В соответствии с соглашением от 5 ноября 1921 г. РСФСР обязалась оказать Монголии военную помощь поставками боевой техники и вооружения, а также командировать в штабы и войска МНРА опытных военных инструкторов. Вскоре монгольскому правительству было безвозмездно передано 3 тыс. винтовок, 3 тыс. сабель, 10 тыс. ручных гранат, 100 бомб, 2 самолета, 1 бронемашина, 4 артиллерийских орудия и 4 тыс. снарядов к ним, 200 тыс. винтовочных патронов, 150 револьверов, 10 станковых и 30 ручных пулеметов, 2 легковые и 2 грузовые автомашины. На военные нужды были выделены денежные средства. Помимо этого, для подготовки национальных кадров авиаторов был передан авиаотряд в составе трех самолетов, необходимое количество телефонных и телеграфных аппаратов, кабель, различные инженерные средства и другие виды военной техники, вооружения и снаряжения (всего 86 наименований), командирован соответствующий технический персонал.
18 июня 1923 г. Народное правительство Монголии обратилось в Наркомат внутренних дел РСФСР с просьбой и в дальнейшем поддерживать МНРА боевыми средствами, для чего учитывать ее нужды «в производственной программе Красной Армии». Поскольку было очевидно, что феодальная Монголия, стоявшая на низшей ступени развития производительных сил, не имеет материально-технической базы для оснащения армии, в июле того же года было принято решение «включить в военно-подготовительную программу РСФСР потребности МНРА»[162].
Советские командиры готовили офицерские кадры на курсах и в военных училищах в Монголии, монгольские солдаты и офицеры направлялись на учебу в советские военные училища и академии. Вскоре монгольская армия стала регулярной, имевшей не только конницу, но артиллерийские, мотомеханизированные части и авиаэскадрильи.
Не случайно в «Письме монгольскому народу о советской стране» от 7 ноября 1923 г. X. Чойбалсан заявил: «Для Монголии Россия является самым верным другом, и мы, монголы, должны неустанно укреплять дружбу с ней». Эта же мысль прозвучала в его речи на VII съезде МНРП в 1928 г.: «В настоящее время, кроме Советского Союза, нет другого государства, которое защищало бы нашу независимость. Только СССР признал наше государство, и только он оказал нам большую помощь. Только от СССР получает наша армия свое вооружение…»[163]
26 декабря 1929 г. было заключено очередное соглашение о безвозмездной поставке из СССР в МНР предметов обмундирования и снаряжения, боевой техники и вооружения[164].
Советские военные специалисты, как уже было сказано, приступили к работе в Монголии с начала 1921 г. Причем первыми туда направили командиров-кавалеристов в основном калмыцкой национальности, имеющей общие с монголами этнические корни и схожие языки. Так, в январе 1921 г. в Монголию прибыли 18 командиров и младших командиров во главе с X. Б. Кануковым из 108-го Калмыцкого кавалерийского полка, которых направили инструкторами в различные кавалерийские части и военные учреждения.
В августе 1921 г. Калмыцкий военный комиссариат отобрал из состава Калмыцкого запасного кавдивизиона 52 бойца во главе с М. Лиджиевым, а в сентябре – 44 красноармейца под командованием М. Шапшукова. Обе группы были слиты в Отдельный калмыцкий эскадрон, который прибыл в Монголию в декабре. В Урге личный состав эскадрона распределили по разным участкам, поставив главной задачей помощь монгольскому комсоставу в формировании и организации воинских частей, обучении и воспитании бойцов. Группы Канукова, Лиджиева и Шапшукова работали в Монголии до 1924 г.[165]
Интереснейшие воспоминания о пребывании в Монголии с 1923 по 1931 г. оставил один из первых советских инструкторов, впоследствии генерал-майор Н. С. Соркин. Накануне командировки он закончил Высшую артиллерийскую школу РККА в Детском Селе (совр. г. Пушкин) под Ленинградом. Для работы в Монголии была сформирована группа из 12 человек во главе с упоминавшимся выше Д. И. Косичем, который к тому времени закончил Высшие академические курсы и был назначен главным военным советником монгольского правительства, начальником штаба МНРА[166].
Из Москвы группа направилась в пограничный монгольский город Алтан-Булак, где находилось советское консульство. Оттуда, получив необходимые сведения о стране, двинулась в Ургу. Советские специалисты прибыли с семьями, которым пришлось жить в тяжелых условиях – в юртах в степи, без радио, газет и врачебной помощи; держались, как вспоминал Соркин, «на голом энтузиазме».
Чтобы получить представление о монгольских войсках, начали со смотра и показательных учений военного гарнизона Урги, состоявшего сплошь из кавалеристов. Сразу обратили внимание на неудобные, по мнению советских командиров, маленькие деревянные седла – традиционный атрибут кочевника-скотовода. По предложению инструкторов интендантство Военного министерства МНР организовало в Урге шорные мастерские для производства седел, принятых в советской кавалерии. Таким же образом были заменены халаты и мягкие сапоги с загнутыми вверх носами на новую форму, близкую по виду к обмундированию Красной Армии. Столкнулись и с другими трудностями: на вооружении гарнизона были только русская трехдюймовая пушка образца 1900 г. и еще более старая японская, а в кавалерии не имелось постоянного конского состава, части имели свои табуны, из которых вылавливали лошадей по мере надобности, поэтому животные не были приучены к артиллерийской упряжке.
Одним из первых, главнейших мероприятий группы Д. И. Косина стало срочное создание в Урге двух военных училищ – артиллерийского и кавалерийского; занятия начались в сентябре 1923 г. Начальником кавалерийского училища был назначен не раз упоминавшийся выше белорус К. И. Новик. При училищах начали действовать постоянные годичные курсы усовершенствования командного состава. Среди монгольских командиров было лишь несколько грамотных, поэтому советским специалистам пришлось приложить немало сил для разработки учебной программы. Надежды на переводчиков были слабыми, поскольку те не владели военной терминологией. В этой ситуации инструкторы вынуждены были сами изучать монгольский язык. Д. Косич, помимо своих основных обязанностей главного инструктора при штабе МНРА, активно занимался созданием военно-научного общества, в котором с докладами выступали советские военные специалисты.
Весной 1924 г. началась подготовка училищ и Ургинского гарнизона к выходу в летние лагеря для учебы в полевых условиях. С этой целью был создан первый в Монголии полигон для артиллерийских стрельб. Одновременно проводилась спортивная подготовка.
В том же 1924 г. решением монгольского правительства в Урге открылась Школа Сухэ-Батора – общеобразовательная школа-интернат с военным уклоном для подготовки курсантов военных училищ – подобие будущих советских суворовских училищ. Программы и учебные планы также разработали советские инструкторы.
Летом 1925 г. в Улан-Баторе (бывшей Урге) было уже 3 военных училища: кавалерийское, артиллерийское и политическое, их курсанты представляли собой хорошо организованные дисциплинированные коллективы, приобрели внешний вид настоящих военнослужащих. В этом была огромная заслуга Косича, который пользовался большим авторитетом в Правительстве МНР.
Осенью 1926 г. МНРА впервые получила пополнение командиров, прошедших полный трехгодичный курс обучения[167]. Вскоре на базе трех военных учебных заведений в Улан-Баторе было создано Объединенное военное училище.
Интересы Монгольской Народной Республики не были забыты и в ходе агентурной работы советских разведчиков в Азиатском регионе. Так, в 1925 г. в Монголии выполнял разведывательные задания, касавшиеся действий Китая и Японии, в том числе в отношении МНР, сотрудник Иностранного отдела ОГПУ (НКВД) СССР Сергей Михайлович Шпигельглас, родившийся в 1897 г. в м. Мосты бывшей Гродненской губернии. С октября 1936 г. он являлся заместителем начальника ИНО, в феврале – июне 1938 г. исполнял обязанности начальника этого отдела. В 1938 г. репрессирован, в январе 1941 г. расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.[168]
В 1930-е гг. с помощью советских инструкторов военное строительство в МНР успешно продолжалось. Помимо Объединенного военного училища, которое готовило командные и политические кадры среднего звена, в 1937 г. была создана специальная военная школа им. Д. Сухэ-Батора с двухгодичным, а впоследствии четырехлетним сроком обучения для подготовки младших командиров. Позже были открыты школы водителей автомобилей и других специалистов[169].
Начало 1930-х гг. было отмечено энергичным укреплением авиационных частей МНРА. Первыми воздушными «ласточками» на территории Монголии были советские авиаторы из состава 29-го авиаотряда 5-й армии во главе с красвоенлетом Ф. А. Астаховым, будущим маршалом авиации. Весной и летом 1921 г., в период боев с войсками Унгерна, они базировались на специально оборудованном аэродроме в г. Маймачен.
В 1925 г. в МНРА был сформирован первый авиаотряд им. Д. Сухэ-Батора во главе с красвоенлетом А. Я. Лапиным (Лапиньшем), на командные должности назначили наиболее грамотных и способных монгольских командиров, имевших опыт боевых действий в партизанских отрядах Сухэ-Батора и Чойбалсана. Базой авиаотряда стал аэродром в Улан-Баторе, размещавшийся рядом с городком Объединенного военного училища. В 1928 г. пятеро монгольских командиров были направлены в Оренбургскую военную школу летчиков, одновременно в Монголию дополнительно прибыли советские авиаспециалисты, ставшие старшими инструкторами авиаотряда.
Осенью 1932 г. из СССР была получена партия самолетов-бомбардировщиков новой конструкции Р-5. Тогда же, в связи с осложнившейся обстановкой на границе с Маньчжурией, руководство МНР решило развернуть авиаотряд в бригаду, чтобы расширить применение авиации для охраны границ. Опять потребовалась серьезная подготовка, в том числе относительно грамотности личного состава, перевода на монгольский язык учебных пособий.