— Поедешь, — опять язвит Анка. — Ты бы лучше побеспокоился, чтобы оккупанты на нашей земле не ездили.
Борис повернул к ней усталое лицо, глаза у него сияли.
— Это понятно. Вот вернемся к Черномору…
В чаще встревоженно застрекотала сорока. Словно бы рассердилась на непоседливого Бориса. Ее поддержала другая, а через минуту их уже кружило над лесом полдюжины. Одна из них пролетела прямо над партизанами и, точно сказав что-то, снова исчезла в лесу.
«Чего это они? — подумала Анка. — Зверя, что ли, почуяли, а может?.. Только ведь уже вечереет, гарнизоны далеко, а впрочем…»
— Двигаем, хлопцы, — предложила она.
— Надо засветло переплыть Днепр. Пошли, товарищи, — согласился с ней и Дмитро, однако сам не спешил подыматься.
Став на колени, Борис затянул ремень, приготовляясь в дорогу. Анка загляделась на его широкие брови, по-девичьи нежное озабоченное лицо, усеянное, будто маковыми зернышками, мелкими точечками.
Поле пело. Соревновались между собой жаворонки, трепеща крылышками, будто запутавшись в солнечной паутине.
И вдруг — выстрел. Анка сперва не сообразила, что произошло. Она только увидела, как Борис неестественно расширенными глазами, открыв рот, посмотрел куда-то в пространство, словно ему не хватало воздуха, затем порывисто схватился за грудь, и его длинные пальцы сделались красными, а сам он, покачнувшись с боку на бок, обессиленный, повалился на землю…
Мгновенно, привычным движением схватив рукою оружие, Анка кинулась в сторону. Из лесу раздались беспорядочные выстрелы. Анка заметила глубокую ямку и тут же скатилась в нее. Видимо, от неловкого, слишком резкого движения в животе сделалось так больно, будто в него кто-то кольнул штыком. Приготовилась к бою. Руки крепко сжимали автомат, а вот живот… И как это она так неосторожно повернулась? А теперь колет, и нехорошо так, будто камень…
Анка вздрогнула — сбоку, где-то совсем рядом, ударили автоматные очереди. Ага, это Дмитро!.. Выглянула из своего укрытия. Над нею склонились густые кусты. Осторожно, раздвинув ветки, посмотрела в ту сторону, откуда стреляли. Она увидела немцев. Они пришли сюда, наверное, следом за ними, а сейчас, воспользовавшись численным превосходством и выгодностью позиции, напали на них.
«Откуда они взялись?» — подивилась Анка. Не торопясь, она прицелилась в фашиста, который высунулся из-за куста, нажала на спуск. В сторону отскочили порожние гильзы, задымились в траве. Враг неестественно вытянулся, повернувшись к небу лицом. А Анка чуть не вскрикнула от боли — толчки автомата в плечо так странно, резко отозвались в животе…
Рука непроизвольно потянулась к боку.
«Кровь! Ранена?!»
Сомненья не было. Она тут же почувствовала ноющую боль. Во рту пересохло, разгоряченное тело кинуло в дрожь.
Однако Анка не растерялась. Отложив автомат, она раскрыла сумку, отыскала бинт. Стиснув зубы от боли, перевязала себе рану.
Автомат Дмитра бьет по врагу четко, короткими очередями. Анка спокойна: пока есть патроны — не возьмут, даже если их там целая сотня. Но вот автомат как будто захлебнулся. Время тянулось, а Дмитро не стрелял. «Что случилось? Неужели отступили, гады? А может?..» — она не хотела додумывать.
Еще не закончив как следует перевязки, она снова взяла автомат. Осторожно выглянула из укрытия. Через полянку ползли немцы — один, другой, третий… Поняла: они подползают к Дмитру. Ее автомат залился гневным стрекотом. Двоих фашистов с полянки как ветром сдуло, третий навсегда остался лежать на ней.
Тут к ней подполз Дмитро.
— Анка! Беда, — тихо пожаловался он и, не договорив, виновато показал ей свой автомат.
Анка глянула: автомат был изуродован вражеской пулей.
— Да… Больше из него не стрелять, — покачала головой Анка. — Ну, а пистолет?
Дмитро промолчал. Он заметил, что девушка ранена.
— Ты что? — холодея, спросил он. — Больно?
— Ничего. Поцарапало малость… пустяки. Гранат у тебя сколько?
Но его, очевидно, не интересовали гранаты.
— Двигаться можешь?
— Говорю — пустяки! — насупилась девушка. Взять они нас — не возьмут…
— Не возьмут… но ты забыла…
Анка вопросительно глянула на товарища: что же такое она могла забыть?
— Ты забыла, куда и зачем мы идем?
Ах, да! И верно — совсем прочь из головы вылетело. Они должны доставить командованию ценные сведения и немедля возвратиться со всем, что необходимо для наступления.
— Иди, Анка. Я буду тебя прикрывать. Ты обязательно должна донести…
Теперь Анка не могла говорить неправду.
— Прости, Дима. Но я не дойду… не смогу…
Снова зачастили из лесу выстрелы. Пули свистели где-то сбоку. Фашисты теперь боялись приблизиться. Дмитро выглянул из укрытия: нигде никого. Анка сказала:
— Иди, Дима. Я… выдержу.
— Не могу же я тебя бросить… Неужто не понимаешь?..
— Иди!
— Я тебя вынесу, Анка.
Она взяла его за руку:
— Нет, Дима. Нас осталось двое… Погибнем — что пользы?.. А немцы только и ждут, чтобы мы вышли из лесу. Если бы я смогла, пошла бы… Я понимаю тебя… но пойдешь ты.
— Я не могу тебя бросить.
У нее на переносице сурово сдвинулись брови.
— Не дури, Дима! Донесение — важнее всего!
— Но ты же погибнешь! Понимаешь ты, Анка?
— На то и война. Ну, кончен разговор — валяй!
Дмитро застыл в нерешительности. Он понимал: спорить с ней бесполезно. Пойдут оба — погибнут. Пойти одному — а как же Анка?..
— Иди!..
Анка выглянула из укрытия. Прямо из-за куста осторожно высунулся немец. Короткая очередь пришила его к земле.
— А может, ты как-нибудь… — начал было, замешкавшись, Дмитро, но Анка сердито оборвала его:
— Вот ведь дурак-то! Слюнтяй! Ты умышленно хочешь операцию провалить?
В глазах у нее блеснули слезы.
Тогда он поспешно положил перед ней две гранаты.
— Держись, Анка!..
Не глядя в глаза, протянул ей руку. Она на некоторое время задержала его дрожащую ладонь в своей.
— Будь осторожней… прости…
Он порывисто поцеловал девушку в горячий лоб и полез из укрытия.
— Держись… Мы придем!.. — шепнул ей.
Анка вздохнула свободнее. Она была уверена: Дмитро дойдет, она прикроет его огнем своего автомата. Враги молчали. Возможно, они готовились к новому натиску.
Убрав зелеными ветками, словно венком, голову, Анка притаилась в кусте и начала пристально наблюдать за лесом.
Время шло, а кругом все было спокойно, только стрекотали сороки, носясь над деревьями. Анка знала: враг здесь, совсем рядом.
Вскоре она и в самом деле заметила в лесу какое-то движение.
Спустившись в яму и приладив автомат, Анка осторожно выглянула из нее в поле. Дмитра уже не было видно. «Значит, его не заметили», — успокоенно подумала девушка.
Где-то рядом хрустнул сучок. Анка вздрогнула, потихоньку раздвинула ветки. Метрах в двадцати от нее гадюками ползли к ней трое немцев. Стрелять по ним — нужно высунуться из ямы. В лесу в это время загремели выстрелы, затявкали пули. Анка зарылась в землю, поняла — ее обнаружили. Те стреляют, чтобы отвлечь внимание, а эти ползут к ней…
Она не торопясь взяла в руку гранату.
— Сдавайся! — донеслось вдруг сбоку, шагах в пятнадцати. — Сдавайся, все равно вижу!
Враг выругался.
Опустившись на дно ямы, Анка поспешно вырвала кольцо у гранаты и, пересиливая боль, напрягшись, швырнула ее туда, откуда долетал голос.
Взрыв гранаты гулко отозвался в лесу. Затем нечеловеческим голосом завопил фашист. Анка увидела, как шарахнулись в лес нападавшие, послала им вслед несколько коротких очередей.
Потом все стихло. Только раненый звал на помощь. Вскоре его крики перешли в тяжелый стон, потом стали слышны редкие всхрапыванья, но в конце концов и они стихли.
У Анки перед глазами пошли круги: красные, синие, розовые…
Во рту пересохло, губы потрескались, на них запеклась черным струпом кровь. В висках стучали молоточки, где-то ближе к затылку ударяет тяжкий молот. Тело казалось таким тяжелым, будто в него насыпали целую груду камней.
— Воды… воды… — шепчут иссохшие губы.
До слуха доносится тихий плеск волн, а в темноте синью переливается река. Или опять марево? Хоть бы река…
Анка ползет. Каждое движение болью отдается во всем теле, она не может передвигать ногами, ползет только на руках. Кажется, невыносимо тяжкому пути не будет ни конца ни краю. Всю ночь ползет и никак не может достигнуть цели. А вдруг она заблудилась? Да нет, совсем близко впереди плещут волны, и так терпко, приятно пахнет водой…
Над головой мерцают-переливаются звезды, а восток окрашивается в багрянец. Анка на минуту подымает отяжелевшую голову, долго смотрит перед собой вперед и замечает: звезды лежат перед нею прямо на земле. Они подвижны, тягучи, словно привязаны к колышкам, — поплыли бы, но не могут никак оторваться. И снова — плеск волн…
— Неужели Днепр! Хоть бы он… воды бы… воды!..
Перед нею в самом деле Днепр. Пересохшими губами девушка долго, жадно пьет воду, отрываясь лишь для того, чтобы перевести дыхание. Не ощущает никакого вкуса, ее только освежает приятный холодок. Она чувствует, что может пить без конца и все-таки никогда не утолит жажды. Отрывается от воды. Осторожно вытягивается на песке и смежает веки. Всего лишь на одну минутку, казалось, закрыла их, а когда открыла — вокруг уже наступило седое утро. Перед нею катил свои воды Днепр, широкий, неспокойный. Хотела подняться, но все тело, словно свинцом, было налито болью. Увидела, что посредине реки, проворно работая веслом, плывет в лодчонке старик рыбак. Точь-в-точь будто в сказке.
— Деду-у! Деду-у-у! — хриплым голосом позвала Анка.
Лодка чуть заметно повернула в ее сторону, но ей кажется: она уплывает прочь.
— Деду-у! — в отчаянии еще раз позвала Анка.
— Да сейчас, погоди! — послышался голос рыбака. — Давненько ищу.
Когда они со стариком подъехали к противоположному берегу, Анку радостно приветствовали партизаны:
— Анка! Анка! Жива, сестренка!