[553]. Для этого предстояло организовать места для богослужения, и с этим возникли некоторые затруднения. Несколько проще справиться с этой задачей было тем священникам, которые уже имели опыт Русско-японской войны. Их на момент начала Первой мировой войны по ведомству о. протопресвитера числилось около 150 человек. У них уже был опыт служения во время военных действий. И хотя обстоятельства Русско-японской войны существенно отличались от того, что ожидало священников на фронтах Первой мировой, они хотя бы имели представление о военном быте и о необходимой военной экипировке. В частности, у них имелись оставшиеся еще с прошлой войны походные церкви. Эти церкви – набор предметов, необходимых для организации богослужения в походных условиях, – представляли собой сундук в чехле, палатку и вышитый иконостас.
Идея такой церкви разрабатывалась в конце XIX в. Маленькие складные престолы, упаковывавшиеся в крышку сундука с церковными вещами, начали брать с собой в поход с 1896 г. священники 9-й пехотной дивизии[554]. Престолы представляли собой 4 рамы и верхнюю доску в 1 кв. аршин[555]. Специальным положением, принятым 11 марта 1899 г., предписывалось «походных церквей <…> не иметь, а возить лишь установленные для <…> войсковых частей церковные вещи и богословские книги и присвоить всем частям антиминсы и складные престолы»[556].
Обсуждение вопроса, каким должен быть складной престол и как комплектовать ящик для церковных вещей исходя из практики военного похода, снова началось в марте 1904 г. Настоятель Преображенского всей гвардии собора протоиерей Владимир (Краснопольский) предложил складной престол из 8 частей, «соединенных также попарно железными петлями». При этом общая конструкция виделась следующим образом: «Каждая пара, раскрытая совершенно в одной плоскости, представляет сторону престола, стороны соединяются между собою в углах шипами и крючками. Является четырехугольник, на который и накладывается складная доска»[557]. При этом о. Владимир считал неудобным помещение престола на крышке сундука «из уважения к святости Таинства, совершаемого на престоле»[558].
Окончательный образец престола был утвержден в конце апреля 1904 г.: «Престол состоит из двух связанных между собою железными петлями рам, раскрывающихся в квадратную (17½×17½ верш.) доску с четырьмя по углам доски винтовыми железными гнездами для 4 деревянных ножек, укрепленных в гнездах вделанными в ножки железными винтами и соединяемых с верхнею доскою престола железными крюками; длина ножек (без доски) 20½ вершков»[559]. Кроме престола в поход полагалось брать свыше 30 наименований различных предметов.
В 1908 и 1912 гг. духовное правление ставило вопрос о комплектации ящиков и изменении их размеров. В результате количество вещей заметно увеличилось, как и сами размеры ящика.
Еще во время Русско-японской войны великая княгиня Елизавета Федоровна предложила использовать для походных церквей вышитый иконостас. Он экономил место и легко монтировался. Изготавливались ящики и полностью комплектовались фабрикой И. А. Жевержеева. Конечно, у такой церкви были свои недостатки. Ящики, по мнению некоторых священников, были «прямо непригодны для своей цели»: у них было «мелкое дно», к тому же открывались они «во всю ширину-длину». Из-за этого Св. Дары было «легко просыпать при каждом открывании». Единственным «преимуществом жевержеевских ящиков» считалось «то, что они в сумках»[560].
Систематизируя опыт Русско-японской войны, Г. И. Шавельский в 1913 г. опубликовал брошюру «Служение священника на войне», а в 1914 г. инициировал первый Съезд представителей военного и морского духовенства от всех военных округов и от флотов. Съезд проходил 1–10 июля 1914 г. Интересно, что о. протопресвитер собирался первоначально назначить открытие съезда «по окончании лагерного времени, то есть в августе»[561]. Если бы это произошло, съезд, скорее всего, вообще не состоялся бы. Между тем сам Г. И. Шавельский утверждал, что «при открытии съезда и мысли ни у кого не было о возможности близкой войны»[562].
В ходе работы съезда из полковых священников и ктитора дивизионной церкви была сформирована комиссия под председательством благочинного 1-й пехотной дивизии протоиерея Иоанна (Протопопова) для обсуждения вопросов практического служения в походных условиях. Была составлена опись церковных вещей и книг, необходимых в походное время, – всего 42 предмета весом 3 пуда 24 фунта и стоимостью 367 рублей 80 копеек. Список был не очень удачный: только сундук для упаковки вещей весил 24 фунта и стоил 5 рублей, а общий вес превышал три пуда. Определенные книги брать с собой в военный поход также представлялось нецелесообразным. Вместе с тем некоторые важные для проповедей книги и брошюры в список не включали. Например, не хватало брошюр и листков для проповедей. Как отмечал священник Александр (Горбацевич), «листки» были «миссионерского содержания», в то время как требовались «другие, например, о дозволенности убийства на войне, за веру, царя и Отечество и т. п.» Также нужны были материалы, «разъясняющие причины нынешней войны и вообще подходящего к моменту патриотического и героического содержания»[563].
Обсуждение затянулось. Сначала члены комиссии предлагали внести изменения в список вещей. Затем по распоряжению о. протопресвитера передали список на обсуждение благочинных гренадерских церквей в Москве, которые вполне согласились с мнением комиссии, но при этом заявили, что суждения по этому вопросу они не имели, так как со стороны военного начальства такого поручения им дано не было.
Пока список утверждался, умер И. А. Жевержеев, фабрика перешла к его сыну – Левкию. Меценат, коллекционер, один из организаторов музея театрального и музыкального искусства в Петербурге, он всецело отдавался любимому делу. Фабрика его интересовала значительно меньше. Тем не менее к началу войны казалось, что заготовленных фабрикой военно-походных церквей должно хватить для обеспечения нужд армии.
Объявления, регулярно помещавшиеся в «Вестнике военного духовенства», гласили, что «заготовлены в большом количестве по предложению духовного правления при протопресвитере военного и морского духовенства на случай экстренной надобности и немедленно высылаются военно-походные церкви для военных частей, отправляющихся в поход, с полным комплектом церковно-богослужебных предметов»[564].
В 1914 г. сундуки изготавливались «согласно параграфу 11 правил об укладке войсковых грузов издания 1908 г.»
Ранее И. А. Жевержеев неоднократно обращался в духовное правление и к о. протопресвитеру с запросами о том, какой образец следует использовать при изготовлении походных церквей, однако ответа не получил, поскольку новый образец, как уже указывалось, утвержден не был.
С 1915 г. походные церкви изготавливались «по табели», которая была утверждена 26 июля 1912 г. В 1915 г. монополия фабрики Жевержеева на изготовление походных церквей была нарушена – этим начала заниматься фабрика С. С. Мешкова, магазин которого находился в Москве на Никольской улице (в доме синодального ведомства). С 1916 г. реклама обеих фабрик помещалась рядом на последних страницах «Вестника военного духовенства». Включилась в это дело и фабрика А. В. Голосова, прежде производившая парчу.
На протяжении Первой мировой войны из казны не выделялось никаких средств для устройства походных церквей в полевых госпиталях и частях, формировавшихся в то время. Как следует из писем А. Горбацевича, практически все – иконки, крестики, брошюры, книги и листки для раздачи солдатам, а также походную церковь и все необходимые предметы – священник покупал сам. «Между тем в магазине походные церкви стоили около 425 руб., и не каждый священник мог ее приобрести. В итоге священнослужители устраивали походные церкви сами, кто как мог»[565]. Некоторые вещи, включенные в списки, заготовить было «положительно невозможно»[566], особенно в спешке или не имея опыта. Поэтому военные священники не всегда были подготовлены соответствующим образом. Еще хуже дело обстояло с мобилизованными из епархий, а их было большинство. Они вообще собирались кто как мог.
Некоторое количество походных церквей отправляли на фронт благотворители. На сооружение церквей и покупку необходимых для богослужения предметов собирали деньги солдаты и офицеры полков. Например, в 1915 г. «чины» лейб-гвардии Финляндского полка пожертвовали на сооружение храма 1950 рублей облигациями 5,5-процентного военного займа и наличными 225 рублей, а староста П. В. Корзинин на освящение церкви – 570 рублей.
Жертвовали на устройство церквей новобранцы, и, кстати, довольно помногу – до ста рублей[567]. Офицеры же собирали рублей по двести в среднем. Жертвовали на полковые храмы, церковную утварь и частные лица. Так, в походную церковь 62-го пехотного запасного полка поступили пожертвования от нижегородской купеческой вдовы А. М. Солиной – «облачения на престол и жертвенник, полное облачение для священника и диакона, воздухи, завеса к царским вратам, лампада серебряная, вызолоченная икона “Собор всех святых” в серебряной ризе, всего на сумму1500 рублей»[568]. Еще 50 рублей на украшение этой церкви пожертвовал ефрейтор означенного полка И. Болтинцев. В «Вестнике военного и морского духовенства» за 1916 г. сообщалось: «Для церкви пехотного Царскосельского полка ктитором церкви, прапорщиком П. И. Захаржевским сооружена церковь-палатка с необходимыми принадлежностями с затратой на это собственных средств 803 руб.»