Иван IV трижды (как его отец на Смоленск) ходил на Казань – зимой 1547/48 г., зимой же 1549/50 г. и, наконец, летом – осенью 1552 г. Третий Казанский поход, одно из крупнейших (пожалуй, только Полоцкая экспедиция десятью годами позже была больше по размаху) военных предприятий времен Ивана Грозного и вообще «классического» периода в истории русского военного дела, нам известно лучше всего. Хотя от него и не сохранилось подробной «поденной» «записной книги» (как в случае с Полоцком, хотя такой походный «журнал», вне всякого сомнения, велся), но в официальном летописании и в разрядных записях детали похода освещаются более чем подробно и позволяют составить достаточно полное представление о том, как развивались события под Казанью в конце лета – начале осени 1552 г.
Для начала отметим, что общий план ведения осады Казани наметился уже во время второй Казанской экспедиции. Тогда, подступив к татарской столице 12 февраля 1550 г., Иван, согласно официальной летописной повести, распределил свое воинство следующим образом: «Сам стал царь и великии князь у Кабана озера, а царю Шигалею и большому полу велел стати против города на Арском поле и передовому полку, а за рекою Казанию против города царевичу Едигеру с правои руке да левоя руке да и сторожевому полку, а наряду болшому на усть Булака против города, а другому наряду велел стати против города у Поганово озера»[409]. Таким образом, «диспозиция» перед началом осады предусматривала создание трех укрепленных лагерей с северной, южной и восточной сторон города и двух позиций для осадной артиллерии – против северного и южного фасов казанских укреплений. При этом при размещении лагерей и позиций для артиллерии были учтены и характер местности, и начертание русел рек и водоемов, с тем чтобы добиться максимально возможной защиты своих позиций от неприятельских вылазок.
Неблагоприятные погодные условия (оттепели и дожди – «аерное нестроение, ветры сильные и дожди великие, и мокрота немерная»[410]) обусловили неудачу двух первых казанских походов. Поэтому в третий раз Иван IV и его советники решили пойти на Казань летом с таким расчетом, чтобы осадить город в конце лета – начале осени, во время «бабьего лета» (ну а если вдруг дожди зайдут раньше, так близость Волги позволяла рассчитывать на доставку вовремя и в нужном количестве необходимых припасов). Третьей Казани предшествовала значительная подготовительная работа – на ближних подступах к городу («за двадцеть верст от Казани»[411]) была выстроена в 1550 г. Свияжская крепость, ставшая тыловой базой для осаждающей армии. Любопытная деталь – для ускорения строительства Свияжска по царскому наказу дьяк Иван Выродков с детьми боярскими был послан «на Волгу во Углецкои уезд в Ушатых вотчину церкви и города рубити и в судех с воеводами на низ вести»[412]. Срубленный «град» был разобран, погружен на «великие лодьи Белозерские» и доставлен к месту возведения, где в течение месяца был собран заново[413].
Свияжский опыт был применен и во время третьей Казани. Готовясь к походу на мятежных казанцев, все тот же Выродков заблаговременно срубил и погрузил в разобранном виде на струги «башни и тарасы рубленые», которые, как и наряд, водным путем были доставлены к Казани и там выгружены на берег[414]. Точно так же 20 августа на военном совете было решено, чтобы «во всеи рати приготовили 30 человек туру да всяк человек берно (бревно. – В. П.) на тын уготовлял», с тем чтобы «объступя, даст Бог, город укрепят турами и тыном»[415]. На том же совете была составлена и «диспозиция» расположения полков под Казанью. Сравним ее с «расписанием» 1550 г.: «Стати самому государю и князю Володимеру Андреевичю на Цареве лугу близъко Отучевы мизгити (мечети. – В. П.), а царю Шигалею за Булаком под кладищем (кладбищем. – В. П.), а ити в большом полку. А на Арском поле стали большому полку да передовому да княж Володимерову Андреевичя боярину и воеводе князю Юрью. А правои руке за Казанью за рекою… А сторожевому полку на усть Булака, а левои руке выше его…»[416] Нетрудно заметить, что перед нами вся та же система укрепленных лагерей-«городов» (для которых заблаговременно и готовились туры и палисадины), которых на этот раз стало больше, – впрочем, и само войско было в третьей Казани больше, чем в предыдущие походы.
Любопытно приводимое официальной летописью описание выдвижения русской рати к Казани на намеченные места: «Августа 23 пошел государь с Тереньузека урядя полки к городу, а велел идти ертоулу полку князю Юрью Шемякину да князю Федору Троекорова, а с ним стрельцы и казаки пеши перед полки. Та же передо въсеми полки головы стрелецкие, а с ними их сотцкие, всякои своим стом идеть и атаманы со сотцкими и казаки, розделяся по чину…»[417] Из этого описания следует, что при выходе полков на намеченные позиции их развертывание прикрывалось действиями вооруженной огнестрельным оружием пехоты – стрельцов и казаков.
Не менее интересно и примечательно и описание символического начала осады. «И как государь вышел на луг против города, – сообщал русский книжник, – и велел государь хоругви крестиянские розвертети… и велел начяти молебная», после которого государь обратился с речью к воеводам и войску, призывая их «единодушно пострадати за благочестие, за святые церкви и за нашю православную кретиянскую веру, призыающи милосердаго Бога на помощь, не сумняяся ничтоже, за единородную нашю братию православные крестиян»[418]. Только после этого войско, заручась Божественной помощью, выступило на заранее расписанные позиции и приступило к осадным работам. Ранее такая деталь в описаниях осад крепостей не встречалась, и, похоже, что этот обычай был введен в оборот именно при Иване IV, который отличался особым религиозным рвением. Этот обычай сохранился и позднее. Именно с молебна начиналась осада Полоцка зимой 1563 г.[419], и об этом же пишет польский шляхтич С. Немоевский в своем описании русского ратного обычая[420], сделанном в начале XVII в.
Атака на Казань, судя по описанию осады в русских летописях и разрядных книгах, велась в первую очередь против городских ворот (их в Казани насчитывалось 13) и прилегающих к ним участков городской стены и вала. При этом осаждающие стремились не давать осажденным никакого роздыху. Русские пушкари «начаша безспрестанно по граду бити стенобитным боем и верхними пушками (мортирами. – В. П.) вогнеными, побиваху многих людеи из наряду», «чрез вся нощи стреляше, да не опочивают погании». При этом сидящие по траншеям-закопам, устроенных перед турами, стрельцы, казаки и сборные с городов и волостей пищальники вносили свою лепту в артиллерийскую канонаду, «не даваше на стенах людем быти и из ворот вылазити, многих побиваша»[421]. Вообще, роль огнестрельного оружия, как ручного, так и тяжелого, во время третьей осады Казани была велика как никогда прежде. Мощный непрерывный огонь осадной артиллерии не только наносил большие потери осажденным и препятствовал им ремонтировать укрепления, но и постепенно приводил стены и башни Казани в негодность. Более того, от применения разного рода зажигательных огнеприпасов и в самом городе, и на его валах неоднократно вспыхивали пожары, тушить которые казанцам было крайне сложно, а под конец осады – и вовсе невозможно. Вот и выходит, что в последние дни перед генеральным штурмом, по сообщению русского книжника, «мосты же у Царских ворот и Аталыковых и Нагаиских и через всю нощь горело, выгорела стена городная, обгоре и земля из города сыпася, бе бо весь град насыпан землею и хрящем»[422]. Выходит, что пожары, возникшие в ходе бомбардировки, разрушили само деревянное основание казанских фортификаций, раз внутренняя засыпка служивших основанием городского вала тарасов начала сыпаться наружу.
Под прикрытием мощного огня артиллерии русские землекопы, посошные люди и послужильцы детей боярских вели осадные работы, передвигая укрепленные турами позиции и стрелковые траншеи-закопы все ближе и ближе к ограждавшему казанские валы и стены рву (более шести метров в ширину и двадцати метров в глубину, если верить летописцу). Местами русские туры и ров отделяли всего лишь полсотни саженей, а в преддверии генерального штурма туры были поставлены на рву «против Царевых ворот Арских, и Аталыковых такоже и Тюменских»[423]. Там же, где невозможно были поставить туры, по царскому приказу промежутки между укрепленными русскими позициями были перекрыты палисадом с таким расчетом, чтобы «ни в город, ни из города весть не придет»[424]. Отметим, что для прикрытия стрелков и штурмующих колонн от неприятельского огня использовались большие щиты-мантелеты. Так, 30 сентября, во время боя за Арские и Царские ворота, стрельцы и казаки, согласно разрядным записям, «заметали ров у города Казани хворостом з землею и скоро взошли на стены великою силою и поставили щиты, и билися на стене день и ночь до взятия города»[425]. Не был забыт и примет – так, накануне генерального штурма «повеле государь рвы наполнити лесом и землею и многие мосты устроити», причем работы эти велись под прикрытием огня осадной артиллерии