[395]. Пехотинцы парфянской эпохи продолжали использовать большие четырехугольные щиты[396]. В Сасанидскую эпоху персидская пехота продолжала использовать большие плетеные щиты (Amm., XXIII, 6, 83; XXIV, 6, 8; Procop. Bel. Pers., I, 14, 25–26; 52). Щиты из тростника, скрепленные кожаным каркасом, высотой 1,5 м были найдены в Дура-Европос (середина III в.)[397]. Эти длинные щиты как наиболее бросающийся в глаза элемент вооружения пехотинцев упоминают, рассказывая о событиях III в. Аммиан Марцеллин (XXIV, 6, 8), и в VI в. Прокопий Кесарийский (Bel. Pers., I, 14, 26; 52). Прокопий же вкладывает в уста византийских стратигов заявление о том, что персидские пехотинцы вообще не имеют эффективного наступательного оружия (Procop. Bel. Pers., I, 14, 26), что могло бы расцениваться как отсутствие у них лука. Это, кажется, подтверждает и свидетельство Аммиана Марцеллина (XXIII, 6, 83), который сопоставляет вооружение персидских пехотинцев с гладиаторами-мирмиллонами, носившими большой щит, меч и копье[398]. Однако активные действия лучников при осадах свидетельствует о наличии значительного количества стрелков среди пехотинцев (Amm., XIX, 5, 1; 6, 9; XXIV, 2, 15; 4, 16; XXIX, 1, 1). Кроме того, Аммиан (XXV, 1, 13) отличает в боевом построении персов катафрактов, копьеносцев и лучников, как бы подразумевая, что по крайней мере часть лучников была просто стрелками и, вероятно, сражалась без прямой поддержки щитоносцев, вооруженных копьями. В общем же пешие воины, вооруженные большими щитами, вряд ли стояли в глубине построения — там они были бесполезны. Скорее всего они располагались впереди строя, отчего они и бросались в глаза противнику, например тому же Аммиану Марцеллину. За щитоносцами Сасанидов, как и в Ахеменидскую эпоху, могли располагаться воины, не имевшие столь больших щитов, в первую очередь лучники.
Сасанидский щит из Дура-Европос длиной 1,06 м (середина III в.). Национальный музей в Дамаске. Щит сделан из тростника, скрепленного кожей. Воспроизведено по: Sekunda N. V. The Persian Army 560–330 BC. London, 1992. Р. 16.
В Сасанидский период сохранилась традиция стрельбы знаменитых персидских стрелков, хотя лучники теперь стали верховыми и стреляли из более мощного так называемого «сасанидского» сложносоставного лука[399]. Маврикий (Strat., I, 1, 1) отмечает специальный персидский способ натягивания лука, который атрибутируется на основании сохранившегося во фрагментах пехлевийского трактата «Аин-наме» и иконографии, как натягивание тетивы тремя средними пальцами правой руки[400]. В том же «Стратегиконе» Маврикий (Strat., XI, 1, 6) указывает, что у персов стрельба скоростная, но не сильная. Прокопий (Bel. Pers., I, 18, 32) также замечает о персах, что «их снаряды просто были более частыми, поскольку почти все персы являются определенным образом лучниками и научены много быстрее, чем все другие люди, производить стрельбу». Замечание историка относится ко всем сасанидским воинам, пешим и конным, но, конечно, в первую очередь имеются в виду всадники — ударная сила армии, которая в битве при Каллинике (531 г.), описанной в данном пассаже, вела основной бой (Procop. Bel. Pers., I, 18, 26–50). На плотный стрелковый огонь со стороны сасанидской армии в полевом сражении постоянно указывают позднеантичные источники[401]. Например, Феофилакт Симокатта прямо пишет о битве с персами при Мелитене в 575 или 576 г.: «Вавилоняне стали стрелять по римским отрядам так, что солнечные лучи скрылись за множеством посланных стрел» (Theoph. Sim., III, 14, 6; ср.: Procop. Bel. Pers., I, 14, 35; Theophan. Chron., a. 573). Несмотря на определенную риторику повествования византийского историка, аналогия с Фермопильским сражением напрашивается. Как рассказывает Геродот, перед битвой при Фермопилах в 480 г. до н. э. некий трахинец так живописал плотность огня персидских лучников: «Когда варвары выпустят стрелы, они закроют солнце множеством стрел» (Hdt., VII, 226; ср.: Cicer. Disput. Tusc., I, 101). Схожесть описаний отца истории и позднеантичного автора, очевидно, не случайна: одинаковые тактические действия и описаны одинаково, ведь тактика персов осталась той же: массированный огонь по врагу путем произведения скоростной стрельбы. Приск Панийский также заметил, что персы множеством стрел закрыли небо над скифами (т. е. гуннами) (Prisc. frg., 11, 2 ed. Blockley). Не случайно же Маврикий (Strat., XI, 1, 17) рекомендует быстро атаковать персидский боевой порядок с расстояния полета стрелы во избежание потерь от обстрела лучников (Mauric. Strat., XI, 1, 17) — маневр, реально использовавшийся римлянами (Amm., XXIV, 6, 11; XXV, 1, 17; Theoph. Sim., III, 14, 7), как и ранее греками при Марафоне, например (Hdt., VI, 112). Причем в сасанидский период персы все еще предпочитали дальний бой ближнему, к которому стремились их враги-римляне[402]. Аналогия со сражениями Греко-персидских войн напрашивается сама собой.
В общем, у Сасанидов, как и у их предшественников Аршакидов, основной ударной силой были всадники, вооруженные луком, тогда как персидская пехота играла вспомогательную роль, будучи во второй линии; она не была в массовом порядке вооружена эффективным оружием дальнего боя, поскольку предполагалось, что она таковой бой вести не будет. Абсолютное преимущество конницы в битве диктовалось социальной стратификацией: в коннице служила знать, тогда как в пехоте — крестьяне, не обладавшие в своем большинстве военной подготовкой (Jul. Orat., II, 63 C; Amm., XXIII, 6, 83; Procop. Bel. Pers., I, 14, 25–26). В Ахеменидскую же эпоху пехотинцы не обладали столь низким социальным статусом, хотя процесс социального развития шел в том же направлении: уже в первой половине IV в. до н. э. богатые персы передвигались и сражались лишь верхом (Xen. Cyr., VIII, 8, 22).
Еще одним элементом военного дела, который, вероятно, указывает на континуитет между двумя разбираемыми эпохами, является наличие в армии элефантерии. Ахемениды были первыми на Ближнем Востоке, кто стал использовать боевых слонов. 15 животных были в составе армии Дария III накануне генеральной битвы при Гавгамелах в 331 г. до н. э. Этих слонов Царю царей поставили его индийские союзники. Однако персы, расписав место слонов перед центром армии в своей письменной диспозиции, в действительности побоялись вывести животных на поле боя, чтобы не распугать своих лошадей, и оставили их в своем лагере. Битву выиграл Александр Македонский, захвативший персидский лагерь вместе со слонами (Arr. Anab., III, 8, 6; 11, 6; 15, 4)[403]. Куда потом исчезли эти животные, неясно. Скорее всего, их оставили в Вавилоне. О намерении Дария использовать слонов из Индии в более широком масштабе свидетельствует тот факт, что в Сузах находилось еще 12 слонов (Curt., V, 2, 10), которые, вероятно, должны были также прибыть в армию Царя царей.
Египетский ковер из Антинои размером 75 × 50 см (конец VI — начало VII в.). Исторический музей тканей (Лион), 343. Бой персов с арабами и эфиопами (570 г.). Вверху двое спешенных лучников обстреливают спрятавшихся в скалах врагов. В среднем регистре конный лучник стреляет по пешему арабу, вооруженному круглым щитом, а второй всадник победно трубит, ведя пленного негра на веревке. Внизу: шахиншах Хосров I (531–579 гг.) восседает на троне. Воспроизведено по: Ghirshman R. Iran: Parther und Sasaniden. (Universum der Kunst. 3). München, 1962. S. 236, Abb. 289.
В последующую эпоху слонов активно использовали Селевкиды, но Аршакиды, военная система которых во многом базировалась на кочевых принципах, от них отказались. Во время Сасанидов мы наблюдаем активное использование боевых слонов. Если доверять «Писателям истории августов», уже Ардашир I использовал в войне против Александра Севера (231 г.) значительное количество слонов, 18 из которых были отправлены в Рим (SHA, XVIII, 55, 2; 56, 3). Во всяком случае широко применил элефантерию шахиншах Шапур II (309–379 гг.), располагавший 300 головами этих животных (Sozom., II, 14)[404]. Естественно, по мере расширения государства Сасанидов еще в III в. у персов появилась возможность получать слонов из восточных областей, в частности Сегестана (Сакастана), о чем упоминает Аммиан Марцеллин (XIX, 2, 3). Однако и парфяне имели такую же возможность, но не использовали ее. Следовательно, географический фактор не являлся доминирующим. Предполагать влияние военного дела более раннего государства Селевкидов на Сасанидов — маловероятно, учитывая иранский характер царства, отсутствие элементов греко-македонской военной системы в Парсе. Вероятно, широкое использование элефантерии обусловлено не только чисто военными факторами, но и традицией, идущей от последнего Ахеменида.
Охота на кабанов шахиншаха Шапура II (309–379 гг.). Серебряное сасанидское блюдо. Позади шаха сидит слуга, подающий стрелы. Воспроизведено по: URL: https://i.pinimg.com/originals/bf/be/64/bfbe6486d7f278e5d9a06db1210c6dbd.jpg (дата обращения: 28.02.2019).
Элий Лампридий, рассказывая о той же войне Александра Севера с персами, упоминает наличие в армии последних значительного количества серпоносных колесниц (SHA, XVIII, 55, 2; 56, 4). Такие колесницы нам хорошо известны в Ахеменидскую и Селевкидскую эпохи. Можно было бы посчитать, что и в наличии данного рода войск присутствует континуитет. Однако данное свидетельство Лампридия не подтверждается другими источниками, и, скорее всего, оно является реминисценцией эпохи Александра Македонского[405]