.
Сасанидская идеология представляла правящую династию в качестве наследников древней империи Ахеменидов. Но не только идеология свидетельствовала об этой преемственности — сохранились и определенные элементы тактики и организации армии, хотя структура армий была различной. Основой войска в Ахеменидскую эпоху была пехота, тогда как конница и серпоносные колесницы являлись основной атакующей силой. Основой же сасанидской армии были тяжеловооруженные всадники-катафракты, которые взаимодействовали на поле боя с пехотой и элефантерией. Если вооружение конницы изменилось в сторону ее утяжеления, то основное защитное вооружение пехоты осталось прежним — большие щиты, сделанные из прутьев и кожи. Традиционной оставалась диспозиция армии: пехота — в центре, конница — на флангах (у Ахеменидов — обычно, у Сасанидов — иногда), с построением слонов перед фронтом. Сохранялась тактика массированного обстрела, направленного не на точечное прицельное, а на массовое поражение противника; масса стрел не только поражала, но и устрашала врага, откуда возникало сравнение тучи стрел с затмением солнца у Геродота и Симокатты. Значение лука у пехоты Сасанидов упало, уступив первенство оружию ближнего боя — копью. При сходстве вооружения пеших щитоносцев существовало и отличие в их тактическом использовании: при Ахеменидах они были атакующей боевой силой, а при Сасанидах стали вспомогательной, по существу живым щитом для отступившей конницы, как это было в битве при Ганзаке (371 г.). Таковы некоторые прослеживающиеся в античных источниках явления в военной области, свидетельствующие о континуитете между персидским военным делом эпохи Ахеменидов и Сасанидов, несмотря на хронологически разделившие их периоды господства греков и парфян.
II. Еще раз о континуитете в военном деле Сасанидского Ирана[406]
Всегда лестно видеть, что твои работы находят отклик в научной среде, пусть даже в виде научной дискуссии в монографии или специальных полемических статей. В 2015 г., через год после выхода моей статьи, псковский историк В. А. Дмитриев опубликовал заметку, в которой он критикует мои тезисы о существовании в военном деле Сасанидского Ирана элементов военной системы Ахеменидской эпохи[407]. Критик (похоже, по принципу «А Баба Яга против!») не согласен практически со всеми моими выводами, сформулировав свои возражения в шесть пунктов. Рассмотрим их подробнее.
Начинается полемика с замечания, что мне стоило бы указать на сходство между Ахеменидами и Сасанидами в умении вести осады и использовать осадную технику, что было несвойственно для парфян (с. 34–35). Действительно, парфяне, как напрямую заявляет Юстин (XLI, 2, 7), не умели вести осады. Войска же Ахеменидов, наоборот, могли искусно вести осаду, о чем, например, свидетельствуют сохранившиеся осадные укрепления вокруг Пафоса на Кипре (498 г. до н. э.)[408]. Хотя можно было бы предположить, что осадные навыки у персов сохранились с эпохи Ахеменидов, однако определенная часть исследователей считает, что эти навыки позднеантичные персы переняли от своих противников римлян[409].
Далее критик заявляет о спорности существования десятичной системы в армии Сасанидов, после чего и сама идея о континуитете становится как бы неуместной (с. 35). Сама десятичная система деления восходит к индоевропейской традиции, и ее существование вполне можно предполагать не только в ахеменидский, но и в сасанидский период. Тем более что и сам критик не приводит каких-либо весомых аргументов в пользу отсутствия этой системы в эпоху Сасанидов. Если же обратиться к пехлевийским источникам, то увидим, что, например, в «Книге деяний Ардашира, сына Папака» у одного из иранских противников Ардашира, Хафтобата из Кермана, было семь сыновей — наместников областей, каждый с отрядом в 1000 человек[410]; у самого Ардашира имелось войско в 4000 человек, что также вполне соответствует четырем тысячным отрядам[411].
Отрицает критик и связь между гвардейцами-бессмертными в оба периода существования Иранской империи лишь на основании того, что собственно персидских данных об этом нет, а греческие источники ненадежны. Однако последние приводят это название для обозначения лишь персидской гвардии, а не селевкидской или парфянской, что как раз и говорит о континуитете в традиции. Можно также заметить, что некоторые исследователи напрямую усматривают эту традицию в наименованиях и организации отрядов двух эпох[412].
Трехчастное деление боевого порядка на центр и два фланга у Сасанидов критик объявляет заимствованным от римлян (с. 36–37). Однако в таком случае становится непонятным: если трехчастная диспозиция была традиционной на Востоке (с чем согласен и сам критик — с. 36), то почему у Сасанидов она должна была быть заимствованной, а не пришедшей из глубины веков?
Также нельзя поддержать идею критика о заимствовании подачи сигнала трубами Сасанидами от римлян (с. 37). Конечно, о военной сигнализации Ахеменидской эпохи сохранилось мало данных, но они все же имеются. Как верно заметил В. А. Дмитриев, свидетельство трагика Эсхила (Pers., 392–395) о сигнале трубой скорее относится к грекам; поэтому-то я и не дал прямую ссылку на этого автора, а лишь предложил сравнить данное свидетельство. Впрочем, духовые инструменты явно использовались в ахеменидской армии[413]. Так, можно дополнительно вспомнить, что Кв. Курций Руф (III, 3, 8) отмечает, что сигнал к отправлению подавался рогом (bucina) из царского шатра (ср.: Xen. Cyr., V, 3, 52). Также вероятным кажется, что в военном деле использовались и некие металлические ударные инструменты, — по крайней мере они использовались при подъеме юношей, проходящих военное обучение (Strab., XV, 3, 18), и при тренинге коней (Ael. Nat. anim., XVI, 25). В целом же заимствование труб и их сигналов должно было происходить вместе с теми военными явлениями, с которыми они непосредственно связаны, т. е., в случае, предложенном критиком, с тактической структурой и маневрами римской армии, о чем у нас нет прямых данных. А почему, к примеру, нельзя было бы подсчитать, что такое заимствование произошло от греков, с которыми иранцы сталкивались на протяжении веков? Однако трудно найти у Сасанидов прямые заимствования элементов греко-эллинистической военной системы, более реалистичным представляется все же сохранение традиции звуковой сигнализации в среде самих иранцев.
Переходя к рассказу о сходстве в вооружении пехотинцев большими плетеными щитами в период двух иранских империй, критик полагает, что это была «повсеместно распространенная в эпоху древности практика», ведь даже готы их использовали (с. 37–38)! Но последние использовали подобные большие щиты при осадах (Procop. Bel. Goth., I, 22, 20), а не в полевой битве![414] И говорить о повсеместном распространении таких больших плетеных или неплетеных щитов абсолютно некорректно: ни греки, например, ни римляне подобных щитов в бою не использовали. Впрочем, действительно, большие плетеные щиты применяли еще ассирийцы во время осад и полевых битв[415]. Построение же самих лучников позади прикрывавших их щитоносцев как раз и было типичным, существовавшим даже, например, у папуасов маринг в горах Новой Гвинеи[416]. У персов Ахеменидской эпохи оно могло восходить к некой общей тактической традиции и через парфянский период дожить до Сасанидского времени.
Рассматривая далее роль лучников в персидской армии, В. А. Дмитриев справедливо указывает на общевосточный характер распространения стрелков (с. 38). Действительно, не случайно же еще ветеран Греко-персидских войн трагик Эсхил, сравнивая Восток и Запад, противопоставлял лук и копье (Aesch. Pers., 84–85; 147–149; 239)[417]. Традиции же стрельбы из лука в Персиде явно не прерывались на протяжении веков и в этом плане вполне можно говорить о континуитете. Также критик заявляет, что «в ахеменидском Иране конные лучники заметной роли не играли в принципе, а с конца V в. до н. э. они, как род войск, вероятно, вообще исчезли» (с. 38)! Данное утверждение явно некорректное. Даже не беря в расчет восточных иранцев, которые на протяжении всей древней истории были в основном конными лучниками, нужно указать, что персы и мидяне были преимущественно именно верховыми стрелками до середины V в. до н. э., когда действительно роль лучников снизилась, а значение верховых воинов с легкими копьями-пальтонами увеличилось[418].
Правитель возлежит на ложе, держа в руках венок, под охраной двух щитоносцев. Рельеф с пехлевийской аршакидской надписью из Танг-и Сарвака в современном Хузистане (Юго-Запад Ирана). Воспроизведено по: Vanden Berghe L. Archéologie de l’Irān ancien. Leiden, 1966. Pl. 88а.
Наиболее сложно определить истоки традиции использования элефантерии Сасанидами. В ахеменидское время слоны лишь раз появляются на поле боя — в последней и роковой для персов битве при Гавгамелах (331 г. до н. э.); да и то указывается, что их привели с собой индийцы (Arr. Anab., III, 8, 6). Очевидно, к Ахеменидам эта традиция пришла из Индии. Источник ревитализации элефантерии при Сасанидах также явно восточный, ведь Аммиан Марцеллин (XIX, 2, 3) прямо указывает на прибытие слонов из Сегестана (Систана) в Восточном Иране. Критик же настаивает, что использование элефантерии восходит к Селевкидам, как и некие другие военные традиции (с. 38–39), но последние почему-то не называет конкретно. А, например, канадский иранист Каве Фаррох полагает, что традиция использования элефантерии была заимствована от кушан