Военное духовенство в России в конце XIX – начале XX века — страница 33 из 68

[530].

Кроме того, иконы отправляли на фронт различные благотворительные организации, в том числе Красный Крест, и великая княгиня Елизавета Федоровна. Большинство икон были стандартные, традиционной иконографии, отпечатанные типографским способом.

Некоторые иконы, оказавшиеся на войне, разделили трагическую участь ее участников. «Так в Порт-Артуре оказался иеромонах эскадренного броненосца “Победа” о. Никодим. 24 ноября 1904 г., во время гибели броненосца, о. Никодим, рискуя своей жизнью, под выстрелами неприятельских снарядов, при холоде извлек со дна моря св. антиминс, сундучок со святыми сосудами, часть ризницы и несколько небольших икон. Несколько раз проходил отважный священник по борту потонувшего корабля и отыскивал имущество корабельной церкви, скользил и падал, рискуя утонуть»[531].

Еще одна икона, спасенная на этот раз из сданного Порт-Артура, – «Избавительница». В 1902 г. афонские монахи передали адмиралу Е. И. Алексееву икону Божией Матери «Избавительницы». Икона находилась в церкви при штабе крепости. «Священник о. Глаголев спрятал ее на себе, хотя и весила она более пуда, и потом через Чифу, по морю на китайской лодке 80 верст он нес ее, едва не погибнув во время шторма, а потом через французское посольство доставил в Россию»[532].

Другая икона – Димитрия Солунского – небесного покровителя крейсера «Дмитрий Донской», поднесенная крейсеру в 1901 г., находилась в алтаре церкви крейсера и утонула вместе с ним. После завершения Цусимского сражения икону нашли японские рыбаки, которые отнеслись к находке очень благоговейно. Японские же военные моряки, узнав какому крейсеру принадлежала икона, вызвались передать ее «самому доблестному экипажу российского флота». Позднее, когда в 1948 г. владыка Нестор (Анисимов) приехал из Китая в Москву, он вручил военную реликвию святейшему патриарху Алексию I, а тот передал ее в Троице-Сергиеву Лавру, где она хранится в настоящее время.

В Японии духовная миссия изготавливала иконы – иконы по присылаемым размерам писала Ирина Петровна Ямасита[533]. Часть икон – например, в Хаматера – были вывезены самими пленными из Порт-Артура. Кроме того, среди военнопленных оказалось «много просящихся писать иконы. Потому разосланы иконописный материал и инструменты: в Мацуяма – офицеру Инглизу, в Сидзуока – офицеру Рейнгардту, в Хаматера, Нарасино, Тоехаси – нижним чинам»[534]. Для церкви в Хаматера иконы писал Павел Петрович Хаулин. Он оказался очень талантливым иконописцем и писал даже по заказу о. Николая для миссии «Воскрешение Лазаря»[535].

Таким образом, иконы сопровождали солдат во все моменты войны, разделяя с ними и ужасы поражений, и тяготы плена. Большинство из них относилось к классической иконографии и не имело никаких особенных черт, позволяющих установить связь иконы с Русско-японской войной. Сюжетные предпочтения, конечно, имелись. Связаны они были либо с историей полка и полковой иконой, либо с нуждами полковой церкви, либо, наконец, с личными пристрастиями владельцев.

Икона традиционного письма, по мнению Стивена Норриса[536], больше отражала потребности войска, воплощая в себе «символ национально-культурной идентичности».

Вместе с тем ощущается некоторая потребность в «своей» иконе. Потребность эта восполнялась за счет религиозных картинок, лубков религиозного содержания. Один из самых распространенных образов этих картин – архистратиг Михаил. Встречаются также изображения «святых воинов Георгия, Феодора, Евстафия и Димитрия, побивающих различные силы зла»[537].

Имеется также икона, теснейшим образом связанная с Русско-японской войной[538].

Согласно преданию, в 1903 г., накануне Русско-японской войны, Пресвятая Богородица явилась одному матросу, участнику обороны Севастополя, живущему в Бессарабии. Богородица повелела написать свой образ и доставить его в крепость Порт-Артур, обещая свое покровительство и победу русскому воинству тотчас по прибытии святой иконы в крепость.

11 декабря 1903 г. этот человек прибыл в Дальние пещеры Киево-Печерской лавры и рассказал о своем чудесном видении монахам.

Начался сбор пожертвований на написание образа. 10 000 богомольцев приняли участие в сборе средств, каждый вносил по 5 копеек, больше не брали. Так были собраны средства на краски и материал для иконы. Иконописец Павел Федорович Штронда, «с верою дерзающе о Господе, приступи к труду и, исполняя повеление Богородицы <…> сооруди икону», следуя точному описанию матроса, все время находившегося рядом. По краям иконы сделали надпись: «Торжество Пресвятой Богородицы. В благословение и знамение торжества христолюбивому воинству Дальней России от святых обителей Киевских и 10 000 богомольцев и друзей»[539]. Согласно легенде, работа длилась шесть недель. За работу художник ничего не взял, а на камне, изображенном лежащим у ног Богородицы, оставил свой автограф[540]. В марте 1904 г. написание иконы в Киево-Печерской лавре было завершено[541].

На Страстной Седмице Великого поста 1904 г. образ торжественно освятили и отправили в Санкт-Петербург вице-адмиралу В. П. Верховскому. Верховский, в свою очередь, обратился к вдовствующей императрице Марии Федоровне. Она поручила доставить святыню в порт-артурскую крепость адмиралу Н. И. Скрыдлову, назначенному командующим Тихоокеанским флотом вместо погибшего адмирала С. О. Макарова. 14 апреля 1904 г. «победоносная главная хоругвь русской армии» покинула столицу.

Попытка переправить икону в Порт-Артур не увенчалась успехом. К тому времени, когда Скрыдлов прибыл во Владивосток, Порт-Артур был уже отрезан, и адмирал по телеграфу испросил у императрицы разрешения временно поставить образ во владивостокском Успенском соборе, что он и сделал, получив 2 августа 1904 г. согласие Марии Федоровны. По железной дороге икона была доставлена во Владивосток, где ее встречал владыка Владивостокский и Приморский Евсевий (Никольский). Далее святой образ был временно помещен в Успенском кафедральном соборе Владивостока. Задержка с доставкой была вызвана объективными причинами: отсутствием свободных кораблей и активными военными действиями в осажденном Порт-Артуре. Было сделано несколько фотокопий и написана небольшая копия масляными красками на дереве. Снимки отправили по почте в порт Чифу, где находилось русское консульство, с просьбой при первой же возможности переслать их в крепость, однако по пути они затерялись. Живописную копию дважды пытался доставить в Порт Артур матрос Пленков – оба раза безуспешно.

В итоге образ, «не обретя веры у воев наших в помощь Богоматери», так и не достиг Порт-Артура. Тщетной оказалась и самоотверженность отставного ротмистра лейб-гвардии Уланского его величества полка, героя Русско-турецкой войны Н. Н. Федорова, который, несмотря на свои болезни, отправился из Гатчины во Владивосток, чтобы все же провезти «первописанную икону» в обороняющуюся из последних сил крепость. Он из газет узнал о судьбе Порт-Артурской иконы и решил взять на себя трудный и опасный подвиг – доставить означенную икону к месту назначения. Его духовник, отец Иоанн Кронштадтский, дал ему на это свое благословение.

Но доставить икону вновь не удалось – сначала помешала буря, ее сменил мертвый штиль, а потом было уже поздно – 20 декабря 1904 г. Порт-Артур сдали. «Неудачу своей попытки, – сказал Федоров, – могу приписать только тому обстоятельству, что Царице Небесной неугодно было больше, чтобы святая икона Ея прибыла в Порт-Артур после того, как в течение семи с лишним месяцев не позаботились доставить ее по назначению»[542].

Икона оказалась в Ставке главнокомандующего генерала Куропаткина в Маньчжурии. Известно письмо о. Иоанна Кронштадтского: «Вождь нашего воинства А. Н. Куропаткин оставил все поднесенные ему иконы у японцев-язычников, между тем как мирские вещи все захватил. Каково отношение к вере и святыне церковной! За то Господь не благословляет оружия нашего, и враги побеждают нас. За то мы стали в посмеяние и попрание всем врагам нашим»[543].

Существует, правда, версия, что после войны икона вернулась в Успенский собор Владивостока. В 1932 г. собор был закрыт, в 1938 г. взорван, и дальнейшая судьба иконы оставалась неизвестной.

То, что во время войны непременно должна возникнуть некая либо вновь обретенная, либо чудотворная икона, по мнению Стивена Норриса, не вызывает сомнений и даже является некой закономерностью. Однако судьба «Вратницы» и в самом деле удивительна.

В ее истории нет ничего безоговорочного.

Во-первых – видение. По одним сведениям, оно произошло 11 декабря, по другим – 12 декабря 1903 г.

Во-вторых – кому было видение? Многие авторы называют Федора, старика-матроса, участника обороны Севастополя[544]. Но есть и другое имя – бывший матрос и Георгиевский кавалер Л. Е. Катанский, или Катинский[545]. Безусловно, все авторы сходятся на том, что он был матрос, участник обороны Севастополя и Георгиевский кавалер. Таким образом, для творцов легенды принципиальна преемственность воинской истории, тема героизма (Георгиевский кавалер и осада Севастополя) и православие и благочестие того, кому было видение. Н. Б. Павлов отмечает как бы вскользь, что «старик-матрос» не придал огласке свое видение, а направился в лавру, чтобы понять смысл своего сна. Надо отметить, что такой поворот событий неудивителен. В преданиях относительно чудотворных икон явления нередки именно простым людям – крестьянам, болящим го