cyr., IV, 2, 32–33; 5, 36; 6, 1), кони реквизировались для своих всадников (Xen. Cyr., IV, 2, 32; 3, 9; 5, 36). Иногда даже после боя все вооруженные убивались (Xen. Cyr., IV, 2, 32): в аккадской версии Бехистунской надписи Дарий рассказывает, что после поражения восставших вавилонян в битве при Зазане (18 декабря 522 г. до н. э.) «всех их мы убили и никого не стали брать в плен»[257]. Если не было возможности продолжать сражение, просили о пощаде (Diod., XV, 91, 6). Когда же враги не сдавались и продолжали бесполезное сопротивление, то от них требовали сложить оружие и сдаться на милость побежденного, рассматривая их уже как пленных (Xen. Anab., II, 1, 8–19; 5, 38; III, 1, 27; Polyaen., II, 2, 2). Бросивших оружие не убивали, а захватывали в плен (Xen. Cyr., IV, 4, 1). Пленных обращали в рабство (Hdt., VII, 181). Пленных могли заклеймить, как это было сделано с фиванцами, сдавшимися во время Фермопильской битвы (Hdt., VII, 233; ср.: Curt., V, 5, 6). Когда Камбиз захватил Мемфис, он приказал казнить 2000 знатных египтян, по 10 за каждого убитого на корабле, посланным как посольский отряд ранее (Hdt., III, 14). При капитуляции значительных сил персы могли предоставлять и особые условия, чтобы избежать сопротивления. В 454 г. до н. э. 6000 капитулировавших афинян, союзников египетского фараона Инара, было позволено вернуться домой, что и было сделано, пройдя через Кирену (Diod., XI, 77, 2–5; Phot. Bibl., 72a, 35; ср.: Diod., XVI, 49, 3). Пленных вражеских военачальников могли казнить — командирам «Десяти тысяч» греков отрубили головы (Xen. Anab., II, 6, 1; ср.: Phot. Bibl., 72a, 36). Некоторые родственники вражеских предводителей могли быть помилованы царем и получали дары, оставаясь жить в империи (Hdt., VI, 41), чтобы впоследствии быть использованными персидскими монархами в своих политических целях.
Триумф персов с поддержкой богов над врагами-оучатами. Халцедоновая цилиндрическая печать из Аму-Дарьинского клада (VI— вв. до н. э.). Британский музей, W A 124015. Воспроизведено по: Collon D. First Impressions: Cylinder Seals in the Ancient Near Orient. London, 1987. P. 136, № 574.
Самым жестоким образом поступали с восставшими для устрашения прочих. Восставшую деревню, нанесшую ущерб армии, могли окружить и всех ее жителей перебить (Heliod., VI, 13). После подавления Ионийского восстания персы кастрировали симпатичных мальчиков, сделав евнухами, а красивых девушек отправили к царю (Hdt., VI, 9; 32). 800 пленных греков, приведенных в Персиду, были изувечены, хотя при этом они должны были работать, используя специально оставленные им части тела (Curt., V, 5, 5–24; Diod., XVII, 69, 3–9; Just., XI, 14, 11). По Геродоту, после взятия Вавилона 3000 знатных жителей были распяты (521 г. до н. э.) (Hdt., III, 159)[258]. Согласно же Бехистунской надписи, Нидинту-Бел, выдававший себя за вавилонского царя Навуходоносора [III], и 49 его приверженцев были посажены на кол в Вавилоне; то же было сделано и с предводителем второго восстания Архем (Навуходоносором IV), также объявившим себя царем Вавилона, и его соратниками[259]. В 521 г. до н. э. у мидийского самозванца Фравартиша (Фраорта) и сагартийца Чиссатахму были отрезаны нос и уши, выколото по одному глазу; после чего они в цепях были выставлены перед входом во дворец, а затем посажены на кол, тогда как 57 приверженцев Фравартиша были обезглавлены, а их тела повешены на стенах крепости Экбатан[260] — столице Мидии. В персидском городе Увадаичайя (будущий Персеполь) были публично посажены на кол Вахиаздата, объявивший себя Бардией, и 52 его соратника[261]. Публичное выставление бунтовщиков для устрашения потенциальным недовольным — типичная практика восточных обществ.
Если доверять описанию Ксенофонта, то добыча рассматривалась как общее достояние (Xen. Cyr., II, 2, 19; IV, 5, 17; 41), однако, согласно «Второй книге Ездры», получается, что вся добыча принадлежала царю (Esdas, II, 4, 5). После победы персов маги отделяли часть добычи и священные участки земли богам (Xen. Cyr., IV, 5, 14; 17; 51; 6, 11; V, 3, 2; 4; VII, 3, 1; 5, 35); согласно Геродоту (I, 89), это была десятина. Часть добычи выделялась царю[262], а оставшаяся добыча делилась, причем, как замечает Ксенофонт (Cyr., IV, 5, 41), всадники получали вдвое больше пехотинцев. Тот же автор упоминает и способ распределения добычи: сначала выделенную часть отдавали мириарху, который затем делил ее согласно заслугам между командирами своего подразделения и так далее вплоть до рядовых (Xen. Cyr., VIII, 4, 29–30).
Персидские воины в шлемах и панцирях поражают врагов в башлыках, вероятно, восточных иранцев. Оттиск цилиндрической агатовой печати Артаксеркса III после завоевания Египта (343–342 гг. до н. э.). Воспроизведено по: Osten H. H., von der. Die Welt der Perser. Zürich, 1956. Taf. 69.
После победы царь мог лично осматривать поле битвы (Hdt., VII, 238). Количество погибших и пленных врагов тщательно подсчитывалось, как это показывает аккадский вариант Бехистунской надписи Дария I[263]. Тела убитых воинов захоранивались, когда это было возможно (Polyaen., VII, 15, 4), однако по крайней мере в некоторых случаях погребения не было (Hdt., VIII, 24) — еще Геродот в 450-х гг. до н. э. видел две кучи костей обоих противных сторон, погибших после битвы при Пелузии в 525 г. до н. э. (Hdt., III, 12). Собственным погибшим командирам приносили в жертву скот, насыпали холм и ставили надгробный памятник (Hdt., VII, 117; Xen. Cyr., VII, 3, 7–15). К военным обычаям относится и траур: сбривание волос у людей и обрезание грив у лошадей и мулов (Hdt., IX, 24; Plut. Arist., 14, 6; Plut. Alex., 72, 2).
Корнелий Непот рассказывает, что после победы над Автофрадатом каппадокийский сатрап Датам водрузил трофей (Nep., 14, 8, 3). Подобное сооружение не было персидской традицией. Если сообщение Непота признать корректным, то можно полагать, что Датам просто следовал греческому обычаю. По крайней мере ликийцы в конце V в. до н. э. воздвигали победные трофеи (TAM, I, 44, l. 31).
II. «Множество стрел закроет солнце»: тактика персидской пехоты в первой половине V в. до н. э.[264]
Как сообщает «отец истории» Геродот, перед битвой при Фермопилах в 480 г. до н. э. некий трахинец рассказывал о персах: «Когда варвары выпустят стрелы, они закроют солнце множеством стрел — такое множество их было». На что ближе неизвестный нам спартанец Диенек лаконично заметил: «Если мидяне закроют солнце, в тени будет битва с ними, а не на солнце» (Hdt., VII, 226). Об этом же эпизоде Цицерон заметил, что один спартанец «в беседе славно сказал: „Солнца из-за множества дротиков и стрел вы не увидите, поэтому в тени, — говорит, — будем сражаться“» (Cicer. Disput. Tusc., I, 101). В общем, латинский автор просто пересказал лаконизм, передав суть высказывания. В данном анекдоте информатор-трахинец сделал акцент на многочисленность персидской армии, чтобы произвести впечатление на греков, однако спартанцев это не устрашило. Из данной сентенции Геродота, несмотря на ее афористичность и лаконичность, можно сделать определенные выводы об элементарной (полевой) тактике персидской армии и в первую очередь пехоты — наиболее многочисленного рода войск. Можно прибавить, что аналогичным образом Аристофан описывает обстоятельства и более ранней Марафонской битвы: «Из-за стрел не было видно неба» (Aristoph. Vespae, 1084).