и состоянию помещений для размещения личного состава воинских частей, санитарно-эпидемическому состоянию призывного контингента и пр.).
Проблему поддержания высокой боеспособности воинской части в зоне боевых действий достаточно четко рассматривал инспектор РККА В.Левичев. В качестве основных факторов, влияющих на устойчивость части во время боевых действий, он отмечал высокую степень обученности личного состава, тренированность, втянутость в боевой режим, привычку к боевым впечатлениям (психологическая устойчивость), наличие кадрового костяка и высокие профессиональные и моральные качества комсостава. Немалое значение уделялось также внутренней дисциплине, основанной на понимании целей войны, ну и, конечно, качеству вооружения, обмундирования и питания[323]. Многие из этих требований, в силу объективных социально-экономических, культурных причин не были выполнены в условиях территориальной системы комплектования. Недостатками по этим показателям обладали и многие кадровые части, правда, в силу их специфики, в меньшей степени.
Возможность роста боеспособности терчастей РККА В.Левичев видел в рамках всеобщего экономического и культурного развития страны. Повышение общего уровня грамотности, особенно грамотности технической, при дальнейшем развитии системы допризывной подготовки создавало более благоприятные условия для адаптации призывников к обстановке военных сборов в терчастях и делало качество подготовки нисколько не хуже, чем в кадровых частях, что, естественно, снимало необходимость длительного казарменного обучения[324].
Но реальный уровень культурного и социально-экономического развития СССР в середине 1920-х гг. был недостаточно высоким для того, чтобы полностью перейти к территориальномилиционной системе комплектования РККА, костяком армии по-прежнему оставались кадровые части и постоянный состав терчастей. Более низкий уровень воинской дисциплины переменного состава проявлялся в сильном проявлении хозяйственнобытовых интересов, с которыми в кадровых частях командный и политический состав обычно справлялся в течение 1-2 месяцев[325].
Еще до Первой мировой войны военные теоретики стран Европы и Российской империи выделяли две основных военные доктрины. Первая предполагала войну на истощение и постепенное изматывание противника, который будет вынужден истратить все свои экономические, политические и людские ресурсы. Вторая подразумевала решительные наступательные действия, которые завершаются стремительным разгромом армии противника, которая еще не успела завершить мобилизацию. На последней был построен знаменитый план начальника генерального штаба Германии генерала Шлиффена по разгрому Франции и России в течение всего 6-8 недель. Война Советской России с Польшей в 1920 г. может быть использована нами как один из примеров войны, в которой также преследовалась цель быстрого разгрома противника войсками Красной Армии. Причем, несмотря на поражение Красной Армии под Варшавой, М.Н.Тухачевский продолжал придерживаться стратегии «сокрушения». Он рассчитывал на то, что тыл капиталистических стран окажется непрочным, а действия РККА будут поддержаны восставшим рабочим классом[326].
Наиболее известным примером войны на истощение в 1920-е гг. в советской военной школе была признана Первая мировая война. А.М.Зайончковский считал, что провал планов блицкрига и поражение Германии в Первой мировой войне заключался в ошибочном мнении генерального штаба Германии, что одним ударом можно будет сокрушить Францию. План Шлиффена был сорван. Германия оказалась обречена на поражение, поскольку ее людские и материальные ресурсы значительно уступали мобилизационным возможностям стран Антанты, и были недостаточны для ведения длительной войны сразу на два фронта[327].
Советские военные теоретики, такие, как А.А.Свечин, В.К.Триандафилов, Б.М.Шапошников в 1920-е гг. придерживались мнения, что будущая война будет крайне изнурительной и потребует привлечения максимальных материальных и людских ресурсов[328]. Б.М.Шапошников тогда писал: «...вероятнее всего, будущая война примет характер борьбы на измор»[329]. Эту точку зрения поддерживал и М.В.Фрунзе. В.К.Триандафилов вывел закономерность, которая заключалась в том, что индустриально развитые страны имели возможности мобилизации в свои армии до 23-25% от всего населения страны. В качестве примеров назывались такие потенциальные противники СССР, как Германия, Великобритания и Франция. Что касается аграрных стран, к которым были отнесены Румыния, страны Прибалтики, а также СССР, то их мобилизационные возможности ограничивались лишь 14-15% от всего населения[330]. Эти предположения о мобилизационных возможностях указанных стран в дальнейшем было подтверждено в ходе Второй мировой войны.
При недостатке обученных стратегических резервов для пополнения РККА, представители советской военной школы в предвидении новой войны предполагали наращивание численности обученных резервистов. Причем наиболее оптимальным способом являлось применение смешанного принципа комплектования, который позволял провести военное обучение призывного контингента без длительного отрыва от производства и пропускной способностью, превышавшей кадровые части РККА в 3 раза, как считал М.В.Фрунзе[331]. На этом строился его расчет по достижению эффекта экономии на содержании кадровых частей РККА при сохранении и постепенном наращивании стратегических резервов.
Оборонительный характер военной доктрины СССР в середине 1920-х гг. предполагал переход к смешанному, территориально-кадровому принципу комплектования, который в тех исторических условиях был наиболее оптимальным и позволял накопить значительные стратегические резервы в случае, если возникнет угроза войны. Ежегодно на призывные участки прибывало до 1200 тыс. призывников, из них годных к военной службе было около 800-900 тыс., в то время как пропускная способность сократившихся численно кадровых частей РККА позволяла провести полноценное боевое обучение всего около 300 тыс. призывников[332]. Неэффективное использование основной части призывного контингента лишало РККА в перспективе огромных стратегических резервов, поэтому руководство армии и государства окончательно приняло решение о переходе на смешанную систему комплектования.
В качестве стратегической задачи военной реформы предполагалось создание широкой, разветвленной системы обучения, которая охватила бы весь призывной контингент при одновременном прикрытии границ СССР, что позволило бы создать благоприятные условия для развертывания численности РККА в случае начала войны при наличии заранее подготовленного и хорошо обученного призывного и запасного контингентов.
Проблема комплектования комсостава территориальных частей решалась по нескольким направлениям. Часть комсостава, непосредственно занимавшаяся работой по боевой подготовке переменников, формировалась в основном за счет кадрового состава терчасти. Это в первую очередь младшие командиры -командир отделения, заместитель командира взвода, помощник командира взвода по политической работе. Именно они определяли степень боеспособности подразделения, так как лично руководили обучением личного состава и являлись связующим звеном между рядовым и командным составом РККА. Еще в самом начале военной реформы, в 1924 г., РВС СССР, анализируя первые результаты полевых сборов, отмечал, что почти во всех дивизиях есть некомплект младшего комсостава[333]. Для восполнения этого некомплекта при терчастях создавались школы младшего комсостава, в которых обучение проходили рядовые красноармейцы из постоянного состава. Их отбор проводился персонально, после прохождения двух месяцев службы в пехоте, артиллерии, кавалерии или одного месяца в частях связи или инженерных войсках[334].
Доукомплектование среднего и старшего командного состава терчастей РККА проходило путем персонального отбора из работников партийно-советского аппарата подведомственной ему территории. Особенность работы переменного комсостава заключалась в том, что, зная специфику района, настроение населения, работники аппарата могли и обязаны были проводить вневойсковую подготовку между сборами, закрепляя умения и навыки переменников, а самое главное, поддерживать живую связь с воинской частью и укреплять престиж воинской службы.
Продвижение по службе у среднего комсостава проходило так же, как и у кадровых командиров, через аттестацию за определенный срок выслуги, но в переменном составе срок выслуги увеличивался в два раза, а для продвижения в старший комсостав (на должность командира батальона и выше, до командира полка) требовался перевод в кадр[335]. Поэтому основная масса командиров взводов и рот была представлена переменным составом.
Постоянный рядовой состав в терчастях был сведен в отдельные подразделения, которые в основном занимались охраной имущества части и хозяйственным оборудованием. Боевая учеба в таких подразделениях проходила эпизодически, по остаточному принципу и не охватывала полностью красноармейцев старших возрастов, которые были загружены большим количеством хозяйственных работ, нарядов, несением караульной службы. Поэтому отбор в младший комсостав производился в течение первых месяцев, когда из призывников выявлялись наиболее способные бойцы, еще не утратившие служебного рвения и боевых навыков.