Тогда команчи отходили, выжидая нового удобного случая. Подобная тактика применялась не только в набегах, но и в рейдах. Вождь бладов Красная Ворона вспоминал.: «Вскоре кри бросились в погоню. Мы ехали медленно, давая им возможность нагнать нас, а затем повернули коней и атаковали, убив предводителя. Мы отступили, кри последовали за нами. Тогда мы снова повернулись, чтобы атаковать во второй раз, но они не стали сражаться, а отправились домой скорбеть по своим убитым».
Имея преимущество во времени и понимая, что лошади преследователей должны быть уставшими, индейцы могли использовать это в своих интересах. В одном из столкновений преследуемые шошонами сиу, обнаружив погоню, медленно ехали прочь, надеясь, что мчащиеся за ними враги окончательно утомят лошадей. Когда шошоны появились, сиу начали подгонять своих скакунов, но лишь настолько, чтобы враги зря потратили стрелы. Во время этой скачки многие преследователи отстали, потому что их лошади устали и уже не могли выдерживать галоп. Когда число шошонов стало приблизительно равно количеству сиу, предводитель приказал воинам повернуть лошадей. Каждый сделал быстрый маленький круг и, свесившись с бока лошади, прикрываясь ею, как щитом, выпустил в преследователей пару стрел. Затем сиу снова повернули коней и поскакали прочь. После того как они еще дважды повторили этот маневр, шошоны испугались и сами превратились в преследуемых, потеряли двадцать воинов, а все сиу остались целы.
Другой интересный способ избавиться от преследователей описал американский кавалерист. Солдаты в течение нескольких дней преследовали небольшой отряд враждебных сиу, доставлявший им массу хлопот. Неожиданно сиу появились впереди. С револьверами в руках, они спокойно восседали на лошадях, с полным безразличием взирая на мчавшихся на них кавалеристов. На плечи каждого было наброшено ярко-красное одеяло. Когда солдаты оказались метрах в пяти от них, сиу неожиданно сорвали с плеч одеяла и с дикими воплями начали яростно размахивать ими над головами. Этот маневр так испугал кавалерийских лошадей, что они в панике понесли своих всадников в разные стороны. Солдаты цеплялись за гривы, пытаясь удержаться верхом, падали на землю, а сиу, удовлетворенные происходящим, повернули лошадей и скрылись.
В разное время года бегство от вражеского лагеря, в зависимости от погоды, давало определенные преимущества либо беглецам, либо преследователям. Так, зимняя метель или летний дождь помогали скрыть следы, в то же время усложняя движение. С другой стороны, в ясную погоду во время зимнего похода конокрадам приходилось пробиваться через глубокие сугробы, что выматывало и лошадей, и всадников, но давало преимущество преследователям, которые скакали по уже проторенной тропе. Типичным был случай, произошедший в феврале 1856 года. Отряд черноногих ночью увел из лагеря кроу семьдесят лошадей. Сотня воинов бросилась в погоню. Черноногие имели преимущество во времени – около десяти часов, но их лошадям приходилось двигаться по глубокому снегу, в результате чего конокрады теряли время. Они скакали три дня и две ночи, бросая уставших лошадей и пересаживаясь на свежих. К концу второго дня выдохлись даже лучшие скакуны, и они были вынуждены идти пешком. В течение всего этого времени воины обоих отрядов не ели и не спали, страдая от сурового холода, но ценой гонки была жизнь, и ни одна из сторон не могла терять время на отдых. Ближе к ночи третьего дня кроу настигли врагов. Те были настолько измучены, что устроили привал, убили бизона и готовили ужин. Они думали, что кроу уже бросили преследование, но предусмотрительно отогнали лошадей на несколько миль вперед, чтобы в случае внезапного нападения не потерять добычу. Кроу не стали атаковать их сразу, а сделали круг, нашли табун и увели его. Воины хотели напасть на врагов, но их предводитель мудро рассудил, что будет проще дождаться утра, когда черноногие разойдутся на поиски лошадей, и без риска для себя убить одного-двух, что и было сделано. В результате кроу перезахватили лошадей и убили одного врага, не потеряв при этом никого из своих, что было гораздо почетнее, чем если бы они убили нескольких противников, но потеряли хотя бы одного из соплеменников.
Вышеприведенные данные хорошо показывают, что основной целью преследователей было отбить лошадей, а не наказать конокрадов. Нанесение урона противнику с риском для себя выходило на первый план лишь в тех случаях, когда помимо захвата лошадей враги убивали кого-либо из соплеменников.
Индейцы легко могли сказать по следам, когда они оставлены, численность противника и его лошадей, передвигались они шагом, рысью или неслись галопом, а также много другой полезной информации.
Мэрси писал, что не знает для жителя Равнин более важной и более сложной науки, чем искусство чтения следов и выслеживания по ним людей и животных. Проходили годы постоянной практики, прежде чем белый человек становился настоящим следопытом, да и то не всегда. Но почти все индейцы, которых он встречал, были в этом весьма искусны, поскольку, по его мнению, обладали более острым восприятием. Вислиценус отмечал: «Индеец увидит врага прежде, чем белый человек обнаружит его при помощи бинокля. Прикладывая ухо к земле, он распознает подозрительные звуки на дальнем расстоянии. Его нюх учует запах дыма и признаки врага еще до того, как белый человек заподозрит что-либо».
Белые разведчики Лютер Норт и Баффало Билл Коди как-то раз сопровождали пауни, идущего по следу, которого никто из белых не мог разглядеть. Коди скептически относился к происходящему, пока в одном песчаном месте следы не проявились явно. С тех пор он признал пауни лучшими следопытами, которых когда-либо встречал. Лейтенант Джеймс Шэннон отмечал после наблюдения за разведчиками-индейцами в действии, что для них «исследование следов – это наука, а не догадки».
Индейцы разных племен делали мокасины различной формы, которые, соответственно, оставляют различные следы. «Опытный житель границы, – писал Белден, – легко распознает, к какому племени принадлежали индейцы, просто осмотрев оставленные ими на песке следы. В отличие от стрел, они редко (если вообще когда-нибудь) меняли свои мокасины на чужие». Капитан Саблитт подтверждал эту информацию. Мокасины различались по форме, жесткости подошвы, форме мыска и крою задней части мокасина. Так, на Северных равнинах мокасины шили из одного куска кожи.
Шайены, например, вместо бахромы на задней части мокасина пришивали две маленькие кисточки из оленьей кожи, бизоний хвост или полоску из бороды бизона, тянувшиеся позади. В некоторых племенах к пятке пришивали хвосты койотов. Стопы мужчин команчей были маленькими и широкими, что, помимо прочих признаков, также давало возможность распознать их следы. Чтобы врагу было сложнее определить количество людей в отряде, индейцы передвигались цепочкой друг за другом, следуя за предводителем.
Отличить следы индейца от следов белого человека не представляло труда даже для неопытного следопыта. Краснокожие носили мокасины и никогда не надевали ботинки или сапоги белых людей. Последние, напротив, порой носили индейские мокасины, но их походка и постановка стоп отличались от индейских. Рудольф Курц писал в 1851 году: «Когда индеец стоит, концы его стоп указывают прямо вперед. По этому признаку их легко можно отличить от следов белого. Любой, кому предстоит долго идти по высокой траве или узким тропам, оставленным животными, сразу оценит преимущество такой постановки стоп». По следам босых ног также можно было определить, оставлены они белыми людьми или индейцами – подошва стоп у краснокожих была плоской.
Численность можно было приблизительно определить даже по останкам бизонов, убитых проходящим мимо отрядом, и количеству вырезанных из туш кусков мяса. Количество кострищ на привале показывало приблизительное число спавших вокруг них людей. Если угли были теплыми, это означало, что отряд ушел недавно. Об этом же свидетельствовали кусочки мяса и не обглоданные волками и воронами кости, валявшиеся вокруг кострищ. По выщипанной лошадьми траве определяли, сколько дней прошло с тех пор, как здесь прошли чужаки. Время, когда оставлены следы, индейцы определяли и по лошадиному навозу – в зависимости от того, насколько он высох по отношению к середине. Наличие в группе противника женщин – по следам лошадиной мочи относительно копыт, поскольку женщины ездили на кобылах, а следы, оставленные жеребцами, говорили о том, что, скорее всего, это отряд воинов.
Мустанги или дикие лошади порой оставляли следы, которые тяжело было отличить от следов конного отряда, особенно если они не останавливались пощипать траву или кору деревьев. В этом случае индейцы следовали за ними, пока не обнаруживали лошадиный навоз. Если он лежал в одной куче, это твердо указывало, что следы оставлены табуном мустангов – они всегда останавливаются, чтобы опорожниться, в то время как индеец-всадник не дает коню задержаться и его навоз остается разбросанным вдоль тропы. Если следы углублялись в лес, индеец соотносил их с расстоянием до ветвей деревьев – мустанги проходят под ветвями, растущими слишком низко, чтобы под ними мог проехать человек на лошади.
Если подозрительный объект на равнине был так далеко, что человек не мог разобрать, движется он или нет, индейцы втыкали в землю два небольших прутика или стебля травы в одну линию с отдаленной точкой. Если объект двигался, это сразу было заметно.
Также несложно было отличить американских лошадей от индейских. Во-первых, индейцы, в отличие от американцев, никогда не подковывали своих скакунов, а во-вторых, следы копыт индейских лошадей были гораздо меньше.
Отправляясь на войну, индейцы оставляли в лагере семьи и никогда не тащили с собой палатки и шесты. Кочующая община везла палатки, шесты и остальные пожитки. Соответственно, если были обнаружены следы с отметинами от шестов – индейцы кочуют с семьями, а если их нет – это следы военного или охотничьего отряда. Отсутствие детских следов также свидетельствовало о том, что, скорее всего, отряд был не охотничьим, а военным.