Наконец, на Дальнем Востоке появляется храм, совершенно точно совпадающий с «типом военных церквей», принятым комиссией А. А. Желобовского. Это храм в селе Спасское, сооруженный «в 1910–1911 гг. по типу военных церквей на отпущенные от казны средства (44 000 руб.)»[949].
Из церквей, построенных в 1910 г., наиболее известна ныне утраченная деревянная церковь во имя св. Николая Мирликийского Чудотворца, сооруженная в память воинов 28-го Сибирского стрелкового полка, погибших в боях за Порт-Артур.
В 1910 г. в Иркутск переводятся 27-й и 28-й стрелковые полки, входящие в состав 7-й Восточно-Сибирской дивизии. 28-й полк размещается во вновь выстроенном комплексе казарм, расположенных на Петрушиной горе в районе пересечения 5-й Иерусалимской и Загоскинской улиц. Ближайшая церковь – Успенская – находилась в четырех верстах. Поэтому было принято решение построить для полка собственную церковь на территории казарм.
Благословение на строительство храма было получено от архиепископа Иркутского Тихона. Для сбора средств на возведение храма была образована комиссия, которую возглавил командир полка полковник П. Р. Брейкш. Было собрано 10 000 руб., Управление государственных имуществ бесплатно выделило строевой лес. Проект полковой церкви составил инженер Ф. Ф. Коштял, причем работа была выполнена им бесплатно, в качестве личного пожертвования в это богоугодное дело. «Церковь представляла собой довольно крупное деревянное сооружение длиною 20 саженей, шириною 8 саж., высотою 11 саж. (по другим сведениям, соответственно, 19, 6–8 и 13 саженей). Вмещала она около 1000 человек одновременно. Николаевская церковь <…> – монументальная одноэтажная церковь “кораблем”, но не в традиционном варианте, а с выделенным средокрестием. Вытянутый по оси восток – запад объем храма был двухъярусным, причем нижний ярус значительно шире верхнего. Покрытие – скатные металлические кровли с выделением щипцов средокрестия. Интересно, что не имелось венчаний – крупная глава помещалась над алтарем, объем которого был чуть понижен по отношению к ядру храма. Композицию завершала стройная ярусная восьмериковая колокольня (высотой до 28 м.), возвышавшаяся над притвором и увенчанная шатром с главкой»[950].
22 марта 1910 г. состоялась торжественная закладка храма, 19 декабря храм был освящен. Полковым священником служил Павел (Крахмалев). Накануне праздника из иркутского мужского Вознесенского монастыря перенесли икону св. Иннокентия с частицею от гроба святителя и установили в новом храме рядом с иконой св. Николая. Была отслужена панихида по героям полка с поименным поминанием более тысячи погибших воинов. На торжестве присутствовали командующий войсками Иркутского военного округа генерал А. В. Брилевич, командир 3-го Сибирского армейского корпуса генерал-майор Радкевич, иркутский генерал-губернатор Л. М. Князев и другие высшие военные чины и представители гражданской власти. Освящение храма совершали Иркутский архиепископ Тихон и Киренский епископ Иоанн. Год спустя, после завершения внутренней отделки, храм был вторично освящен 20 октября 1911 г.[951]
Таким образом, в начале XX века в Приамурском военном округе имелось большое количество военных храмов. Строительство их обусловливалось переброской войск в Сибирь и на Дальний Восток. Некоторое количество храмов было построено в середине XIX века, но большая часть учреждалась в связи с событиями Русско-китайской и Русско-японской войн. Большинство учрежденных храмов имели временный характер, поэтому не располагали собственными помещениями, а с прекращением военных действий либо разбирались, либо переводились вместе с полком в другие места. Только некоторые церкви обрели отдельные помещения.
В большинстве случаев стационарные помещения строились для тех полков, которые после окончания военных действий оставались на Дальнем Востоке. В этих случаях для церквей нередко использовали архитектурный тип «корабля» и разные варианты «русского» («вологодского») стиля. С одной стороны, стилистические предпочтения диктовались концепцией градостроительства, сложившейся на Дальнем Востоке. С другой стороны, имевшиеся альбомы типовых застроек, присылаемые из Петербурга, также содержали рекомендации придерживаться «русского» стиля. Вместе с тем церкви военного ведомства имели существенные особенности по сравнению с местной архитектурой. Во-первых, рассчитанные на большее количество прихожан, они имели большие размеры. Во-вторых, нередко для построек собирались и отпускались очень большие денежные средства, что позволяло сделать церковь значимой и заметной, красивой. Из особенностей церквей военного ведомства начала XX века можно отметить и внутреннее убранство. Собирание икон, изготовление деталей иконостасов вызывало у военнослужащих большой энтузиазм, и многие иконы изготавливались ими самостоятельно. При этом нередко предпочтения отдавались копиям Васнецова, а также иконам-покровителям русского воинства.
Некоторые стационарные церкви военного ведомства не могут быть отнесены к какому-либо определенному архитектурному типу. Возникая стихийно, отстраиваемые силами самих солдат и по их же инициативе, они не имели никакого архитектурного плана, представляли собой небольшие сооружения барачного типа, что отнюдь не умаляло их значения.
Что касается определения, можно ли относить все эти церкви к военным храмам, то здесь, конечно, имеется некоторая трудность. Многие церкви, построенные на деньги военного ведомства, при передислокации войск были преданы епархиальным властям. Также передавались епархиальным властям церкви Охранной стражи КВЖД в связи с изменением управления епархии.
Кроме того, в некоторых местах полковая церковь оставалась самым красивым храмом города, и прихожане из гражданского населения по своей инициативе ее посещали. Это не только не запрещалось, но и до известной степени поощрялось – военная церковь становится центром благотворительных инициатив, направленных не только на военных, но и на гражданское население; кроме того, нередко именно военная церковь организует обучение детей местного населения. Наконец, довольно часто военная церковь была вообще единственным православным храмом на многие версты (как было с церковью на ст. Фулярди). В этом случае церковь сыграла большую роль в деле христианизации местного населения.
Еще одной особенностью дальневосточных военных церквей становится их мемориальный характер. Это проявляется и в момент инициирования строительства ряда церквей, и в наличии памятных досок внутри церквей, и в наличии военных захоронений в непосредственной близости от храма.
Однако «мемориальность» нельзя считать присущей только военным церквям Дальнего Востока.
В 1908 г. Николаем II был издан указ о посылке на Дальний Восток особой комиссии для обустройства военных кладбищ России в Маньчжурии. В Петербурге под председательством великой княгини Ольги Александровны был создан Комитет по увековечиванию памяти русских воинов, павших в войне. «Первые реальные шаги – натурное обследование и выбор мест для захоронений – были предприняты осенью 1909 г. Все кладбища были разбиты на три разряда. К первому отнесены те, на которых предполагались каменное ограждение, часовни и храмы-памятники с памятными досками и мартирологами на камне, сторожки. Для приведения в исполнение решений комитета был создан особый орган, во главе которого назначен генерал-майор С. А. Добронравов. Проекты часовен, памятников, оград и крестов делались по заказу комитета в Петербурге и передавались специалистам для детальной их разработки на месте. В комиссии Добронравова, кроме инженеров-строителей, состоял и опытный гражданский инженер В. К. Вельс, известный первостроитель КВЖД и Харбина, который, вероятно, и занимался детальной разработкой утвержденных эскизов и вел авторский надзор»[952].
Практическая работа комиссии Добронравова продолжалась в Маньчжурии четыре года, вплоть до начала 1914 г. Казной было затрачено свыше 30 000 золотых рублей, крупные пожертвования были сделаны и другими особами царской фамилии. В городах Порт-Артуре, Дальнем, Мукдене появились две часовни-памятника и храм-памятник. Всего за этот период возведено 18 воинских мемориалов в 16 пунктах, однако церкви эти к военным относить по формальным признакам нельзя.
Невозможно недооценивать роль военного духовенства в распространении православия на Дальнем Востоке, в культурном и просветительном развитии края. Однако в полном объеме составить представление о размерах этого вклада на сегодняшний день не представляется возможным. Многие военные церкви были уничтожены в годы Гражданской войны в России и культурной революции в Китае.
Оптимизм придает энтузиазм исследователей.
Большую роль в деле выявления и реконструкции церквей на Дальнем Востоке играет доктор архитектуры, профессор, член-корреспондент Российской академии архитектуры и строительных наук Николай Петрович Крадин и его ученики.
Огромную работу ведут краеведы. Так, в 2014 г. в г. Хабаровске обнаружена церковь 24 Восточно-Сибирского стрелкового полка, причем исследователи-энтузиасты не только обнаружили планы и фотографии церкви, но и само здание[953]. Ведутся поиски военных церквей и во Владивостоке.
Наконец, «одна из церквей, которую по информации представителя Управления по делам религии г. Харбина в настоящее время предполагается восстановить и передать Церкви, – Иверский воинский храм»[954].
Учреждение церковной библиотеки и братские собрания при отце протопресвитере военного и морского духовенства (90-е гг. XIX в.)
Опубликовано: XXVII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Материалы. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2017. С. 319–322.