Как видим, Артаксеркс (’Αρταξέρξης) — единственное негреческое имя в списке Урана из семнадцати имен. Оно поставлено в перечислении авторов между «Стратегикосом» Онасандра (середина I в. н. э.), неизвестным нам сочинением Алкивиада и не сохранившимся полностью компендием Сириана Магистра (VI–IX вв.), т. е. между авторами жанра «стратегик» — наставлений военачальникам[464], что намекает на подобный же жанр и произведения Артаксеркса.
Если рассматривать тех, кто носил это имя, то увидим, что Артаксеркс — это имя представителей иранских правящих семей[465]. Однако нам неизвестно, чтобы иранские монархи писали что-либо по военному делу, да еще на греческом языке. Также маловероятно, чтобы древние эллины, не учившие иностранных языков, перевели какой-то трактат на родной язык. Как уже было сказано, военные руководства известны нам лишь у персов Сасанидской эпохи. Да и персы с именем Артаксеркс фиксируются в византийской армии VI в.[466]. Можно было бы даже предположить, что кто-то из последних и перевел на греческий язык сасанидское военное руководство, однако нам и такие факты неизвестны.
Тут следует вспомнить, что основателя империи Ардашира Папакана по античной традиции именовали как раз Артаксерксом (Dio Cass., LXXX, 3, 2; Hdn., VI, 2, 1; 3, 5; SHA, Alex. Sev., 55, 1). Поэтому более вероятным представляется тот факт, что именно на руководство, составленное для Ардашира, которое упоминает «Фихрист», ссылается и Никифор Уран. А если принять предположение о том, что сам Уран знал арабский язык[467], то мог и сам использовать перевод этого трактата на арабский язык, найдя это произведение или в Багдаде, где он дважды находился с посольством, или находясь уже на должности дуки сирийской Антиохии[468].
В общем, в сасанидский период (особенно в VI–VII вв.) наблюдается настоящий расцвет персидской литературы, не характерный для более ранних эпох. Расцвет военной теории явно шел в общем русле этого литературного расцвета. Поскольку пехлевийские военные трактаты до нас не дошли, то трудно судить об их содержании, но по сохранившимся фрагментам ясно, что существовала некая единая дидактическая традиция. Сначала это были отдельные трактаты, из которых нам известны сочинения о стрельбе из лука, игре в поле, военном управлении, а также компендий Ардашира. Видимо, позднее сами сочинения или сведения из них вошли в более обширные труды типа справочника «Аин-наме», который «Фихрист» явно считает отдельным специальным трудом[469], или/и в религиозный свод «Денкард».
Согласно традиции, персидские цари Ардашир I, его сын Шапур I (242–272 гг.) и Хосров I Ануширван (531–579 гг.) были настоящими библиофилами — собирателями книг, которые они привозили из разных стран, в первую очередь из Греции (Византии), Индии и даже Китая[470]. Еще К. А. Иностранцев заметил близость сасанидской и византийской военных теорий[471]. Действительно, так называемый «Византийский аноним VI в.» (как считается, часть работы Сириана Магистра) рассматривает аналогичные персидским сюжеты: характеристики стратига, антиполиоркетика, вооружение, конная фаланга; лагерь, персонал полководца, построение фаланги; время начала сражения; ночной бой; засады; разведчики (Anon. Byz. De re strat., 4; 13; 16–17; 27–43). Такое сходство вполне могло возникнуть не только из близости военных реалий обеих империй, персидской и византийской, но и из-за прямого влияния тогда уже почти тысячелетней традиции греческих военных трактатов на недавно появившуюся сасанидскую военную теорию. По крайней мере известно, что персы активно переводили греческие сочинения[472].
Пехлевийская военная теория, насколько можно судить, была направлена не просто на теоретические построения, а на практическое использование[473]. Ведь, к примеру, на рубеже VI–VII вв. автор «Стратегикона» дал такую характеристику стратегии противников-персов: «Скорее замыслом и стратегией многое из задуманного стремятся совершить, заботясь о строе, а не о храбрости и стремительности» (Mauric. Strat., XI, 1, 3). Следовательно, персидские военачальники стремились сначала тщательно продумать свои военные замыслы, а уже затем приводить их в исполнение. При этом важны были не только имеющиеся практические навыки командиров «штаба», но и знание военной теории. О том, что сасанидская военная практика, в свою очередь, стала влиять на противников византийцев, свидетельствует тот же «Стратегикон», автор которого рекомендовал уметь стрелять из лука по персидскому способу (Mauric. Strat., XII, 8, 3), а мандаторам-глашатаям знать не только латинский и греческий, но и персидский язык (Mauric. Strat., XII, 8, 7, 1). А об обратном влиянии сасанидской военной теории на греческую свидетельствует «Тактика» Никифора Урана, который использовал в своем обширном труде прямо или посредственно компендий Ардашира. Переводы же на арабский язык пехлевийских военных трактатов ясно свидетельствуют и о влиянии военной мысли персов на исламскую военную культуру.
Заключение
Персидское войско Ахеменидской эпохи вовсе не представляло собой некую неупорядоченную орду, как это может показаться из описаний греческих авторов. Наоборот, оно скорее было наиболее передовым для Востока своего времени, впитавшим в себя ассирийские военные достижения посредством включения в состав империи в первую очередь Мидии и Вавилонии. Военные и культурные традиции родственных персам мидян были наиболее близкими Ахеменидам и активно адаптировались последними. Не случайно же в течение около сорока лет второй половины VI в. до н. э. персы покорили государства и племена на обширном пространстве от Малой Азии до Индии.
Кампания тщательно планировалась, собирались сведения о потенциальном враге. Специальные службы «уши царя» (видимо, тайная полиция) и «очи царя» (инспекция) также ситуационно собирали информацию о противнике. Персы умели брать укрепленные города, используя уже существовавшие способы осады (насыпи и подкопы) и специальные машины. Непокорное местное население казнилось, увечилось или переселялось в другие районы империи. Морской флот служил существенной помощью для проведении наземных наступательных операций, доставляя войска и провизию. Обычное взаимодействие пеших метателей и воинов с большими щитами было достаточно эффективным против восточных народов, главной поражающей силой которых были пешие метатели, а ударной силой — конница. Такое смешанное пешее построение позволяло успешно отражать атаки противника и в то же время при необходимости вести постоянное небыстрое наступление на врага, вытесняя его с поля боя. Об эффективности такого смешанного строя свидетельствует создание в последний год правления Александра Македонского смешанной македонско-восточной фаланги[474]. Однако против конных скифских кочевников и тяжеловооруженной пехоты греков такая тактика не срабатывала. В первом случае неудачи были вызваны худшим качеством конницы и знаменитой «скифской» стратегии отступления, а во второй — недостатками в обучении и отсутствии хорошо вооруженной пехоты.
Неразвитая система сигнализации в бою как раз и свидетельствует о слабой дисциплине и координации подразделений между собой, которые не могло компенсировать обучение перед походом. Хотя развитие персидской военной системы плохо различимо через призму античных источников, но оно все же происходило, армия менялась — сказывался фактор врага, в первую очередь греков. Несмотря на консерватизм военной системы, персы стремились приспособиться к новой ситуации, менять свои задачи в соответствии с новыми вызовами со стороны противников. Приходилось менять тактику и вооружение, что мы видим начиная с середины V в. до н. э., когда стали распространяться тяжеловооруженные всадники и появились серпоносные колесницы. В IV в. до н. э. появляются кардаки, способные в какой-то степени заменить наемных греческих гоплитов. Даже в самом конце ахеменидской истории, в 332–331 гг. до н. э., для противостояния македонской армии Дарий III не только собрал все силы, которые мог (впервые включая индийскую элефантерию), но и реформировал свою конницу на манер македонских гетайров[475] и, видимо, создал смешанные персидские пехотно-конные отряды. Несмотря на определенных дисконтинуитет, определенные традиции ахеменидского военного дела сохранились до эпохи Сасанидов.
Список сокращений
I. Периодические издания
АМА — Античный мир и археология: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов.
ВВ — Византийский временник. М.
ВДИ — Вестник древней истории. М.
ВИ — Вопросы истории. М.
КСИИМК — Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Л.
ПИФК — Проблемы истории, филологии, культуры. Магнитогорск.
РА — Российская археология. М.
РАЕ — Российский археологический ежегодник. СПб.
СА — Советская археология. М.
AHB — The Ancient History Bulletin. Calgary.
AJA — American Journal of Archaeology. New York.
AJPh — The American Journal of Philology. Baltimore.
AM — Mitteilungen des (Kaiserlich) Deutschen Archäologischen Instituts. Athenische Abtheilung. Berlin.
AncW — The Ancient World. Chicago.
BCH — Bulletin de correspondance hellénique. Paris.
BSA — Annual of the British School at Athens. London.