Ежегодно каждое из племен отправлялось на племенную бизонью охоту, чтобы добыть побольше мяса и шкур. И хотя целью не были военные действия, мужчины постоянно были при оружии, готовые отразить нападение врагов или, при случае, преподать им хороший урок. Поскольку охотничьи угодья всегда являлись спорными землями, бизоньи стада мигрировали, а охота у многих племен проходила в одно и то же время, крупные столкновения между ними не были редкостью. Кроме того, воинственные кочевники – сиу и шайены – часто высылали огромные отряды, чтобы перехватить охотников из враждебных им племен (пауни, омахов и др.). Вашингтон Ирвинг, путешествовавший по Равнинам в 1832 году, писал по этому поводу:
«Их (индейские охотничьи. – Авт.) лагеря всегда были объектом неожиданных нападений скитающихся военных отрядов, а их охотники, рассыпавшиеся во время преследования дичи, часто бывали захвачены или убиты затаившимися врагами. Гниющие черепа и скелеты, белеющие в какой-либо темной лощине или вблизи следов охотничьих лагерей, время от времени указывают на сцены прошлых кровавых битв, давая путешественнику возможность получше узнать опасную природу земель, через которые пролегает его путь».
Небольшие полуоседлые племена, такие, как понки, арикары и манданы, порой были вынуждены оставаться в своих деревнях из-за угрозы нападения рыщущих в округе враждебных отрядов, откладывая охоту на лучшие времена. В некоторых случаях им приходилось присоединяться к сильным союзникам, чтобы ежегодная охота на бизонов прошла с меньшими потерями. Племена Скалистых гор – плоскоголовые, неперсе, кутеней и другие – объединялись в огромные лагеря, чтобы иметь возможность отбивать атаки общих врагов – черноногих.
Ежегодная охота была важным племенным событием, планировать ее и проводить соответствующие религиозные церемонии начинали задолго до выступления племени. Индейцы Скалистых гор заранее высылали разведчиков, чтобы узнать расположение бизоньих стад и лагерей черноногих. У хидатсов старики также начинали планировать летнюю охоту за несколько месяцев, исходя из сообщений участников военных отрядов и других людей, побывавших далеко от деревни. Помимо миграции бизоньих стад, очень важно было знать расположение вражеских лагерей.
Более многочисленные и агрессивные племена равнинных кочевников уделяли меньше внимания предварительному обнаружению вражеских лагерей. Они были уверены, что легко расправятся с любым противником, вставшим у них на пути. Но и в этом случае вожди запрещали выступление военных отрядов до окончания общеплеменной охоты. Например, кайовы откладывали осеннюю общеплеменную охоту на бизонов, пока их воины не возвращались из большого рейда, чтобы в охоте смогло участвовать как можно больше полноценных охотников. Поэтому отряды мстителей, численность которых значительно превышала отряды, отправлявшиеся в набеги за лошадьми, старались вернуться в родные лагеря гораздо быстрее, чем их соплеменники, желавшие захватить добычу.
В то время как молодежь рвалась проявить себя на военной тропе, вожди и мужчины старшего поколения обычно желали мира с окружающими племенами и евро-американцами. Время их воинской практики прошло, они уже имели воинские заслуги, добились богатства, уважения соплеменников и положения в племени. Им незачем было рисковать, терять близких и с таким трудом нажитое имущество. Представители старшего поколения больше теряли от постоянных войн, чем приобретали. Они часто выступали за мир с соседними племенами, но их планы обычно расстраивались действиями амбициозных молодых воинов, которых было невозможно удержать от набегов за лошадьми соседей, желания совершить подвиги и тем самым заработать себе определенное положение в племени. Еще в 1847 году преподобный Николас Пойнт с удивлением обнаружил, что молодые пиеганы готовы прислушаться к его призывам прекратить межплеменные войны только в том случае, если он немедленно сделает их «великими людьми». С другой стороны, вождь бладов по имени Много Пятнистых Лошадей, владевший тремя сотнями лошадей, имевший десять жен и тридцать одного ребенка, был достаточно богат, а потому набеги и военная добыча не могли заинтересовать его настолько, чтобы рисковать табуном и жизнью близких людей. Однако разногласия между поколениями не приводили к серьезным конфликтам благодаря основному принципу индейского общества – каждый волен сам выбирать свой путь.
Близкие родственники принимали активное участие в судьбе воинов. Они помогали им собрать необходимые принадлежности для похода, молились за них, пока те были в походе, и восхваляли либо оплакивали их после прибытия отряда в лагерь. Семейные узы были настолько крепки, что семья могла даже остаться на прежней стоянке, чтобы дождаться возвращения сородича, будучи беззащитной перед возможностью вражеского нападения. Один из кроу вспоминал: «Мы… вернулись к своему селению, которое уже откочевало на другую стоянку. Осталась лишь одна палатка, которая принадлежала отцу Обыкновенного Быка, решившего подождать возвращения сына. Никогда не забуду, как старик поднялся и принялся танцевать вокруг палатки, услышав от меня, что его сын посчитал «ку». Любящий отец делал все зависящее от него, чтобы имя и боевая репутация сына стали широко известны в племени. Он раздавал подарки и устраивал пиры в честь сына, по возвращении отряда вместе с другими родственниками объезжал лагерь, восхваляя его и т. п.
Родственные отношения накладывали на семью многочисленные обязанности. Если в битве погибал воин манданов, люди ожидали, что его родной брат подвергнет себя истязаниям, а затем отомстит за его смерть. Если сын погибал, вдали от поселения, обязанностью отца было проследить за тем, чтобы его череп доставили в селение и поместили в одном из мест поклонения. Сестра отца погибшего воина должна была проследить, чтобы его дух вернулся в дом духов. Она омывала и раскрашивала тело убитого и с помощью своих братьев водружала его на помост. Затем она совершала ритуал, благодаря которому дух погибшего возвращался в «жилище мертвых». Иногда женщины даже совершали самоубийство, если на тропе войны погибал их возлюбленный. Предания об этом можно найти у многих племен Равнин. У оглалов существовало женское общество, куда входили родственницы, потерявшие на войне отца, брата, мужа или кузена. Только им позволялось носить на голове военные орлиные перья, но лишь те, которые заслужил погибший.
Кроме того, родственники наделялись определенными правами. У кроу брат жены обладал правом держать лошадь ее мужа, когда тот отправлялся во вражеский лагерь, чтобы увести скакунов. Если муж просил подержать лошадь кого-то другого, брат жены мог вмешаться и заявить, что это его право. Брат убитого воина манданов имел право на вдову погибшего, и она не могла выйти замуж, пока не узнавала, не захочет ли он взять ее в жены. Когда воины сиу возвращались из похода, сестры подходили к ним, чтобы взять шесты, к которым были привязаны скальпы. Если у человека не было родной сестры, он отдавал шест двоюродной сестре. Следующей по праву шла его мать, а четвертой – жена. Воин ото по возвращении отдавал скальпы теще или сестре жены, которые танцевали с ним во время победных церемоний, а лошадей обычно дарил братьям жены.
В течение жизни индеец мог несколько раз менять свое имя. Многие имена были напрямую связаны с войной. Некоторые детские имена напоминали о каком-нибудь случае, могли быть наследственными, или в них отдавали дань памяти воинскому деянию одного из предков или родственников. После разгрома понками охотников пауни в 1855 году старуха принесла на поле боя новорожденного и приложила его ноги к трупам двух пауни, отчего ему было дано почетное имя Шагающий по Двум. Юношам порой давали имена, которые носили знаменитые воины-родственники. Получить такое имя считалось очень почетным. Если воин проявлял себя в бою, он имел право взять себе новое имя. Оно могло быть напрямую связано с совершенным им деянием, либо это могло быть имя, существовавшее некогда среди соплеменников, которое носил уважаемый всеми воин. Известны случаи, когда воины брали имя убитого ими храброго врага. Имя для индейца являлось, прежде всего, элементом магической защиты от всякого рода зла. Новое имя было не более чем именем, но если носящий его человек многого добивался в жизни и доживал до седых волос, это свидетельствовало о его колдовских силах, которые можно передать другому человеку вместе с именем.
Мальчик арапахо по имени Винсезенит
Церемония наречения ребенка именем у сиу проводилась следующим образом. На четвертый день после рождения ребенка глашатай обходил лагерь и приглашал всех на пиршество к типи родителей. Если родители надолго откладывали пиршество, это считалось проявлением неуважения к ребенку. Отец и теща раздавали подарки друзьям, влиятельным людям и беднякам. Затем начиналось пиршество в честь матери ребенка, после которого отец просил глашатая назвать всем собравшимся имя ребенка. Младенцев обычно называли в честь самых старых живых дедов, но могли и в честь умершего деда, который в свое время пользовался большим уважением. В семьях, где было несколько детей и они уже получили имена дедов, отец часто называл мальчика в честь одного из своих воинских деяний. Сын миниконжу-сиу Голубой Вихрь, Радующийся Своим Лошадям, был назван так в честь удачных военных походов своего деда. В некоторых племенах, например у осейджей, с подвигами на тропе войны было связано очень много имен. Среди типичных можно назвать: Отрезающий Голову, Убивший Двух Канзов, Первым Ударивший Врага, Убивший Врага, Прижавший Врага к Земле, Убивший Черного Человека и т. п.
У ассинибойнов церемония наречения проводилась через три-четыре недели после рождения ребенка. Жесткого срока не было, и иногда наречение именем откладывалось на пять-шесть месяцев. Происходило это по вполне бытовым причинам – человеку, дающему ребенку имя, следовало заплатить за услуги, но не все были в состоянии сделать это из-за бедности. Обычно малыша нарекал один из шаманов, за что в дар получал лошадь.