Когда он вошел, казаки подвинулись, и шаман не спеша сел рядом с ними на лавку.
— Скажи, ты видел тело того, кто проник ночью к нам в город?
Старик промолчал и ответил. Как ни странно, по-русски. А шаман вогулов говорил с нами на своем. Неужели не научился с тех времен, когда Кашлык перешел под власть Ермака и стал Сибиром?
— Да, видел. Савва показал мне. Он правильно сделал, что спросил у меня! Никто другой вам не скажет ответа. А я знаю! Это племя Ювах. Северное. Очень северное. Они живут там, где заканчивается земля, рядом с морем, покрытым льдом. А за льдами уже никто не живет, даже боги, потому что там так холодно, что время останавливается. Это злое племя. Очень злое. Злее, чем стая голодных волков, потому что те убивают, чтобы наесться, а эти — потому что любят убивать. Они не говорят, они шепчут. Они не знают металла, и делают оружие из костей. Они едят людей — и чужих, и своих, кто провинился. Они очень древние. Наши старики боятся говорить о них. Я видел таких дважды — и оба раза это было к несчастью.
— Где они точнее живут? — спросил Ермак.
— За рекой Пясиной, в камнях и снегах. Их иногда нанимают те, кто хочет появления мертвецов. Сюда они сами не приходят. Тут им слишком тепло. Они страшные воины. Не боятся ни крови, ни боли. Их можно разрубить на куски, но они все равно будут тянуться к тебе своим оружием. Они очень маленькие, но сильные. Они умеют спать в снегу. Им не страшны самые сильные холода. Они великие охотники.
— А как он сюда попал? Перелез через стену?
— Этого я не могу сказать, — развел руками Юрпас. — Может, и через стену, может, как-то иначе. Летать они не умеют. Старики мне про это не говорили. А может, не знали.
— А колдовать могут? — спросил Гаврила Ильин.
— Колдовать — умеют, да. У них все на колдовстве. Сам не видел, но старики рассказывали. А им тоже кто-то рассказывал, что они умеют поднимать мертвых, вызывать духов, оживлять камни, надевать шкуры и превращаться в зверей… и где там правда, а где вымысел, не угадаешь! Но колдовством занимаются шаманы, а этот — воин. Он не умеет. Его дело — резать людей. Этому он обучен.
— Спасибо, Юрпас, — сказал Ермак. — Можешь идти. Ты нам очень помог.
Лука помог старику подняться, и он пошел к двери.
— Подожди немного! — вдруг воскликнул я. У меня появилась интересная мысль, и ее надо проверить. — У людей этого племени может быть запах, как от рыбы?
Шаман удивился, но вида не подал.
— У тех двоих, которых я видел, такого запаха не было, — ответил он. — А у этого да, есть. Не знаю, откуда. Тайна!
— Спасибо, — поблагодарил я, и старик медленно вышел из избы.
Все недоуменно посмотрели на меня. Мой странный вопрос показался интересным. Какая еще рыба?
— Если он не мог перескочить через стену, — сказал я, — то он попал в город через ворота. А поскольку он через них не проходил, значит, его пронесли в каких-то вещах, чтоб не увидела охрана. И, скорее всего, рядом с ним лежала рыба, поэтому он так ей и пропах. Во всяком случае, проверить это надо.
— Точно, — хлопнул себя по лбу один из сотников. — Как мы не догадались!
— Кто на рынке торгует рыбой? — обратился Ермак к старосте Тихону Родионовичу.
— Много кто… — ответил тот. — Но рыбу носят все в небольших корзинах, там такого, как этот, не спрячешь… Хотя!
Он вскочил на ноги.
— Есть один! Татарский купец Сафар. У него рыбы больше всего. Он нанимает рыбаков выше по реке, те ловят, а он сюда возит. Рыба у него хорошая, дорогая. И с ним слуга, тоже татарин, огромный, плечистый. Так вот, они вчера рыбу заносили. Целую гору! Охранник еще смеялся — куда вам столько, неужто продадите, сгниет ведь! А тот в ответ только подмигивал — не бойся, продадим!
— Он здесь?- спросил Матвей.
— Здесь… А слуга его уже уплыл на лодке. Сафар тоже вроде собирался, я проходил по рынку, видел, что он собирает потихоньку вещи.
— Быстрее туда, пока он не удрал! — скомандовал Ермак.
Все, кто был здесь, бросились наружу и побежали к рынку по улице, которую, наверное, можно назвать главной. Народ расступался, глядя на нас с удивлением и тревогой. Ночные костры еще горели, ветер гнал запах дыма.
Торговля на рынке находилась в самом разгаре. Людей было много. И городских, и приезжих. Те, кто что-то продавал, тоже что-то покупали. Торговля в основном шла в виде обмена. Меха на инструменты, мясо на гвозди, и так далее. Понаблюдать за этим интересно, но не сейчас.
— Вон он, Сафар, — показал рукой Родион Тихонович.
Я узнал его. Это был тот самый пожилой татарин, который причитал по поводу того, что взятый в плен разведчиками кучумовский солдат не стал разговаривать с Ермаком, а бросился на часового и погиб.
С ума сойти. Он так искренне говорил, что с Ермаком надо дружить… Не ошиблись ли мы? А потом одернул себя — ты что, не видел, как люди умеют притворяться? Забыл о том, как было в Афганистане? Как люди днем широко улыбаются, а ночью ставят растяжки?
Сафар с вытаращенными от удивления глазами стоял за прилавком и смотрел, как мы идём. Ермак оказался около него первым.
— Сафар, покажи свои вещи.
— Что случилось, Ермак-батюшка? Торговля моя честная. Налоги плачу, место своё держу.
— Показывай, — холодно повторил Ермак.
К ним подошли двое казаков, положив руки на эфесы сабель. Сафар понял, что лучше не спорить, пожал плечами и отступил.
Около его прилавка стояло три корзины и несколько бочек, в которых плавала предназначенная для продажи рыба. Две корзины были пустыми и обычного вида, а третья… Очень большая и с двойными стенками — внутри находилось пространство, в котором мог уместиться человек тех габаритов, который напал на меня. Там не виднелось никакой рыбьей чешуи и слизи, то есть рыбы никогда не было.
Все мгновенно стало ясно. Во внутренней корзине лежал убийца из таинственного племени. Просто так засыпать его рыбой было нельзя — пока несли, живые и скользкие рыбьи тела могли растрястись, и человек стал бы видел, да и задохнешься за пару минут. А так никакая охрана не догадается.
Мещеряк выругался.
— Он привёз его. В корзине. Через ворота, как товар.
— Кто это был? — спросил Ермак.
— Я не понимаю, о чем вы! — воскликнул татарин, подняв руки к небу. — Кто был в корзине? О чем вы? Я мирный торговец! Я ни во что не вмешиваюсь!
— Я не знаю, — отрезал татарин. — Я торгую рыбой. Я ничего не понимаю! За что такая несправедливость!
— Арестовать его и допросить, — зло сказал Ермак. — Посмотрим, как он тогда заговорит!
К купцу подошёл молодой казак, парень лет двадцати, крепкий, с рыжими усами. Он взял его за локоть:
— Идёшь с нами. Не дёргайся.
И тут все произошло очень быстро. Сафар переменился в лице, выхватил из рукава нож, ударил им казака по руке и бросился к Ермаку.
Глава 8
Всё произошло в одно движение.
Лезвие зацепило казака с невероятной быстротой, которой никак нельзя было ожидать от пожилого торговца. Брызнула кровь, казак не закричал и не испугался, но на секунду замешкался, и Сафару этого оказалось достаточно.
Никакой он не купец, понял я. Убийца. Фанатик. Постаревший, но еще способный разрезать на куски кого угодно.
Сафар бежал вперёд, прямо к Ермаку. Рот оскален, глаза пустые, как у зверя. Лезвие в руке, нацелено в горло.
Ермак выхватил саблю. Еще секунда… Но воспользоваться оружием ему сегодня не пришлось. Справа и слева к Сафару подскочили два сотника, и в их руках тоже находились клинки.
Они мелькнули одновременно. Один ударил по бедру, второй вонзился глубоко в грудь. Сафар упал не сразу, сделал еще два шага по направлению к Ермаку. Лицо купца было искажено ненавистью. Последовали еще удары, и только тогда Сафар повалился на землю. Рука продолжала сжимать нож. Кровь лилась ручьем.
Все кончено.
— Вот какие купцы к нам заходят, — мрачно произнес Ермак, убирая саблю. — Да уж. Теперь тщательно просматривать весь товар, который приходит в город! Если охрана не будет успевать, пусть зовет еще людей. Но такого больше быть не должно.
Лука Щетинистый кивнул.
— Все будет сделано, Ермак Тимофеевич.
Я подбежал к раненому Сафаром казаку. Тот стоял бледный, кривился от боли, но не стонал. Я, конечно, не врач, но кое в чем разбираюсь. Рана была неглубокой, крупные сосуды и сухожилия не задеты.
К нам подошел Никита Грамотей. Тоже глянул рану, затем обмотал ее тканью — вроде как перевязку сделал.
— Жить будешь, — сказал он казаку. — Зашьют, и все будет хорошо. Но потерпеть, конечно, придется.
Затем к нам шагнул еще и Ермак.
— Молодец, — сказал он раненому. — Поправишься. Раны — спутники казачьей жизни. Если на них не обращать внимания, болят меньше. Уж я-то знаю!
Затем он обратился ко мне и Никите:
— Отведите человека в лекарню.
Мы отправились через весь городок. Она оказалась почти на противоположной стороне.
Мы с Никитой Грамотеем шли быстро, поддерживая раненого казака под плечи. Кровь просачивалась через ткань тёмными пятнами. Он шёл сам, но немного шатался.
— Потерпи, парень. Сейчас дойдём, — говорил Никита. — Аграфена тебя быстро подлечит.
— Как звать тебя? — спросил я, поддерживая его с другой стороны.
— Тимофей… Тимофей Кручин… — выдавил он сквозь зубы.
Мы свернули к старой избушке у стены, где находилась лекарня. Доски у входа были тёмные от смолы, дверь низкая. Внутри пахло дымом, травами, уксусом и сушёными корнями. Там было сухо, тепло, и тихо. Раненых и больных в избушке не оказалось.
— Раненый, — произнес Никита.
На лавке у стены сидела, как я понял, сама Аграфена. Женщина крупная, суровая, с простым платком на голове. Она посмотрела на нас.
— Кто тебя так? — сказала она, вставая. — На лавку ложись. Как звать тебя?
— Тимофей. Купец Сафар полоснул, — сказал я. — Не купцом он оказался, а татарским лазутчиком.
— Сафар? Это который рыбой торгует?
— Он самый, — подтвердил Никита.