После второй кампании во временные (все, что временно, то – навсегда) органы внутренних дел ЧР и в другие службы стали набирать сотрудников МВД по контракту – на год или на три. То есть личное дело сотрудника передавалось в отдел кадров МВД ЧР, и им на месте выдавались стандартные удостоверения сотрудников чеченской милиции. Да, так и ходили с двумя ксивами. Многим пришлось жить и работать с чеченскими милиционерами. Рассказывали всякое: были среди них нормальные люди (по нашим, среднестатистическим понятиям), находились и откровенные сволочи – в общем, все как у людей, даже до стрельбы доходило. Но ничего, притирались, даже дружбу заводили. Но где‑то в самом глухом закоулке души все‑таки шевелился червячок недоверия, опаски по отношению к хозяевам. По себе прямо скажу, положа руку на сердце, – в моем сердце, когда приходилось работать с чеченскими или ингушскими милиционерами, абсолютного доверия к ним не было. Так что на случай предполагаемой заварушки в виде боевых действий мы с ребятами заранее просчитывали такие варианты, где рассчитывать можно было только на себя, на свои силы и на оружие; в ночное время, к их удовольствию, на посты не ставили. Но надо признать, какие‑то симпатии и даже дружеские чувства я к ним испытывал; уверен, что и с их стороны было так же.
Чечня, и вообще Северный Кавказ, выразил как‑то свое мнение Владислав, страна шиворот-навыворот. А за время войны стало просто откровенным Зазеркальем: сколько было случаев, когда попирались священные, широко «рекламируемые» законы кавказского гостеприимства, и прямо на свадьбе, к примеру, приглашенным русским гостям резали головы; мало того – друг друга убивают, похищают, насилуют. Милиционеры, вместо того чтобы защищать людей, оказывают пособничество бандитам, дерут взятки.
Но и это еще не все – чтоб поступить на службу на должность простого милиционера, нужно заплатить начальнику 1000 долларов как минимум – это не секрет, после чего доплачивать, отдавая ему свою зарплату. А зачем милиционеру зарплата? Простых людей вокруг много – денег на жизнь, даже на красивую, вполне хватит, и с избытком; а с законным табельным оружием и крышевать кого‑нибудь можно, и даже защищаться в случае чего от таких же земляков-«милиционеров». А людей и в самой Чечне, и в соседних республиках похищают все: и менты (ну, это он погорячился – не все, конечно), и банды – это ни для кого не секрет. И при этом и те, и другие говорят про некий чеченский менталитет. «Вам, русским, нас не понять. Пора бы уже давно уяснить, что мы не Россия, мы живем по другим законам и правилам, мы абсолютно разные и ничего общего у нас с вами нет. То, что для вас нормально, для нас и в мыслях непозволительно!» Конечно, не понять, и непозволительно. Хоть в этом какое‑то согласие имеется.
Говорят, до войны Грозный был самым красивым городом союза – город-сказка. Жили там прекрасные, добрые и славящиеся своим гостеприимством люди. И наши земляки в то время туда ездили, а возвращались полные добрых впечатлений. И сейчас ездят… Верно говорят: «Если плюнуть в бочку с водой, то вода испортится, и из нее уже не будут пить». В свете последних событий отношение к этим людям изменилось кардинально и надолго. Как же так получилось, почему они изменились?
А можно ли было вовремя остановить все эти события? Был же некий толчок, отодвинувший камешек, который перекрывал выход тоненькой струйке воды. Но ведь вода и камень точит. Водичка расширила проход, и со временем струйка превратилась в бурный, сметающий все на своем пути, опасный и грозный поток, полноводную реку, которая в любом случае пробьет себе дорогу, невзирая на завалы, пороги и искусственные заграждения.
А теперь представьте состояние нашего героя – Владислава: обладая подобными знаниями, и с избытком, ему пришлось с головой – которой он, кстати, как и все нормальные люди, дорожит – погрузиться в эту мутную зазеркальную жизнь. Хорошо хоть отдельную комнату для него выделили. Ни с кем не общался, жил сам по себе – обособленно от всех. Но за пару дней пообвык, притерся, наладил контакты. С облезлым котом по имени Пират. Кот стал его лучшим другом, а также причиной и следствием некоторых последующих событий, поэтому, считаю, кота для начала обязательно нужно каким‑то образом, хоть и скупым абзацем, но обрисовать. Напомню еще раз: в существующем мироздании все взаимосвязано.
Пират всех казарменных, несмотря на то что все поголовно – земляки, сторонился, жил обособленно, сам по себе. Имел обыкновенную кошачью полосатую расцветку, но не имел правого глаза и левого уха; хвост отсутствовал – то ли в боевых действиях поучаствовать пришлось, то ли какой садист тесаком баловался – про то неведомо. Уж какой есть – это факт.
Возможно, именно по этой причине, что они не такие, как все, но лично мне кажется, в большей мере из‑за того, что Пирата привлек свежий запах раздавленной на днях полевой мыши, исходящий от подошвы Владова ботинка, Сылларов и этот кот сдружились. Даже мурлыкал с картавинкой безухий, когда Влад его поглаживал. Вот провалиться мне на этом месте, если вру! Так оно и было!
Надо отдать должное Пирату: благодаря наличию кота реактивное состояние у Владислава в убоповском коллективе никак не проявилось.
Про тесак
Гончар приделывает ручку кувшина там, где ему захочется.
А ведь было, было и у Владислава «реактивное состояние»! Но давненько – еще до Гудермеса: в то время, когда в голой степи на блокпосту стояли. И был у него свой метод борьбы с этим душевным недугом.
В очередной командировке, в первый же день по прибытии на блок, трое друзей: Гаврил Герасимович, старлей – связист отряда; отрядный старшина – старший прапорщик Сергей Сергеевич и Владислав – как самые опытные, пока другие переминались с ноги на ногу и раздумывали, куда бы лучше заселиться, с ходу, без особого шума вселились в небольшой, довольно уютный вагончик. Обустроились и начали службу служить.
Это было время, когда по всему Северному Кавказу в большей или меньшей степени шли каждодневные боевые действия и когда по всем отрядам прошлась эпидемия по приобретению фирменных ножей. О тех ножах ходили легенды: сталь особая, дамасская, та, из которой самые лучшие медицинские скальпели делают; изготавливают этот металл в самой Москве, производят ножи, опять же, самые лучшие оружейных дел мастера – ручная работа! Кроме того, благодаря народной рекламе и небывалому спросу, появились и левые фирмы, штампующие ножи «под фирмуґ», так что отличить невозможно. Бойцы покупали как готовые, так и под индивидуальный заказ. Каких только ножей у бойцов не было: и со страшным пилообразным обушком, и большие, и маленькие, и под австрийский штык-нож времен Второй мировой, метательные, втыкательные, с выгравированным рисунком, с вытравленной надписью. Многие – сам видел – ходили и с двумя, а бывало – и с тремя клинками: на груди, на спине, на голени; либо на бедре и два за плечами, торчащие рукоятками вверх. Изощрялись в этом деле, кто как мог.
Нередко нож выступал в качестве «подмазки», подарка и даже самой настоящей боевой награды. Но самое главное, конечно же, – «последний аргумент»! Солидный грозный аргумент уже своим внешним видом выступает в роли успокоительного средства для предполагаемого оппонента, придает обладателю кинжала немалую значимость в глазах окружающих; красивый аргумент, кроме того, вызывает и нехорошее чувство зависти у не имеющего подобного, и соответственно чувство гордости у имеющего. С какими завидущими и в то же время уважительными взорами иной раз провожали бойцов спецподразделений простые армейские парни со штык-ножами на поясах! А сколько ножей было в свое время раздарено тем же армейцам – не счесть.
Герасимыч, первый из дружков, который поддался этому «чеченскому синдрому», – решил приобрести и себе, любимому, подобный кинжал: штатный автоматный штык-нож его уже не устраивал. Специально отправился с группой выезжавших на войсковые продуктовые склады, как бы нехотя, невзначай, отбился от них, долго толкался по прилавкам на городском рынке, тщательно выбирал, прикидывал в руке; как истинный знаток, проверял балансировку, хват, угол заточки. Остановил свой выбор на простенькой, но изящной финке с наборной рукоятью из кусочков кожи. Металл – что зеркало: и смотреться в него можно, и бриться. Красивый нож.
Новый ножичек по возвращении на блок увидел старшина, сразу же оценил:
– Герасимытш, задари!
– С какой такой стати?
– Ну, как другу! – В глазах отразился блеск металла, рукоятку разве что на зуб не пробует.
– Давай, Сергеич, я тебе лучше налью, как другу! – Собственно мог бы этого и не говорить, ибо уже налито. – Давай, брат, за дружбу!
– Ага… Слушай, ты мне на самом деле друг? – Пальцы отмеряют гарду.
– Ага… в городе их много…
– Тебе жалко? – дыхнул тонким слоем на клинок.
– Для тебя, Сергеич, ничего не жалко, пей!
– Герасимытш, задари! – Старшина протер клинок об рукав.
– Ты меня уважаешь?..
– Я тобою горжусь!
Подошел сменившийся с поста Владик (тогда еще не картавивший):
– Привет, Герасимыч! Приехал?
– Привет, приехал.
Бросив разгрузку с автоматом на нары, Владислав взял нож особым хватом специалиста, подбросил в руке, повертел меж пальцев, скупо похвалил:
– Хор-роший тесак. – Это у него высшая степень одобрения. – Новость слыхали?
– Какую?
– На въезде в Кизляр машину подорвали.
– Ага…
– …Каждый день сволочи долбят!..
– Угу…
– Сегодня в поселке стреляли…
– Ага…
– Два чеха ногайцев атаковали…
– Это как?! – не поверили Владу друзья: примерно в восьми километрах к северу стоит ногайский поселок; естественно, на краю поселка у них имеется свой довольно солидно укрепленный блокпост. – Два чеха?!
– Ага. – Владик, вернув нож хозяину, продолжил: – Да, два обкуренных вникакую на мотоциклетке: «Аллах акбар!» – и в атаку на ногайцев с пулеметиком! Ну, ногайцы их и порешили в две минуты. Мотоциклет, вон, до сих пор дымится. Хрен знает, откуда они выскочили.