В. П. Из предыдущей части документа можно предположить, что была пропущена цифра «пять») приказов и болши, по пяти сот человек»[223].
Наконец, составители «наставления» подробно описывают походный порядок и устройство государевой большой рати: «А яртаул идет перед всеми полками вперед, изо всех… (снова пропуск в документе. – В. П. Надо полагать, речь идет о полках) сотни посылают; а за ертаулом идет передовой полк, а за передовым правые руки полк, а за тем сам государь в своем полку идет; а за Государем полк большой, да потом левые рука полк и сторожевое полк; а покрыленя по обе стороны ото всех полков. Да пред государем едут: рында у копья, рында у рогатины, рында у саадака, из ближных людей, а у… (опять пропуск в документе. – В. П. Вероятно, пропущено слово «государь») рынды жилцы, да перед Государем… (снова пропуск. – В. П.) едут самопалники (конные дети боярские, вооруженные колесцовыми и/или кремневыми пистолетами и карабинами. – В. П.). А как государь учнет опоясывать саадак, и рында подносит к государю… (увы, на этом месте «наставление» обрывается)[224].
Итак, структура царского войска, его организация и порядок управления им в начале XVII в. в этом «наставлении» описан пусть и кратко, но достаточно емко для того, чтобы составить довольно точное и четкое представление о том, что представляли собой московские рати. И «полчный ряд», пожалуй, самая характерная и известная их черта. Но где, когда и при каких обстоятельствах он возник и что, собственно, он собой представлял? По этому поводу среди историков нет единого мнения. Так, А. В. Чернов, автор упоминавшегося нами ранее классического исследования по истории русского военного дела XV–XVII вв., полагал, что «полчный ряд» в привычном для нас виде окончательно сложился во 2-й половине XV в. (хотя и отметил при этом, что сам по себе «полк» превратился к тому времени в административную единицу)[225]. По мнению же А. Н. Кирпичникова, переход к «полчному ряду» завершается в конце XIII–XIV вв. «Изменение структуры полка, включавшегося мелкие и крупные тактические единицы, протекало параллельно увеличению числа основных боевых подразделений, – писал он, – участвующих как в походе, так и на поле сражения… В Раковорской битве 1268 г. войско было разделено не на три традиционных (выделено нами. – В. П.), но на четыре полка». Развивая свой тезис далее, видный отечественный оружиевед отмечал, что «с 1340 г. как новгородцы, так и москвичи выступали в походы не менее чем в пяти подразделениях» (со ссылкой на мнение М. Г. Рабиновича[226]) и, наконец, «первым генеральным сражением, где, кроме полков Большого, Правой и Левой руки, имелись еще засадный, передовой и сторожевой, может считаться Куликовская битва»[227]. Нетрудно заметить (на что обращал внимание еще Ф. П. Сороколетов[228]), что сам по себе термин «полк» в русской военной лексике эпохи Средневековья – раннего Нового времени использовался в разных смыслах. Это и «войско», «вооруженные силы» в самом широком смысле, и отдельная часть войска, тактическая единица[229], и военный лагерь, и военный поход, и собственно сражение[230], не считая прочих. И, сравнивая «полки» в приведенных выше примерах, очевидно, что речь в них идет не об одном и том же.
При этом не стоит забывать о том, что только с конца XV в. в летописных текстах появляются фрагменты великокняжеской делопроизводственной документации (в пересказе, порой довольно близком к исходному тексту), и лишь со времен Ивана Грозного можно вести речь о разрядных записях и подлинном разрядном делопроизводстве. Таким образом, по большей части мы имеем дело со вторичными источниками, с текстами, носящими в большей или меньшей степени литературный характер, авторы-составители которых подчинялись определенным условностям и традициям. К тому же далеко не всегда в нашем распоряжении есть исходные варианты того или иного текста, не подвергшегося последующей переработке и редактированию. Все это, безусловно, затрудняет работу с текстами и вносит определенную путаницу в уяснение смысла использованных автором-составителем терминов.
Небольшой экскурс в историю. Первое упоминание о том, что на поле боя рать была разделена на несколько тактических формирований (условно, для удобства, чтобы различать «полк» как войско и «полк» как тактическое подразделение, будем называть их «баталиями»), мы находим в описании сражения при Листвене в 1024 г. (?) в ходе междоусобной войны между сыновьями Владимира Святославича. Согласно Повести временных лет, Мстислав Владимирович «постави северъ в чело противу варягомъ, а сам ста с дружиною своею по крилома»[231]. То есть из этого краткого свидетельства следует, что «полк»-войско Мстислава состояло из двух отдельных «полков» – ополчении северян и княжеской дружины. «Исполчая» свою рать, Мстислав разделил эти два «полка» на три тактических «полка»-«баталии» – северяне (очевидно, пешие) стали в центре боевого порядка (образовав, надо полагать, пресловутую «стену щитов»), а дружина, поделенная надвое (учитывая предысторию похода, можно предположить, что один «полк» составила «старая» дружина князя, а другой – «новая», обретенная им после победы над касожским князем Редедей), образовала два конных фланговых «полка», сыгравших роль ударных кулаков в битве. Надо полагать, что и Ярослав, противник Мстислава, также построил свое войско подобным же образом, только у него центр боевого порядка заняли пешие варяги-наемники.
Аналогичное трехчастное тактическое построение «полка»-войска, продиктованное его составом, мы видим и в 1036 г., когда Ярослав бился с печенегами под стенами Киева. «Ярослав выступи из града, – писал летописец, – и исполчи дружину, и постави варягы на среде, а на правей стороне кыяне, а на левеем криле новгородци»[232]. Впрочем, мы не исключаем, что боевой порядок войска Ярослава был сложнее – можно предположить с высокой степенью уверенности, что отдельный тактический «полк»-«баталию» образовала собственная дружина князя, которая образовала вторую, резервную линию построения русской рати.
В летописи есть и другое, более подробное, описание сражения, которое дали русские князья половцам в мае 1093 г. на реке Стугне. Из него следует, что соединенное русское войско состояло из трех «баталий»-«полков», каждая из которых была образована дружиной одного князя (соответственно Святополка Изяславича, Владимира Всеволодича Мономаха и его младшего брата Ростислава). Князья «исполчившеся поидоша: идяще на деснои стороне Святополк, а на шюее Володимер (соответственно на правой и на левой. – В. П.), а посередь Ростислав…». При этом конные стрелки-лучники от каждого из «полков» шли впереди, образуя первую линию боевого порядка или своего рода передовую завесу[233]. Любопытно, что в этом сражении «полк» «старейшего» князя, Святополка, занимал правый фланг, и это, кстати, не единичный пример такого рода. Так, в сражении на окраинах Суздаля в феврале 1097 г. сын Мономаха Мстислав поставил своих пешцев во главе с воеводой Кунуем на правом фланге, вручив тому знамя своего отца. «И виде Олег (Святославич, противник Мстислава. – В. П.), – писал потом книжник, – яко поиде стяг Володимеръ, нача заходити в тылъ его, и убоявъся побеже Олег…»[234]
В последующие десятилетия и столетия эта тактическая схема сохраняется и развивается. Каждый князь со своим «полком» образует в боевом порядке войска отдельную «баталию», причем само войско может иметь две, а то и три линии в боевом порядке. Например, в три линии и шесть «баталий»-«полков» выстроил свое воинство новгород-северский князь Игорь Святославич в 1185 г. перед битвой с половцами: «И изрядиша полковъ 6: Игоревъ полкъ середе, а поправу брата его Всеволода, а полеву Святославль сыновця его, напереде ему сынъ Володимеръ и другий полкъ Ярославль, иже бяху с Ольстиномъ Коуеве, а третий полкъ напереди же стрелци, иже бяхуть от всихъ князий выведены; и тако изрядиша полкы своя…»[235]
Ситуация не меняется и в следующем столетии. Так, в 1268 г. под Раковором соединенное русское войско выстроилось в линию по меньшей мере четырьмя (если не пятью или даже шестью) «баталиями»-«полками» в соответствии со своим составом: «Пльсковичи же сташа по правои руце, а Дмитрии (Александрович, князь Переяславский. – В. П.) и Святъславъ (Ярославич, сын тверского князя Ярослава Ярославича. – В. П.) сташа по праву же выше, а по леву ста Михаило (брат Святослава Ярославича. – В. П.), новгородци же сташа в лице железному полку противу великои свиньи (немецкой. – В. П.)…»[236]
Точно так же обстоит дело и на реке Воже спустя еще столетие. «И удариша одинъ с сторону Полоцкий (князь Андрей Полоцкий. – В. П.), – описывал летописец атаку русских «полков» в сражении, – а съ другую Данило (князь Данила Пронский. – В. П.), а князь великий (Дмитрий Иванович. – В. П.) въ чело…»[237] Снова мы видим, как каждый князь со своим «полком»-дружиной (или «двором»?) образует отдельную «баталию», действующую самостоятельно, но согласно «уряжению полков», в рамках общего плана боя, утвержденного накануне «прямого дела» на совете князей и воевод. Это «уряжение», судя по всему, и определяло и место такого «полка» как составного элемента соединенной рати в походном строю или в боевой линии, и его задачи на походе и на поле боя. И мы не встречаем в современных описываемым событиях нарративных источниках никаких упоминаний о привычных нам по более поздним временам «