) и как много зависело от опыта, искусства и чутья мастера.
Тем не менее, несмотря на все сложности технологического процесса, масштабы, качество и количество производимых на московском Пушечном дворе орудий поражали иностранных наблюдателей, имевших возможность ознакомиться на месте с артиллерией Ивана Грозного и его преемников, царей Федора Иоанновича и Бориса Федоровича. Некий англичанин, побывав на царском смотре зимой 1557/58 г., в самый канун начала Ливонской войны, в своих записках отметил, что московиты обладают «великолепной и разнообразной бронзовой артиллерией – бэйсами, фалконами, миньонами, сакрами, кулевринами, двойными и королевскими пушками, большими и длинными василисками (описывая русские орудия, англичанин прибег к знакомым ему терминам, под которыми скрывались артиллерийские орудия калибром примерно в 1,25, 2, 3, 6, 14, 18, 48 и 74 фунта. – В. П.)…» Кроме того, писал англичанин, «у них есть 6 великих орудий, которые стреляют ядрами в ярд величиной, когда такая пушка выстрелит, то человек легко сможет увидеть, как летит такое ядро». Наконец, завершал он свое описание московского «наряда», у русских есть «великое множество мортир или пушек-«горшков» (в оригинале использовано словосочетание «pot guns». – В. П.), из которых они стреляют зажигательными снарядами (в оригинале «wild fire». – В. П.)…»[566]. Кстати, как раз накануне приезда англичанина в Москву, в 1554 и 1555 гг. на Пушечном дворе были отлиты два гигантских орудия, «Кашпирова» и «Степанова», калибром 20 и 15 пудов и весом соответственно 1200 и 1020 пудов[567], и не их ли видел наш англичанин среди отмеченных им тех шести гигантских пушек?
Спустя почти два десятка лет имперский посол Иоганн Кобенцель в своем донесении императору Максимилиану II в 1576 г. писал, что «Немцы и Поляки, как и сами Москвитяне, уверяли меня, что… кроме других, в двух только местах хранятся две тысячи орудий с множеством разнородных машин. Некоторые из этих орудий так велики, широки и глубоки, что рослый человек, в полном вооружении, стоя на дне орудия, не может достать его верхней части»[568]. В том, что такие большие орудия в Москве были, не стоит сомневаться – польский шляхтич С. Немоевский в своих записках писал, что он видел возле Московского Кремля «18 новоотлитых мортир (не тех ли, что были отлиты по приказу Лжедмитрия I, готовившегося к войне с турками? – В. П.), громадных и удивительных, а одно орудие столь громадно, что человек мог в него влезть», а в другом месте «стоит большое и длинное орудие, в котором рослый мужчина может сесть, не сгибаясь: я это сам испытал»[569].
Над изготовлением этой многочисленной и могучей артиллерии трудились многие иностранные и русские мастера, об именах которых свидетельствуют в первую очередь сами пушки, ими изготовленные. Начнем с иноземных мастеров, которые приложили свою руку к изготовлению этих подлинных шедевров литейного искусства середины – 2-й половины XVI в. Иван Грозный и его советники, отлично понимая всю важность обладания передовой военной техникой и тем более технологиями, не оставляли попыток нанять в Европе мастеров-литейщиков и артиллерийских специалистов. Так, например, в Москве в 1546 г. весьма благосклонно отнеслись к предложению саксонского авантюриста Г. Шлитте, прибывшего с рекомендательными письмами от прусского герцога Альбрехта Гогенцоллерна, оказать содействие в найме специалистов, в том числе и оружейников, в Европе. Правда, из-за козней ливонцев (прежде всего магистра ордена И. фон дер Рекке) и великого князя Литовского и польского короля Сигизмунда II миссия Шлитте закончилась не так блестяще, как начиналась, однако можно предположить, что именно благодаря его усилиям в Москве в конце 40-х – начале 50-х гг. появился мастер Каспар Гунс (в русских документах Кашпир Ганусов – Каспар Иогансен?), учитель Андрея Чохова.
Точно неизвестно, сколько артиллерийских орудий отлил Каспар Гунс за время своей работы на Пушечном дворе (по мнению А. Н. Лобина, до конца 60-х гг., во всяком случае, в Смоленском арсенале хранилась, согласно описи 1671 г., 4-фунтовая медная пищаль, отлитая Гунсом с 1565–1566 гг.[570]) и каковы их характеристики. Однако похоже, что немецкий литейщик специализировался главным образом на изготовлении тяжелых крупнокалиберных орудий – о гигантской «Кашпировой» пушке уже было сказано выше (историк Е. Л. Немировский полагал ее мортирой[571]), а кроме нее, мастер отлил целый ряд других тяжелых орудий. Так, в 1554–1555 гг. он изготовил 15-фунтовую пищаль, а в 1563–1564 гг. – 35-фунтовую «Острую Панну». В росписи артиллерии, что была придана войску воеводы М. Б. Шеина, отправившегося осаждать Смоленск в 1632 г., числилась 150-пудовая 12-фунтовая пищаль «Гладкая» «Кашпирова литья»[572]. Впрочем, мастер не ограничивался отливкой больших орудий. В 1562 г. им были сделаны по меньшей мере три 6-фунтовые «полуторные» пищали (и не эти ли 6-фунтовые пищали стали образцом для больших серий аналогичных по калибру, весу и размерам пищалей, отливавшихся впоследствии в Москве?), а в 1565–1566 гг. – 4-фунтовая пищаль[573]. Отметим, что в описи псковской артиллерии 1699 г. числится отлитая неким Кашпиром в 1585–1586 гг. 6-фунтовая полуторная пищаль[574]. Кто этот Кашпир? Если Каспар Гунс, то тогда его долголетию можно только позавидовать – почитай, 40 лет работал он на Пушечном дворе!
Другим иноземным мастером, прибывшим, по мнению А. Н. Лобина[575], в Россию между 1554 и 1562 гг., был некий Богдан (в 1554 г. он отлил в Литве 19-фунтовую пищаль «Дедок»[576]). Прибыв из Великого княжества Литовского, русин Богдан активно включился в производство артиллерийских орудий на Пушечном дворе. Специализировался он на изготовлении малых и среднекалиберных пищалей калибром 1,5, 2, 4, 5,5, 6 и 7 фунтов, которых известно, по словам историка Н. Н. Рубцова, порядка 20, из них пять датированы 60-ми годами XVI в.[577]
Кроме оставивших свой след благодаря надписям на отлитых ими пушках, на Пушечном дворе работали и другие иностранцы, о которых, к сожалению, практически ничего не известно. Так, к примеру, вместе с русским послом Осипом Непеей в мае 1557 г. из Лондона отплыло 4 английских торговых судна, на борту которых, кроме русского посла и английских же дипломатов к Ивану Грозному, были также артиллерийские мастера, пушки и артиллерийские материалы[578].
Но не иностранцы играли заглавную роль в изготовлении артиллерии грозного царя, но русские мастера. Самым известным из них был, конечно, знаменитый Андрей Чохов, ученик Каспара Гунса, в совершенстве овладевший искусством отливки тяжелых орудий (и колоколов). Самое раннее из известных его орудий, 5-фунтовая пищаль длиною в 4 аршина и весом 43 пуда, «на ней орел двоеглавой, наверху орла три травы, у казны травы ж, в травах подпись Руским писмом: «лета семь тысяч семдесят шестого году, делал Кашпиров ученик Андрей Чохов»; посеред ее и у дула травы ж», датируется 1567–1568 гг. Две другие малые пищали 4-фунтового калибра были отлиты начинающим мастером в следующем, 1569 г.[579] Эти небольшие (относительно, конечно) пищали стали, похоже, своего рода «пробой пера» будущего мастера. После них Чохов перешел к изготовлению больших орудий, которые стали главным делом его жизни (впрочем, в промежутках между литьем больших пищалей и пушек Андрей со своими учениками и подмастерьями продолжал делать и небольшие полуторные пищали, как это было, к примеру, в первые послесмутные годы[580]).
За шестьдесят лет своей работы на Пушечном дворе (последнее известное орудие мастером было отлито в 1629 г.) им было изготовлено несколько десятков артиллерийских орудий, и знаменитая Царь-пушка калибром 54 пуда, отлитая им в 1585–1586 гг., лишь самая известная. А были и другие, не менее замечательные. Так, в 1574–1575 гг. Чоховым была изготовлена первая именная его литья пищаль – 12-фунтовая «Лисица», в 1576–1577 гг. – 70-фунтовый (sic!) «Инрог» и 40-фунтовый «Волк». Двумя годами позже, после того как «Волк» был взят шведами под Венденом, мастер отлил по царскому указу второго такого же «Волка» (он также попал в руки шведам, и оба «Волка» сохранились до наших дней и ныне хранятся в шведском замке Грипсгольм)[581]. В 1586 г. Чоховым были отлиты «верховая пищаль» (мортира) «Ягуп», неснаряженная бомба для которой весила 6 с четвертью пудов, а в 1589–1590 гг. – сразу пять крупнокалиберных пищалей, 25-фунтового «Соловья», 40-фунтового «Льва», 45-фунтового «Аспида» и 60-фунтового «Троила», в 1699 г. стоявших во Пскове, и 25-фунтовую «Скоропею»[582]. В 1588 г. мастер изготовил уникальную 100-ствольную пушку, о которой польский ротмистр С. Маскевич писал: «Я видел одно орудие, которое заряжается сотнею пуль и столько же дает выстрелов; оно так высоко, что мне будет по плечо; а пули его с гусиные яйца». Кстати, он упоминал в своих записках и о Царь-пушке. По его словам, «сев в нее, я на целую пядень не доставал головою до верхней стороны канала. А пахолики наши обыкновенно влезали в это орудие человека по три, и там играли в карты, под запалом, который служил им вместо окна»