[653]. Немалое количество пороха было в пороховой «казне» оставляемых русскими по условиям Ям-Запольского перемирия ливонских городах и замках. К примеру, в небольшом замке Трикатен было почти 44 пуда пороха и 8 пудов селитры[654]. Если же посчитать, сколько всего «зелья» и его компонентов находилось в оставляемых по условиям перемирия ливонских городах и замках (всего 21), то выходит, что в их пороховой казне хранилось 6867 пудов и 15 фунтов пороха, примерно 68 пудов и 35 фунтов селитры и 131,5 пуда «горячей» серы[655]. Так что если Гейденштейн, панегирист Стефана Батория, и преувеличил размер трофеев, взятых королевским войском в русских крепостях в ходе Баториевой войны, то не слишком сильно.
Стоит заметить, что «ямчужная» повинность тяжким грузом ложилась на плечи тяглецов, и получить освобождение от нее, как, впрочем, и от целого ряда других повинностей, связанных с обеспечением действия государева наряда, было желанной целью для землевладельцев, крестьянских и посадских миров. О характере и составе этих повинностей позволяет судить, к примеру, жалованная тарханная грамота, выданная от имени юного царя Михаила Федоровича инокам Николо-Угрешского монастыря. Игумен Киприан сумел вовремя подсуетиться и добился получения грамоты, в которой было прописано, что крестьяне монастырских сел и деревень «к ямчюжному делу сору и дров не дают, и ямчюги не варят, и амбаров ямчюжных не делают (то есть освобождались от селитряной повинности. – В. П.)». Но и это еще не все. Крестьяне монастырских вотчин, согласно грамоте, также «к пушечному делу на пушечной запас волоков, и колес, и саней, и канатов, и лну, и поскони, и смолы, и холстов, и всяких запасов не дают и не делают, и к зелейному и к пушечному делу уголья и никаких запасов не возят и не дают». Вдобавок ко всему они еще и «ядер каменных не делают»[656].
Итак, из этой жалованной грамоты состав повинностей, которые должны были обеспечивать действия «наряда», просматривается более чем наглядно. Это не только изготовление селитры, но также поставки всевозможных материалов и оборудования, нужных в артиллерийском деле, но даже и изготовление каменных ядер. И тут возникает вопрос: а какие боеприпасы были в ходу у русских пушкарей в конце XV – начале XVII в.?
Для ответа на этот вопрос обратимся сперва к переписи артиллерийского вооружения и припасов в оставляемых русскими ливонских городах и замках. К примеру, в юрьевском цейхгаузе хранились ядра (kuli) каменные, железные и железные, облитые свинцом (для лучшей обтюрации), а в описи оставляемого наряда в Вольмаре числятся в немалом количестве не только каменные ядра, но и каменные ядра, облитые свинцом (причем все они были небольшого калибра – фунт или доли его). Опись же вооружения замка Берзон сообщает нам о свинцовых ядрах для малокалиберных пищалей (2-фунтовых, 0,75-фунтовых, полуфунтовых и 1/8 – фунтовых). Не забыта в описи и дробь для тюфяков[657].
Однако это еще не все. Русские пушкари использовали еще и зажигательные снаряды. Про некие «огненные ядра», которые были применены в ходе смоленской эпопеи Василия III, уже было сказано выше, но есть и еще одно прелюбопытное описание зажигательной «бомбы» (?), сделанное, похоже, с натуры казанским книжником Шерифом Хаджи Тархани. Повествуя о неудачной казанской экспедиции Ивана Грозного зимой 1549/50 г., он писал об использованных русскими пушкарями зажигательных снарядах: «Эти снаряды снаружи опоясаны железом, внутри кованой меди положены белая нефть и сера, соединены и укреплены малюсенькие ружья, приведенные в готовность положенной дробью из 4–5 свинцов, и ими стреляли темной ночью словно «как дождевая туча с неба. В ней – мрак, гром и молния». И искры в воздухе, что вылетали по ночам из огненного снаряда, можно было бы сравнить с упавшими разом звездами и планетами»[658]. Судя по описанию, перед нами довольно сложная конструкция из двух полусфер (медь, бронза?), скрепленных для крепости железными обручами и заполненных горючей смесью вместе с отрезками железных трубок, в свою очередь начиненных порохом и свинцовой дробью.
Каменные ядра, как уже было отмечено выше, изготавливались, похоже, в порядке повинности мастерами-каменосечцами (главным образом из известняка?), а вот с металлическими ядрами дело сложнее. Поскольку техника чугунного литья в XVI в. еще не была освоена, ядра не отливались, но отковывались кузнецами из железных криц. Поэтому известный пассаж из Герберштейновых «Записок» о том, что в бытность его в Московии тамошний государь имел литейных мастеров немцев и итальянцев, которые отливали, «funduit», ему, кроме пушек, еще и железные ядра, «ferreos globulos», следует признать неточностью перевода, ибо в немецком варианте текста упоминаются «Kuglschmid», «кузнецы-ядерщики»[659].
Само собой, к этой работе в первую очередь привлекались казенные кузнецы, числившиеся по пушкарскому ведомству (согласно сметному списку 1630–1631 гг., только на Пушечном дворе в Москве работали 12 казенных кузнецов[660]). Однако расход ядер в ходе многочисленных войн, несомненно, был высок, и справиться с обеспечением государевых ратей боеприпасами казенные кузнецы были не в силах. Поэтому государство шло на то, чтобы заказывать боеприпасы на стороне, задействуя при этом частный интерес. При этом государевы наместники, дьяки и подьячие требовали от кузнецов, чтобы изготавливаемые ими ядра соответствовали присланным из Москвы меркам-«кружалам», обещая оплату труда кузнецов и их подмастерьев. Так, в ноябре 1555 г., накануне войны со шведами, новгородские дьяки Ф. Еремеев и К. Дубровский получили из Москвы указание встретить посланных из столицы пушкарей и проследить за тем, чтобы новгородские кузнецы изготовили «шесть сот ядер железных по кружалом, каковы кружала посланы с пушкари, а велели бы есте кузнецом ядра делати круглые и гладкие, и каковы им укажут пушкари». При этом от имени Ивана IV дьякам предписывалось, чтобы они кузнецам за их срочную работу «за дело, и за железо, и за всякой харч платили из нашие казны»[661].
Составить представление о размахе подобного рода работ можно по истории одного заказа, который был сделан из Москвы устюженским кузнецам в 1632–1633 гг., в самом начале 2-й Смоленской войны 1632–1634 гг. Тогда Москва потребовала от устюженского воеводы, чтобы тот договорился с местными кузнецами о срочном изготовлении 100 тыс. железных ядер «в трехгривенное кружало» и 2 тыс. ядер в «гривенное без четверти кружало» (то есть соответственно 3-фунтового и 0,75-фунтового калибра) с оплатой «за пуд ядер давать по осьмнатцати алтын (то есть 54 копейки. – В. П.) за железо и за уголья и за дело». Однако эта оплата, установленная по опыту предыдущих лет, не устроила кузнецов, и они отказались выполнять заказ, мотивируя это тем, что и железа-де в этом году из-за дождей было заготовлено мало, и угля древесного не хватает, и подмастерья требуют большей оплаты за свой труд. Одним словом, и 20 алтын, по мнению кузнецов, цена слишком малая, чтобы браться за работу.
Воевода, оказавшийся между двух огней, задействовал административный ресурс и, выдав кузнецам аванс из кабацких денег, уговорился с ними о том, что они начнут работу и перво-наперво начнут «ядра ковать поденьшиною для опыту во что станет пуд ядер в трехгривенное кружало и в гривенное без чети кружало»[662]. Опытная работа показала, как писал отечественный археолог и металловед Б. А. Колчин, «кузнец с молотобойцем изготовляли в день от 41/2 до 6 ядер». При этом, подчеркивал археолог, «нужно учесть, что кузнец получает железо не прутовое, а в виде крицы, которую ему нужно еще расковать в прут или на части, соответственно ядрам, а также сложность подгона ядра по весу и диаметру к калибру и отделка поверхности на точилах до требуемой гладкости»[663]. В общем, вышло, что стоимость пуда 3-фунтовых ядер составила 22 алтына и от 2 до 4 денег, а пуд малых ядер обошелся и того дороже – 33 алтына и 5 денег[664].
Понятно, что Москва отказалась пойти на уступки кузнецам и оплачивать их работу по такой ставке. Более того, в мае 1633 г. в Устюжну пришел новый царский указ, которым предписывалось тамошним кузнецам «железные ядра делать на спех» с оплатой по итогам проделанной ранее работы. А сделать кузнецам надлежало (весьма внушительный перечень!) 500 ядер весом по пуду, по 500 ядер весом 30, 23, 16 и 14 фунтов, 5 тыс. ядер для 13-фунтовых пищалей, 1,5 тыс. ядер для 12-фунтовых пищалей, 4 тыс. 8-фунтовых ядер, 1,5 тыс. – для 7-фунтовых, 20 тыс. для 6-фунтовых пищалей, 1 тыс. – для 5-фунтовых, 70 тыс. – для 4-фунтовых, 33 тыс. для 3-фунтовых, 1 тыс. для 2,5-фунтовых пищалей. И в конце заказа шли два абсолютных рекордсмена – 100 тыс. (sic!) ядер для 2-фунтовых пищалей и аж 200 тыс. – для 1-фунтовых![665] И этот заказ не был последним!
Стоит заметить, что русское железоделательное производство в раннем Новом времени находилось, по сравнению с иными европейскими государствами, в невыгодном положении. Б. А. Колчин, характеризуя развитие русской железоделательной промышленности в XVI в., полагал, что важнейшими железоделательными регионами в Русском государстве того времени были Устюжна (которая выступала одним из главнейших поставщиков оружия на русский рынок) и Вологда, Серпухов и Кашира, северо-запад Новгородской земли и Карелия, а к концу XVI в. к ним присоединяется Тула. Правда, к этому времени Серпухов и Кашира постепенно утрачивают свой статус крупных железоделательных центров, а в начале XVII в. в результате Смуты шведы заняли немалую часть новгородского железоделательного района