Мы положили ее на лежащее около нашей баррикады дерево и вставили внутрь сшитую специально для этого случая кожаную гильзу — она немного предохранит дерево от действия огня.
Один из пушкарей Семена засыпал порох — где-то половину того, что идет для выстрела из настоящей пушки. Затем пыж из мха. Дальше — железная картечь вперемешку с мелкими камнями. Поверх этого еще пыж. Он был не совсем нужен, наклонять пушку мы не собирались, но пусть будет. Испытывать — так по настоящему.
Обматывать железом или ремнями не стали. Проба будет в более сложных условиях, чем в бою. Все, как полагается!
В затравочное отверстие ставлен фитиль — длинный, гораздо длиннее обычного. Тот, кто его подожжет, должен успеть отбежать подальше. На всякий случай не помешает.
Семен взялся стрелять сам.
И вот фитиль загорелся… Семен даже подул на него, чтоб пламя стало больше, и спокойным шагом пошел к нам — спешить ему не позволяла гордость.
Сейчас наступит момент истины. Секунда, еще одна…
Глава 12
Грохот был такой, будто сама земля вздохнула от боли. Эхо прокатилось по округе и взметнуло вверх пугливую стаю ворон. В воздухе повисли сизые клубы, в нос ударил острый запах гари и прожжённой древесины. Я помахал рукой перед лицом, отмахиваясь от дыма.
Артиллерист Семен стоял неподвижно, как скала, Лапоть мрачно смотрел на дымящееся жерло, а Макар стиснул зубы — показалось, что он нервничал больше всех. Казаки и рабочие оглядывались по сторонам. Грохот произвел впечатление на всех, хотя Мещеряк и Черкас стояли, подняв головы и слегка улыбаясь. Показывали личному составу, что командирам ничего не страшно. Ну, правильно. Иначе в армии нельзя.
Главным «стрессовым» фактором было ожидание, как поведет себя пушка — выдержит или разлетится к чертовой бабушке, калеча осколками всех собравшихся позади нее.
Однако на первый взгляд все было в порядке.
— Жива? — выдавил Лапоть, косясь на пушку, словно на больного родственника. — Вся?
— Частично жива точно, — слова Лаптя заставили меня улыбнуться.
Я пошел к пушке. Укрепленная на лежащем стволе дерева, на первый взгляд, она хорошо выдержала удар, несмотря на то, что мы обошлись без железных обручей, кожаных ремней и прочего. Да и дерево у нас было не высушенное, а это хуже всего.
Трещины виднелись. Одна была тонкая, как волос, но длинная и опасная. Из дула медленно тянулся дым. Пушка съехала на полметра назад, выдрав вмятины в земле.
Следом за мной к орудию подошли и остальные. Всем было очень интересно посмотреть на это «чудо-оружие».
— Выстояла, — сказал я наконец. — Но это уже предел. Второй раз стрелять нельзя.
— Получилось! — воскликнул Лапоть и посмотрел на своих подмастерий. — Не зря, черт побери, как проклятые крутили этот бурав! Сделали! Одноразовую, но сделали.
— Но нам больше одного выстрела вроде и не нужно, — произнес Матвей.
А потом сурово посмотрел на казаков:
— Если кто проговорится о том, что сейчас видел — лично повешу на воротах! Молчать, как рыба! Одно слово — и из-за него погибнут люди!
— Я думал, разорвет, — сказал Семен. — Уж я-то знаю, какая силища в нутрях пушки громыхает. Железо и бронза порой не выдерживает, а тут дерево. Однако обошлось!
— Остальные стиснем обручами, — произнес Макар. — С ними будет попрочнее. Испытывать удачу больше не надо.
Он вытер лоб. Ладонь оставила серую полосу на коже.
— Пойдём посмотрим, куда ушёл заряд.
Мы двинулись за баррикаду, к полю, на которое направили пушку. Там, среди мелких кустов и сбитой травы, лежали ветки и груды мокрого глины. На этих «мишенях» было легко понять рассеивание картечи.
— Глянь, — сказал Матвей. — Здесь стружка свежая. Пробило насквозь. Даже дальше, чем я думал.
— Вот ещё, — ответил Семен. — Он стоял у почти срезанного стволика куста, в котором торчал камешек размером с небольшой орех. — Камни пошли кучно. Но понизу.
Я осмотрел весь след выстрела. Мох ободран, земля кое-где разрыхлена. Видно, куда попала картечь.
— Ноги нападающих пойдут в хлам, — тихо сказал Черкас.
Мы подошли к доске, поставленной в пятьдесят шагах. На ней зияло три пробоины. Картечь пробила толстую сосновую доску почти навылет. На земле валялись светлые щепки.
— Да, кое-кому не повезет, — кивнул Мещеряк
— Значит, если к руднику полезут, пушка им в лоб, а потом мы с пищалей, с самострелов, луков, — произнес Черкас. — Пушками посеем смятение, и дальше добиваем. Услышав выстрелы, к нас спешит подмога с города.
— Да, — сказал я. — Но второй раз пушки точно не стрельнут. Дерево разлетится.
— А если все-таки укрепить? — спросил Мещеряк, решив показать, что разбирается в вопросе. — Обручи, сверху кожа бычья, веревки, как и говорили?
— Лучше не надо, — ответил я. — Доверия такой конструкции нет. Если кто-нибудь будет рядом, когда её разорвёт — считай, нет человека. Поэтому один выстрел, и достаточно.
Мы вернулись к пушке и снова посмотрели на нее. Дым из ствола уже не шел, но срез выглядел так, будто внутри топили печь. Черный, обугленный, в нагаре и копоти.
— Нет, — еще раз повторил я. — Никакого второго выстрела. Деревьев у нас хватит на другие пушки. А эту только положить в баррикаду.
Вечерняя темнота опускалась с огромной быстротой. Наступала пора кому-то отправляться в город, а кому-то не спать всю ночь и сверлить злосчастные бревна. Я хотел остаться здесь, чтобы заняться этим вместе с Лаптем и его плотниками, но Мещеряк запретил. Намекнул, что мне следует выспаться, чтобы завтра быть полезным.
Поскольку он тут начальник, выбора у меня не осталось. Попрощавшись с командой, я поплыл в Сибир.
Спалось плохо. В голове только и крутились мысли о предстоящей засаде и схватке. Вдруг сломается сверло? Успеем ли тогда сделать пушки? Как их закрепить? Сможем ли замаскировать? И как сделать так, чтобы баррикада, сделанная нарочито абы как, защитила от стрел. Ведь татары просто так не полезут, будут стрелять из луков.
В общем, проблем — уйма. Но, все равно, сон, хотя его было мало, очень освежил. Сибирский воздух, не отравленный всевозможными заводами, творит чудеса. Голова поутру стала ясной, а тело — бодрым, готовым к любым схваткам.
Я проснулся вместе с рассветом и решил, по своему обыкновению, сбегать на речку. Чистое тело — залог здоровья. А купание в холодной воде добавляет ему дополнительных бонусов.
Сказано — сделано, и вот я уже миновал ворота и сонных хмурых казаков в охране, ждущих, когда их сменят.
Подойдя к своему пляжу, так уютно спрятанному между деревьев, я услышал негромкий плеск. Рыба? Не похоже. Она так не плещет, тем более, что звук несколько раз повторился.
Тут кто-то есть⁈
Положив руку на нож, я подошел ближе и выглянул из-за деревьев.
Точно. Человек. Не я один облюбовал эту заводь для утренних купаний.
В воде виднелась женская голова. Девушка бесстрашно и не спеша плыла по холодному Иртышу.
Я узнал ее. Даша. Та самая, которая работала в лекарне и умела заговаривать боль.
Во как.
И что же теперь делать?
Признаюсь, я бы с удовольствием поплавал вместе с ней. Девушка она красивая. Но большие шансы на то, что ей это не понравится. Поэтому такой вариант отменяется. Идти дальше не хочется, берега крутые и заросли травой — вылезешь из воды и будешь в грязи.
Поэтому надо ждать, пока она уйдет. И, желательно, отойти подальше в лес. Туда, откуда реки и пляжа не видно. А то можно получить репутацию человека, подсматривающего за купающимися женщинами. Такое мне точно ни к чему.
И я ушел глубже за деревья, мысленно поглядывая на часы. Долго она в воде не будет — холодно.
Минут через двадцать я снова вернулся к пляжу. К своей радости и к своему огорчению, никого на нем не обнаружил. Поэтому быстро сбросил одежду и сиганул в воду, стараясь думать не о девушках, а о предстоящей работе.
…По дороге обратно в город я внимательно посмотрел на небо. Оно не предвещало ничего хорошего. Ветер, собирались облака. Похоже, будет дождь. И сегодня, и завтра.
А дождь — это очень плохо. Самое плохое, что только может случится.
Во-первых, дождь может намочить деревянные стволы наших орудий, а сырость — источник дополнительной опасности. Насколько возрастет шанс разрыва пушки, сказать трудно, но возрастает точно. А во-вторых, в дождь у фитильных ружей и пушек осечки случались чуть ли не в половине случаев!
Если случится дождь, к тому же сильный, то можно не волноваться, что татары не нападут. Нападут, да еще как! Получить такой бонус — минус пятьдесят процентов выстрелов по тебе дорогого стоит.
Но вот радоваться, что атака состоится…
…Первым делом я потребовал лодку и отправился к руднику. Там сердце немного успокоилось — над рабочими местами Лапоть развернул парусиновые тенты, поэтому вероятный дождь заготовки и готовые пушки не намочит.
Молодец, Лапоть! Соображает в своем деле.
Пушек, кстати, за ночь было сделано четыре штуки. Вид у Лаптя и его помощников был уставший-уставший. А им еще целый день вкалывать. Нужно еще двенадцать орудий, чтобы получилось по четыре на каждую сторону.
Ну что я могу поделать! Только посочувствовать и не встречаться с их недовольными взглядами.
А еще на месте находился Семен, артиллерист. Он показал мне кожаные чехлы, которые будут надеваться на стволы после зарядки. Вместе с промасленной паклей они защитят пороховой заряд от влаги.
Значит, эта проблема исчезла. Но осталась еще одна, главная — фитили!
Что они из себя здесь представляли? Научно выражаясь, кручёный хлопок, лён или пеньку, пропитанную селитрой. На месте его казаки не делали, везли с собой, он был почти такой же драгоценностью, как порох.
Но под дождем или в сыром климате они могли запросто погаснуть.
И этот вопрос надо срочно решать.
Я вернулся в город, нашел Мещеряка (к Ермаку не пошел, решив, что вопрос не такой уж и сложный), и попросил выдать мне фитилей для экспериментов.