При странных звуках житель лагеря не выскакивал из типи на поиски возможного противника, чтобы на фоне неба не стать четкой целью для врага. Чаще он аккуратно выглядывал из-за закрывающего вход полога. В таком поведении не было ничего странного. Если бы весь лагерь срывался со своих лежаков и бросался в темноту, стреляя в любой подозрительный предмет, существовала бы серьезная опасность подстрелить безвинного соседа-соплеменника. Иногда разбуженный шуршанием у палатки старик мог сесть, развести костер и затянуть тихую песнь, чтобы возможный враг знал, что его могут услышать и обнаружить, и убрался бы подобру-поздорову.
Некоторые воины обладали таким пренебрежением к врагу, что походы с ними становились делом весьма рискованным. Пиеган Четыре Медведя вспоминал, что таковым был его близкий друг. Один раз, разобрав корраль во вражеском лагере, чтобы вывести оттуда животных, Четыре Медведя никак не мог справиться с норовистым конем, когда услышал в ночи громкий голос друга:
– Да сядь ты на него верхом и поезжай!
– Тише, тебя услышат, – испуганно прошептал Четыре Медведя.
– Ничего не могу поделать, – снова громко сказал друг. – Я не собираюсь ждать здесь всю ночь. Луна уже поднимается.
– Тише же ты, – снова зашептал Четыре Медведя и взобрался на коня. В этот момент из ближайшего типи раздался голос разбуженного мужчины.
Пиеганы не поняли его языка, но друг Четырех Медведей закричал в ответ:
– Ты лучше не дрыхни там, а выйди наружу! Тут твоих лошадей воруют! После чего друзья пустили коней в галоп и выскочили из вражеского лагеря.
В другом случае они снова крались во вражеский лагерь за лошадьми. Стояла теплая летняя ночь, и в одной из палаток, рядом с которой были привязаны великолепные кони, несколько мужчин играли в азартную игру. Пиеганы настолько заинтересовались игрой, что начали делать ставки между собой. Те, на кого ставил друг Четырех Медведей, постоянно проигрывали. Четыре Медведя попытался урезонить его, напомнив, что они приползли сюда воровать лошадей, но тот никак не хотел уходить, продолжая проигрывать. В итоге его нервы не выдержали, и он закричал из темноты игроку, кидавшему кости: «Ты выигрываешь каждый раз, но я положу этому конец!» После чего дважды выстрелил в игрока из двустволки. Друзьям пришлось бежать во весь дух, чтобы скрыться от разъяренных врагов, так и не добыв лошадей.
Правильная техника увода лошадей от палаток предполагала именно перерезание веревки, а не ее развязывание. Во-первых, веревка могла быть туго завязана или заскорузлой от влаги и холода. Во-вторых, воин предпочитал посмеяться над врагом, перерезая веревку, так как это не оставляло вопросов, что же произошло. Если лагерь был небольшим и удавалось увести из него всех лошадей, воины в насмешку часто оставляли веревку или хлыст – совершенно бесполезные вещи для безлошадных.
Опытный человек, прежде чем увести лошадь, иногда осторожно заглядывал в палатку или прикладывал к ее покрышке ухо, чтобы убедиться, что все спят. Любой шорох настораживал его, и он продолжал ждать, пока все стихнет. Бывало, что какой-нибудь старик мог не спать, сидя у костерка и покуривая. Он сидел тихо, чтобы не тревожить сна спящих родственников, но часто разводил костер побольше, чтобы согреться. Тиксир сообщал, что скиди-пауни, убедившись, что в палатке все спят, иногда пробирался в нее, тихо убивал и скальпировал спящего воина, после чего уводил привязанную у нее лошадь.
Обычаи равнинных племен были схожи, и опытный воин хорошо знал., как следует вести себя во вражеском лагере при той или иной ситуации. К примеру, укутанная с головой в одеяло фигура человека, лежащего в темноте среди палаток и всячески пытавшегося не быть узнанным, в 99 случаях из 100 будет молодым юношей, чьей единственной целью было недозволенное любовное приключение. А потому при появлении кого-нибудь из жителей лагеря он мог сделать вид, что как раз и является одним из таковых сексуально неудовлетворенных юнцов. Бывало, что собака могла прокрасться в палатку хозяев, аккуратно приподняв мордой закрывающий дверной проем полог, после чего медленно и бесшумно влезть в палатку. Такого рода шорохи, привычные жителям всех индейских лагерей, были на руку конокрадам.
Проникновение требовало не только храбрости и умения, но и способности мгновенно находить правильные решения. Индеец по имени Левая Рука однажды затаился в тени палатки, рядом с которой был привязан приглянувшийся ему конь, но люди внутри не спали, играя в одну из популярных среди краснокожих азартных игр. В конце концов, решив, что игроки слишком увлечены процессом, он выступил из тени палатки, чтобы срезать веревку, но в этот момент полог над входом откинулся и наружу вылезли двое мужчин. Левая Рука оказался прямо перед ними. Не растерявшись, он спокойно прошел рядом с ними ко входу в палатку, а они, приняв его за соплеменника, пошли своей дорогой. Подойдя ко входу, Левая Рука приподнял полог, как бы намереваясь войти, но тут же бросил его и спрятался в тени палатки. Когда мужчины скрылись, он увел коня.
Очень интересную технику проникновения в бодрствующий вражеский лагерь использовал Голова Духа, сиу. Она весьма необычна и дерзка: «Когда я отправлялся в военные походы, то всегда брал волчью шкуру (его магическим помощником был волк. – Авт.), лук со стрелами и вражескую одежду (курсив мой. – Авт.). С собой я приглашал двух-трех друзей – чем меньше группа, тем лучше, так как ее сложнее засечь врагу. О походе я предупреждал только отца. Матери я не говорил, чтобы она не беспокоилась… В тот раз я шел за лошадьми кроу… Во время походов за лошадьми мы редко нападали на замеченные вражеские отряды, а обходили их, потому что целью нашей были лошади…
Наступил вечер. Я надел одежду кроу, захваченную мной в прежних битвах, и один отправился в их (обнаруженный ранее) лагерь. Если бы это был лагерь шошонов, я бы надел шошонскую одежду, раскрасился бы, как они, и сделал бы такую же прическу, как носили шошоны, чтобы ничем не отличаться от них…
Входить во вражеский лагерь надо смело, нагло, – так, как если бы ты жил в нем и в этот момент куда-то направлялся. Проходя по лагерю, я не смотрел на лошадей. Часто один или два человека могли лежать в траве, поджидая таких воров, и потому примечать лошадей следовало боковым зрением, чтобы не вызвать у них подозрения. Когда один из них заговаривал со мной, я лишь кивал в ответ, поскольку произносить что-либо было неразумно. Чтобы никто не заговорил со мной, я продолжал идти, делая вид, что занят тем, что несу какую-то вещь под накидкой.
Так я проходил по всему лагерю кроу, разыскивая лучших лошадей, пытаясь найти тех быстрых скакунов, которых видел в деле в прошлых сражениях. Я действовал так, будто собирался пойти на пляски – мне кажется, что в своих селениях кроу всегда танцуют, – но потом поворачивал в поисках лошадей. Это занимало час или более, потому что я пытался узнать быстрых лошадей – первых четверых-пятерых, на которых нас преследовали в прошлый раз… Кроу вплетали в гривы и хвосты лучших лошадей перья, что, в свою очередь, служило признаком быстрого скакуна.
В итоге я ушел из лагеря тем же путем, которым вошел, поскольку лучше знал этот путь. Оказавшись на безопасном расстоянии, я побежал к своим, рассказал, где находятся хорошие лошади и большие табуны. Каждый по описанию решил, какую лошадь возьмет. Затем я снял одежду кроу и надел свою… в вечерней темноте… мы по одному вошли в лагерь кроу. Поскольку надо было идти смело, мы прикрыли головы накидками, чтобы спрятать перья вотаве (амулет. – Авт.)».
Не менее дерзко и находчиво повел себя сиу Нападающая Ворона во времена, когда индейцы Северных равнин уже были помещены в резервации, но все еще продолжали совершать набеги друг на друга. Он нашел старый полицейский значок, нацепил его на себя и, нагло въехав в лагерь кри у форта Белкнап, заявил, что является офицером полиции. Наивные кри поверили ему, а он украл из их лагеря почти всех лошадей и благополучно скрылся.
Весьма необычно действовал знаменитый конокрад пиеганов Белый Колчан. Он всегда вел только конные набеги и во вражеский лагерь часто отправлялся самостоятельно, оставляя воинов поджидать его на временной стоянке. В отличие от большинства краснокожих, он проникал в лагерь не ночью или перед рассветом, а вечером, когда его обитатели готовились отойти ко сну. Белый Колчан смело входил в лагерь и уводил лучших скакунов.
Выходя из лагеря к месту сбора, воин вел лошадей так, чтобы они располагались между ним и палатками. Шел он при этом немного пригнувшись. В этом случае, если кто-то из врагов вдруг увидел бы лошадей, он бы решил, что это отбившиеся животные медленно бредут из лагеря попастись. Выводя срезанных лошадей, индеец старался держаться поближе к той из них, которая, по его мнению, была самой быстрой, чтобы в случае опасности вскочить на нее и постараться скрыться в ночи. Отойдя от лагеря, воин садился верхом на лучшего коня и ехал к месту сбора.
Команчи 1830-х, по словам Берландье, собираясь напасть на врагов, старались подобраться к ним поближе, чтобы поджечь дома или угнать коней. «Сняв одежды и взяв лишь луки и копья, они ползут в траве, подкрадываясь ближе так, что даже неусыпные глаза стражей поселения не видят их. Если вдруг среди деревьев они производят какой-либо шорох, то быстро рассеивают малейшее подозрение врага, имитируя уханье сов, которых во множестве можно встретить в этой стране… Если ночь недостаточно темна или нет деревьев, за которыми можно укрыться, то после внимательного дневного наблюдения за лагерем команчи срезают кусты и ползут к врагам, держа их в руках. Приблизившись на определенное расстояние, они ждут, пока часовой повернется к ним спиной, а лишь затем ползут дальше, продолжая держать перед собой куст. Поскольку ночью, если они перемещаются таким образом, их тяжело обнаружить, команчи легко подкрадываются на достаточное расстояние, чтобы выстрелить из луков или проникнуть в табун или стадо, обратить его в паническое бегство, а затем увести. Очень часто зимой там дует жесточайший северный ветер. В техасской пустыне он дует почти постоянно, скатывая в шары сухую траву и ветки и гоняя их перед собой. Дикари знают, как пользоваться этим природным феноменом. Люди видели, как они забираются внутрь таких шаров и закатываются в них прямо в центр вражеского лагеря или в табун лошадей и выстрелом из ружья обращают их в бегство».